Снег за окном больничной палаты падал крупными хлопьями, застилая город белым саваном. Я сидела у кровати отца, чьё лицо под кислородной маской казалось восковым, чужим. Капельница мерно отсчитывала секунды, вплетаясь в тиканье часов на стене. Лера спала в углу на раскладном кресле, укутавшись в больничное одеяло. За три недели с момента смерти Ирины мы стали частыми гостями в этом корпусе, где пахло антисептиком и отчаянием.
Отец открыл глаза, его пальцы дрогнули в моей ладони. Я наклонилась, ловя хриплый шёпот:
— Мари… чемодан… под лестницей… — его веки снова сомкнулись, а на мониторе участились писки.
Медсестра, заглянувшая проверить показания, бросила сочувствующий взгляд. Я вышла в коридор, где флуоресцентные лампы гудели, как разъярённые пчёлы. Лестница в подвал была заблокирована
