Вечерний сумрак, по зимнему особенно серый, холодный и мрачный, опустился на Тарион. Измождённое, поделённое на два, войско Ричарда брело по лесной дороге ведущей в Тильмо. Морозный ветер теребил почерневшие от крови знамёна и плащи, под сапогами и копытами мерно похрустывал снег. Командиры на лошадях зажигали факелы, украшая нетронутую человеком природу замысловатыми узорами теней голых ветвей деревьев.
Элизабет шла подле Ричарда, держа Ворона за поводья. В седле самого строптивого и быстрого скакуна замка устроился сэр Батор, совершая последний путь домой. Элизабет просто не могла оставить его на съедение воронам и волкам, не имела на то морального права. За пролетевшие, как один миг, восемь лет Батор стал ей настоящим другом и с честью достойной звания рыцаря хранил секрет королевы. Вероятно, если бы Ричард не был повержен в пучину душевных терзаний, сейчас тело доблестного Батора и лучшего друга было на Стреле, но все случилось так, а не иначе. За целый день пути король ни разу не оторвал взгляд от земли и не сказал ни единого слова Элизабет. Лицо его было полно скорби и печали, а из груди периодически вырывался тоскливый стон.
Элизабет не пыталась завести разговор, сейчас любые попытки объясниться или вразумить были бы тщетны. Она понимала острую необходимость Ричарда побыть наедине со своими мыслями, но от этого осознания не становилось легче. Молчание резало слух хлеще пещерной фурии, а от удрученного вида супруга сердце сжималось в груди.
Весь путь Элизабет слышала перешептывания солдат за спиной, они были не злыми, не добрыми , просто обсуждения. Произошедшее близь Улеса, прямо на их глазах, шокировало мужей Тариона, но не озлобило. Видимо чудесное спасение накладывало определенный отпечаток на их суждение.
Остатки армии вышли на опушку леса когда уже окончательно стемнело, а время близилось к полуночи. Впереди виднелся темный силуэт ворот Тильмо, а дорога пролегала мимо родного сердцу холмика. Избушку по-прежнему скрывало заклятие, но ее очертания выдавал выпавший снег, подчёркивая не идеальность магии. На покатую, заснеженную крышу спикировал Люцифер, смахивая с края не большой сугроб, и жалобно прокричал. Этот крик все без исключения услышали одинаково, но лишь Элизабет поняла его значение. Внутри что-то ёкнуло и в секундном порыве захотелось вернуть ту давнюю, беззаботную жизнь, но в памяти всплыло жизнерадостное лицо Тревора с румяными от мороза щеками и наваждение исчезло, растворилось в омуте материнской любви. Только сейчас Элизабет в серьез задумалась о поступке Катерины, о ее рвении к жизни и беспокойстве о семье. А смогла бы она – Элизабет поступить так же? Осмелилась оставить после себя человека, который смог заменить ее ради душевного спокойствия сына? Ответ был – да, разумеется, конечно. Все что угодно лишь бы ребенок не познал горечь утраты.
Но увы, судьба не часто преподносит нам столь щедрый подарок в виде выбора, зачастую все предрешено без нашего ведома и, уж тем более, согласия. Судьбе не нужны наши одобрения, чтобы отвести стрелу выпущенную врагом, или напротив, направить ее точно в сердце. Судьба линейна, а решение, принятое человеком на жизненном распутье, уже давным-давно принято.
Элизабет проводила взглядом призрачную хижину, под восторженные реплики солдат. Люцифер сорвался с крыши и вновь взмыл в небо, так и не дождавшись, что Элизабет свернёт с дороги, поднимется на холм и навсегда останется с ним в родной хибаре.
На подходе к городу ворота с шумным бренчаньем массивных цепей уехали вверх, навстречу выехал граф Моро с подкреплением, необходимость которого уже иссякла.
– Стой! – Прокричал граф смешиваясь. Лицо его было крайне обеспокоенным и взволнованным. – Ваше величество, с вами все в порядке?
Ричард посмотрел на него как на пустое место, дёрнул поводья и безликим призраком проплыл мимо, солдаты потянулись вслед за ним.
– Ваше величество!? Ричард!? Он пострадал? Его ранили? – Спросил граф уже у остановившейся рядом Элизабет.
– Да, он ранен, но дело не в этом, – она подняла глаза полные слез, губы дрогнули от сдержанного всхлипа.
– Дитя… – с сочувствием произнес Моро уже понимая, в чем причина странного поведения короля, – ты должна была ожидать подобного исхода.
– Знаю, но разве осознание падения смягчает боль? Мне так не кажется, по крайней мере теперь. Я сделала это ради него, спасла от гибели, а он… – Элизабет замолчала, чтобы не расплакаться. С каждым словом ком обиды в груди становился только больше.
– Ты поступила храбро, но чтобы пережить последствия храбрости нужно вдвое больше. Он одумается, я уверен. Ричард всегда был разумным мальчиком, только бы он не успел наделать глупостей раньше.
– Я не отступлюсь. Может я и не Катерина, но люблю его всем сердцем и все ещё остаюсь его женой и матерью его ребенка.
– Я поговорю с ним, по возвращению в замок, попробую вразумить и наставить на путь истинный, но… – Моро не успел договорить, Элизабет шагнула вперёд и заключила его в объятия. Ей было плевать на этикет и изумлённых солдат, сейчас необходимость поддержки была куда нужнее и важнее. Моро поначалу опешил от этого жеста, но все же не остался к нему равнодушным. Его черствое сердце дрогнуло и он в ответ, неловко и топорно приобнял ведьму одной рукой. – Все обойдется, дитя.
– Кхм… Ваше величество, Граф, – рядом возник мужчина. Его доспехи слегка отличались от солдатских, а на более вытянутом шлеме торчали несколько бирюзовых перьев, – король не дал нам никаких указаний, мы возвращаемся в замок?
– Нет, – отстраняясь от Моро и смущённо отводя заплаканное лицо сказала Элизабет, – необходимо должным образом проводить павших в последний путь, не гоже чтобы ими лакомились животные. Так же не в последнюю очередь необходимо проследить, чтобы северяне покинули Тарион. Поставьте на границе несколько отрядов.
– Г-граф? – Мужчина в замешательстве перевел взгляд на Моро.
– Выполняйте командир, я согласен с каждым словом королевы. Думаю я избавлю вас от своего присутствия, мне необходимо вернуться в замок.
– Есть. За мной! – прокричал командир и солдаты ровным строем стали вытекать из ворот.
– Спасибо, – робко сказала Элизабет.
– Полно вам, вы же не думали, что я оставлю вас в этот трудный час и не сочту правильным проводить нашего доблестного друга в последний путь?
Элизабет с тоской взглянула на тело Батора, и ей стало так стыдно, что сейчас она не может горевать о его утрате, как должно, как он того заслужил.
Моро подозвал одного из придворных ведьмаков и дал указания, после чего они с Элизабет продолжили путь в замок. Ричарда и солдат нагнали быстро, граф занял позицию справа от короля и тут же надел маску безразличия и неосведомленности, Элизабет пристроилась слева. Ричард бросил один равнодушный взгляд в ее сторону снова поник головой, оставшийся путь они прошли в молчании.
В замок пришли на рассвете, когда первые лучи солнца только начали борьбу с тяжёлыми, серыми тучами. Часовой на вышке три раза дунул в рог и его тут же подхватили другие, воздух заполнил глубокий, утробный вой, оповещающий о прибытии короля. Стальные ворота уползли вверх, а на вымощенной камнем площади перед замком замаячили люди.
Ричард спешился и направился к постаменту, на котором по традиции уходящей к праотцам, он приклонял колено статуе грифона перед каждым походом. Народ ликовал встречая короля, только вот продолжалось веселье не долго.
Элизабет увидела как из замка выбегает малыш Тревор в шубке, надетой прямо поверх исподнего, и меховых сапожках. Вслед за ним шел Вильям и бежала нянечка Карин, которая видимо не смогла удержать непоседу и сейчас пыталась его поймать. Мальчуган протиснулся через толпу и побежал прямо к Ричарду. Он вцепился в ноги отца, прижимаясь к холодному металлу доспехов и совсем не замечая его безразличия и уныния.
– Отец! Я так скучал. Ты всех победил? Враг повержен? Ты не ранен? – Тараторил мальчишка, а ответом ему была тишина.
Ричард отпихнул мальчика и взошел на округлое, каменное возвышение. Тревор смотрел на него не понимающими, обиженными глазами. Он так ждал возвращения родителей, так переживал, а отец не подхватил его на руки, не прижал к себе и даже не потрепал по волосам, как обычно делал.
Элизабет подошла и опустившись на колени обняла сына.
– Все в порядке, не переживай, – солгала она.
– Слушайте все. Скупгардцы ушли с наших земель, мы победили. Известная всем вам как «королева Катерина», дочь Бергского барона Витольда Фон Рихтера спасла всех нас героически выступив против врага, – толпа взорвалась радостными выкликами и рукоплесканием. Ричард потоптался на месте, ссутуленный, усталый и поникший. Левая рука по прежнему неподвижно висела вдоль тела. Он оглянулся на Элизабет, осмотрел ее и Тревора с невыносимой тоской в глазах, готовясь озвучить слова, которые застревали в горле. Толпа смолкла и Ричард почти стыдливо, но твердо отведя взгляд, продолжил, – чем и раскрыла свою страшную тайну. Та, кого на протяжение многих лет вы называли королевой, а я супругой, ты матерью, – он посмотрел на ничего не понимающего Вильяма, стоявшего в первых рядах, – на самом деле ведьма по имени Элизабет.
Площадь заполонил недоуменный, местами возмущенный гомон людей.
– Мама, что происходит? – Спросил Тревор. Голос дрожал, он готов был заплакать, но держался изо всех сил, ведь отец всегда говорил ему, что настоящий мужчина никогда не плачет.
Элизабет не ответила, лишь крепче прижала мальчика к себе, колючий ком нарастал в груди не позволяя вымолвить и слова.
– Ваше величество, может не стоит? – В пол тона сказал подошедший Моро. – Не стоит делать того, что не сможете изменить, и о чем возможно будете жалеть после.
Ричард ответил упрямым взглядом, говорящим о его правоте. Ощущение, что он идёт по самому краю, и вот-вот сорвётся в пропасть, из которой ему никогда не выбраться, было, но в то же время было и обострённое чувство справедливости и чести. Разве король может простить обман такого размаха? Какой же он-Ричард будет после этого король, если спустит это с рук и все простит?
– Стража, – произнес Ричард без всякого энтузиазма. Если это справедливость, то почему слова царапали горло и обжигали язык, оставляя привкус предательства во рту? – я приказываю взять под стражу ведьму Элизабет, именуемую себя как королева Катерина, за предательство трона и измену государству Тарион.
Толпа изумлённо ахнула и замерла. На площади воцарилась оглушительная тишина.
– Папа, – пискнул, уже рыдающий на груди Элизабет, Тревор.
– Отец! – Вдруг воскликнул Вильям выступая вперёд. – Что ты делаешь? Это ведь мама, ты что не видишь? Она никакая не ведьма.
– Не вмешивайся, сын, ты не знаешь о чем говоришь, – печально ответил Ричард, и уже более требовательно, – Стража!
Несколько стражников робко двинулись к Элизабет, стыдливо отводя взгляд.
– Стойте! – Прокричал Вильям и кинулся наперерез стражникам, закрывая собой Элизабет. Стража остановилась. – Я не позволю забрать маму. Не знаю что произошло там, на поле боя, но она не в чем не виновата. Это же мама, с ней мы гуляли в саду, собирали цветы и ели фрукты прямо с деревьев, она читала мне сказки на ночь и успокаивала после кошмаров, она научила меня ладить с животными. Я не позволю… – Ричард оборвал его пламенную речь звонкой пощечиной. Вильям покачнулся, ухватился за щеку. Это был первый и единственный раз когда отец ударил его, и от того было только больнее.
– Я король, и мое слово закон, – гневно прорычал Ричард, хотя поступок напугал его самого.
– Вильям, – Элизабет поднялась на ноги, отстраняя Тревора, – не перечь отцу, пожалуйста, сделай так как он хочет.
– Но… – Элизабет положила пальцы на губы парня, прерывая его, затем нежно провела по лицо ладонью, запустила руку в волосы. С теплом и любовью посмотрела ему в глаза.
– Ты такой взрослый, почти мужчина. Я горжусь тобой. Пожалуйста, уведи брата, я не хочу, чтобы он это видел.
– Мама… – по щеке принца скользнула слеза, которую Элизабет тут же смахнула.
– Не спорь, прошу.
Вильям постоял ещё несколько секунд раздумывая, затем взял маленького Тревора за руку и повел прочь, через расступающуюся толпу зевак.
Ричард бросил злобный взгляд на стражников и те вновь направились к Элизабет. Она не сопротивлялась, шла с гордо поднятой головой и идеальной осанкой, как когда-то учила ее Катерина.
– Я все равно люблю тебя, и буду любить не смотря ни на что…
Ричард не осмелился посмотреть на нее, боялся показать слабость и малодушие. Где-то в глубине души он уже жалел о всем сказанном, и сделанном. Но горький привкус ошибки, был не столь отчетлив, чтобы попытаться всё исправить, пока.
Люцифер, все это время наблюдавший за происходящим с высоты, спустился на землю, обратился котом и последовал за Элизабет по пятам. Гнев и злость переполняли его сейчас. Скольких сил ему стоило, чтобы сдержать свои чувства, не обратиться во что-нибудь большое и смертоносное, и не порвать всех, кто пытается причинить зло Элизабет. Пожалу начать ему хотелось с того, кого он спас, с Ричарда. Но желание Элизабет противоречило этому поступку, поэтому оборотень мог лишь мечтать об этом, запирая злобу глубоко внутри себя.
– Ваше величество, – робко начал граф, тщательно подбирая слова, – вам известна мера наказания за выдвинутые обвинения против королевы?
– Хорошо известны – смертная казнь, – ответил Ричард не поднимая глаз, под которыми уже зрели синяки от усталости и стресса. Сейчас он выглядел жалким: ссутуленный, слабый, из него будто выпустили весь воздух.
– Пока есть время, обдумайте хорошо свое решение. Возможно окажется, что вы совершаете огромную ошибку.
– Скажите, Моро, – Ричард оторвал таки взгляд от каменистой мостовой, посмотрел прямо в глаза графу, – вы знали?
– Я не понимаю о чем речь. Знал что?
– Что королева не настоящая. Что маску… – он ненадолго задумался, – лицо моей любимой, покойной жены носит ведьма.
Моро на мгновение замялся, но не отвел взгляд. Ему хотелось прокричать: «Да! Я все знал и счёл это правильным, для вашего душевного покоя!», но секундный порыв сменил голос разума и разумеется он так не поступил. Подобный ответ привел бы его в соседнюю с Элизабет камеру, а этого ему явно не хотелось, да и проку от такой жертвы нет.
– Нет, я не был осведомлен.
– Ладно, это все равно ничего бы не изменило, – удрученно выдохнул Ричард. – Распорядитель о подготовке к похоронам, необходимо со всеми должными почестями проводить моего друга. Надеюсь он простит мне то, что я бросил его на поле боя. Когда все будет готово, дайте знать, я буду в кабинете, – и Ричард побрел в замок.
К тому времени зеваки почти разошлись, лишь Мари одиноко стояла на площади. Она не плакала, не билась в истерике и не кричала от горя, лишь смотрела пустым взглядом на неподвижное тело мужа, висящие на коне. Ричард остановился возле нее, лишь на несколько мгновений и сказал только одно:
– Прости, что не уберёг его, – и побрел дальше, упиваться своим горем.
В подземных тюрьмах замка Элизабет не бывала никогда, не было на то никакой необходимости, и уж никак не желала оказаться в них в качестве узника. Камеры, с решетками изъеденными ржавчиной, пустовали. За восемь лет жизни в замке она не могла вспомнить случая, когда бы Ричард осудил кого-либо. Городской суд занимался преступниками города, и лишь изредка заручался помощью короля для вынесения приговора, но те узники томились в городской тюрьме.
Элизабет завели в первую же камеру, что располагалась прямо напротив стола тюремщика. Стража виновато заперла металлическую дверь и понурив головы удалилась. Тюремщик отсутствовал на своем месте, оно и понятно почему, но на столе блекло горела керосиновая лампа, единственный источник света в темном, сыром подземелье.
Элизабет осмотрела свое новое пристанище: стены с единственным, крошечным, зарешеченным оконцем; грязное тряпье на полу, как подобие кровати и нужник в виде дыры в полу прикрытый широкой, поточенной крысами доской.
Сейчас ее ничего не смущало. На душе было столь гадко, что не хотелось жить. Она присела на тряпки, подобрав колени и сложив на них руки и погрузилась в мысли. Даже не сразу заметила присутствие Люцифера, протиснувшего кошачье тельце меж решёток.
Он сел неподалеку, задумчиво уставив жёлтые глаза в оконце, через которое пробивался свежий, морозный воздух и долго молчал. Ему хотелось сейчас только одного, отговорить Элизабет, убедить, что необходимо бежать отсюда куда подальше не оглядываясь, но он просто не мог найти подходящих слов. Влюбленного человека тяжело вразумить, любовь пьянит и толкает на безрассудные поступки пуще любого вина. Люцифер понимал это, как никто другой.
– Не оставляй меня… – с мольбой произнес оборотень. Слова сорвались сами собой в период глубоких раздумий.
– Люцик, я… – подобие улыбки озарило ее лицо, – я не смогу жить без него, без его любви, тепла. Не представляю как это возможно.
– А я без тебя, – тихо ответил кот.
– Не говори глупостей, у тебя вся жизнь впереди на бескрайних просторах полей и лесов. Когда-нибудь ты найдешь себе крольчиху, волчицу, медведицу или милую лань, – Элизабет мечтательно подняла взгляд к темному потолку, – и навсегда застынешь в этом облике.
– Я уже нашел, – он тяжело вздохнул решаясь закончить мысль, – но я никогда не смогу обратиться человеком.
Элизабет не сразу поняла о чем речь, но после пришло осознание, а вместе с ним чувство вины и невыносимая печаль. Только сейчас она осознала, что не чувство благодарности вело Люцифера за ней, совсем не оно.
– Когда я уходил в лес, чтобы поохотиться, я много раз пробовал обратиться человеком. Каждый раз это было весьма болезненно, в прочем ты знаешь как проходит трансформация. Всегда был один и тот же итог – неудача. Мне подвластен любой вид на земле, который я видел своими глазами, но не люди, так уж я устроен.
Элизабет взяла Люцифера на руки, заключила в объятия. Слова были лишними. Она тоже любила Люцифера, но как друга, и даже если бы ему удалось обратиться человеком, это ничего не изменило. Она не хотела делать ему больно, не хотела отбирать мечту, поэтому промолчал.
Люцифер мерно мурчал в ее объятиях и Элизабет уснула, думая о том, как причиняет боль тем, кого любит.