Сделка с Дьяволом

Глава 2. Фамилия как проклятие

Утро началось с запаха жжёного кофе. Я лежала, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь продлить миг между сном и реальностью, где ещё не было Ирины с её кислотной улыбкой и Макса с глазами хищника. Но жизнь напомнила о себе стуком дверцы шкафа в соседней комнате — той, что раньше была кабинетом мамы. Теперь там жил он.

Я спустилась в столовую, где отец уже сидел за столом, уткнувшись в газету. Его пальцы оставляли жирные отпечатки на полях, а чашка с недопитым эспрессо дрожала от каждого движения. Ирина стояла у окна, разговаривая по телефону шёпотом, но оборвала фразу, когда я вошла.

— Доброе утро, Мариночка! — Её голос звенел фальшивой бодростью. — Максим уже в спортзале. Присоединишься?

— Нет, — пробормотала я, наливая себе сок. Апельсиновый, слишком сладкий. Мама всегда покупала грейпфрутовый.

Дверь распахнулась с грохотом. Макс вошёл, сбрасывая на пол мокрую от пота футболку. Его взгляд скользнул по моей пижаме с кроликами — подарку на шестнадцатилетие — и задержался на лице.

— Виктор Сергеевич, — он игнорировал моё присутствие, — где документы на южный участок?

Отец вздрогнул, будто его ударили током.

— В сейфе, как обычно. Ключ…

— У меня уже есть копия, — Макс достал из кармана брелок с серебряным львом — фамильным символом Кёнигсбергов. — Ирина, напомни ему о встрече в три.

Он повернулся к выходу, но я встала, опрокинув стакан.

— Ты почему не называешь его отцом?

Тишина стала густой, как сироп. Ирина замерла с ножом над маслом, отец медленно опустил газету. Макс обернулся, и в его глазах вспыхнуло что-то опасное.

— Потому что мой отец умер. — Он сделал шаг ко мне, и я отступила к холодильнику. — А этот… — он кивнул в сторону отца, — просто человек, который спит с моей матерью.

— Максим! — Ирина бросила нож на стол. Он зазвенел, упав на мрамор.

— Правда глаза колет? — Он ухмыльнулся, подбирая футболку. — Не волнуйся, Виктор Сергеевич. Я буду звать вас «папой», когда вы подпишете передачу акций.

Дверь захлопнулась. Отец встал, бормоча что-то о срочном звонке, и выбежал из комнаты. Ирина взяла мою чашку и начала мыть её с неестественной тщательностью.

— Он не хотел обидеть, — прошептала она. — После смерти отца…

— Его отец погиб в аварии, да? — спросила я, вспоминая обрывки вчерашнего разговора.

Ложка звякнула о раковину.

— Да. — Она вытерла руки, оставляя на полотенце оранжевые пятна от лака для ногтей. — И теперь Макс… он просто пытается сохранить память.

Но её глаза бегали по сторонам, как пойманные мухи.

Днём я нашла его в библиотеке. Солнечные лучи пробивались сквозь тяжёлые шторы, рисуя полосы на ковре, по которому он расхаживал, как тигр в клетке. В руках он сжимал старую книгу в кожаном переплёте — «Историю европейских династий».

— Ты знаешь, почему мы сохраняем фамилии? — Он не повернулся, но я поняла, что вопрос адресован мне. — Чтобы помнить, кто предал.

— Твой отец… — я начала, но он резко обернулся.

— Мой отец был слабаком. — Он швырнул книгу на стол. Пыль взметнулась в воздух, закружившись в луче света. — Он верил в честность, в договоры, в семейные ценности. И умер, потому что доверял. — Его пальцы вцепились в спинку кресла, будто он хотел сломать её. — А ваш отец… — он фыркнул, — он верит, что мы одна большая счастливая семья. Смешно.

Я подошла ближе, несмотря на внутренний голос, кричавший «беги». На столе лежала открытая папка с документами. Среди них мелькнула фотография — мужчина с глазами Макса, но мягкими, без этой вечной злобы.

— Он похож на тебя, — прошептала я.

Макс схватил фотографию и разорвал её пополам.

— Не смей говорить о нём! — Его дыхание стало прерывистым. — Ты не имеешь права. Твой отец украл…

— Что он украл? — Я сделала шаг вперёд. Сердце колотилось, но я не отводила взгляда. — Деньги? Землю? Или твою мать?

Он двинулся ко мне так быстро, что я не успела среагировать. Его руки схватили мои запястья, прижав к стене. Книги за спиной затрещали под нашим весом.

— Ты играешь с огнём, — прошипел он. — Твоя фамилия не защитит тебя.

— А твоя? — Я выдохнула. — Кёнигсберг. Звучит как тюрьма.

Его пальцы сжались сильнее. Боль пронзила руки, но я не закричала. Глаза Макса метали молнии, но где-то в глубине, за этой яростью, я увидела боль — настоящую, человеческую.

— Ты ничего не понимаешь, — он оттолкнул меня и вышел, хлопнув дверью так, что с полки упала фарфоровая статуэтка ангела.

Ночью я прокралась в его комнату. Луна освещала голые стены — ни фото, ни картин, только чёрный шкаф и стол с ноутбуком. В воздухе витал запах его одеколона — древесный, с горьковатым оттенком.

Я открыла верхний ящик. Под стопкой рубашек лежала записная книжка в кожаном переплёте. На первой странице — детский почерк: «Максим Кёнигсберг. 12 лет. Если найдёте, верните папе».

Страницы были исписаны датами, суммами, названиями компаний. Но среди цифр мелькали обрывки фраз: «Папа обещал взять меня на рыбалку…», «Мама опять плачет в ванной…», «Почему они перестали дружить с папой?..»

Шаги в коридоре заставили меня захлопнуть книжку. Я сунула её обратно и юркнула за штору. Дверь открылась, и в комнату вошёл Макс. Он снял рубашку, бросил её на кресло и сел за стол. Экран ноутбука осветил его лицо синим светом.

— Знаю, что ты здесь, — сказал он вдруг. — Выходи.

Я затаила дыхание. Сердце стучало так громко, что, казалось, он слышит его.

— Не заставляй меня искать.

Я вышла из-за шторы, готовая к взрыву. Но он не двинулся с места.

— Садись, — он указал на кровать.

— Я…

— Садись!

Я опустилась на край, стиснув руки на коленях. Он повернул ноутбук ко мне. На экране — сканы документов с печатями «Кёнигсберг Холдинг» и подписью моего отца.

— 2015 год. Твой отец выкупил наши земли за бесценок, пока мать клянчила у меня прощения за измену. — Он щёлкнул мышкой. — 2018. Перевод активов через офшоры. — Ещё щелчок. — 2023. Поддельные медицинские заключения о психическом состоянии моего отца.

— Не верю, — прошептала я, но фотографии на экране говорили сами за себя: отец с Ириной в ресторане за год до смерти мамы.

— Твоя фамилия построена на лжи, — он закрыл ноутбук. — А моя… — он достал из ящика нож с гравировкой «К», — это клятва.

Он провёл лезвием по ладони. Капля крови упала на стол.

— Я заберу всё. И тебя тоже.

Я выбежала, спотыкаясь о ковёр. В коридоре столкнулась с Ириной. Она стояла в ночной рубашке, смотря на капли крови на моих руках.

— Он… — начала я.

— Ложись спать, Марина, — она улыбнулась, но глаза оставались мёртвыми. — Завтра важный день.

В своей комнате я обнаружила, что кукла исчезла. На её месте лежала чёрная роза с запиской: «Кёнигсберги не прощают».