Орк и эльф

Глава 17. Что было с Глоссэ

Глоссэ стоял на границе с оставленными местами, долго и с волнением вглядываясь в заросли. Если повезет, уже через пару часов ходьбы он встретит первый сторожевой пост и увидит сородичей; но пока стоило отыскать надежное место для их драгоценностей. Несмотря ни на что, в сородичах он не сомневался и знал, что его после долгого отсутствия наверняка и обыщут, и расспросят обо всем. Поэтому, оглядевшись, он выбрал небольшой, но приметный из-за скрученных ветвей клен, подле которого лежал крупный камень, и принялся копать яму подле него, стараясь на совесть. Когда он стер руки об импровизированную лопату из палки и куска коры, а яма едва не доходила ему до бедер, сверток с золотом был похоронен на ее дне, а затем засыпан землей, утрамбован и закрыт булыжником, сдвинуть который с места оказалось в одиночку довольно трудно. Раньше Глоссэ бросил бы это дело и возненавидел бы себя за слабость, но тут на ум ему быстро пришло воспользоваться толстой палкой как рычагом, после чего крупный обломок скалы был водружен над ямой. Закончив дело, он лег отдыхать тут же, на поляне, заодно прикончив последний кусок хлеба. Конечно, был риск, что тут его найдут — но ведь найдут свои же.

Однако за те два с небольшим года, что он с Бургуулом провел вне родного леса, охрана границ строже явно не стала, и он довольно долго беспрепятственно шел вглубь. Успел даже выйти на тропу, что вела к их селению и дворцу их владыки. В груди как-то тоскливо заныло, и он понял, что возвращаться скорее грустно, да и не так уж хочется — разве что чтобы повидать мать... Нехорошее предчувствие не обмануло. Скоро его окликнули, и он увидел наведенный на себя лук и кончик стрелы, а потому тут же поднял руки, показывая мирность своих намерений.

— Стой на месте! Кто ты? Назови себя!

Перед ним на тропу выскочили двое эльфов-стражников. Одного он знал, но формально его все же досмотрели и, не найдя ничего, кроме лука и меча, отпустили.

— Это Глоссэ, сын Менельдира. Ты что, забыл меня? — с упреком бросил он одному из стражей.

— Помню, но... Как же ты... Я думал, тебя давно съели орки!

— Как видишь, нет, друг, — с улыбкой ответил он.

— Ты же пропал год назад? Или два? В любом случае, прости. Времена приходят опасные, кругом много врагов, могут быть среди них лазутчики, что угрожают нашему процветанию и богатству, а потому я все равно должен буду тебя проводить к владыке и начальнику стражи.

— Хорошо, — кивнул он. — О моем коне только позаботься.

По пути они обменивались удивленными взглядами и с любопытством осматривали его.

— Вся одежда на тебе не наша. И этот меч...

— Я пришел с караваном с юга.

— И конь оттуда же? Он хорош. Да и ты поменялся. Ладно, махнул рукой страж, — вот и пришли.

Перед ними возвышался заросший травой старый частокол. По условному свисту дверь отворили, и процессия из трех эльфов и южного скакуна проникла внутрь. Глоссэ осматривался: он успел забыть, как, по сути, бедно и бесприютно они жили, и теперь только удивлялся.

Где-то были помосты и площадки на деревьях, но больше — землянки, поросшие травой и походившие на звериные берлоги. И сам дворец со стороны был не виден. Устроен он был в холме, склоны его тоже густо поросли травой, а если и были в них когда-то окна, то теперь, затянутые вьюнком, они совершенно скрылись с глаз. Вход, единственные ворота, и те казались узкими, а кладка стены грубой. Глоссэ вошел, сопровождаемый по обе стороны, и был передан на руки дворцовой страже. Внутри дворца было хитросплетение низких ходов в земле: кое-где своды их осыпались, а корни деревьев и кустов прорастали вниз. Тут стояла прохлада и полная темнота, и лишь в верхних залах кое-где проникал через отверстия в сводах свет, в котором танцевали золотистые пылинки. После пышной южной природы и несметно богатых южных дворцов всё кругом казалось бедным и грязным, камни — грубо обтесанными, гобелены выцветшими и ветхими. Наверху, однако, стало светлее и теплей. Глоссэ провели к трону, и он увидел, как свысока взирает на него их владыка — высокий и статный эльф в длинных одеждах. Перстни на его руках сияли, как и ожерелье на его шее. Под его взглядом Глоссэ ощутил себя как никогда прежним испуганным и несмелым эльфом, каким покинул эти места. Он ответил прямым взором, осмелившись даже улыбнуться. Владыка остался холоден. Он проницательно оглядел его, но увиденное ему, похоже, не понравилось.

— Как же вышло, что ты выжил? Тогда на границах бродили орки...

— Они оказались добрее, чем я полагал.

— Быть того не может. Полагаю, они обращались с тобой ужасно, но разум твой милосердно стер это из твоей памяти.

— Вовсе нет, я вполне уверен, — Глоссэ бросился возражать ему, но тут же по сурово сдвинутым в ответ бровям сообразил, что совершает редкостную дерзость. — Точнее... Простите, — запутался он.

— Хорошо. Но сейчас ты здесь, а не с ними, значит,тебе удалось сбежать?

— Н-не совсем. Точнее, я ушел от них миром.

— Ты поклялся служить их грязному племени? — взор владыки метал молнии.

— Вовсе нет! С чего вы...

Но договорить ему не позволили: по одному взмаху руки два стража вывели его прочь.

— Прости, друг, но владыка с чего-то сильно на тебя взъярился.

Глоссэ опустил голову. Он и сам понял, что нужно было вести себя потише и уж лучше солгать, чем неявно признатьс яв том, что стал считать орков или хотя бы одного орка — своим другом. Глупо.

Он оказался в темнице, которая явно не была к тому приспособлена и более походила на чулан, судя по валявшемуся там в углу большой кучей хламу. Глоссэ присел на край плетеного короба. Меч и прочее оружие у него отняли, не считая ножика, который не заметили, и он остался один.

"Даже не успел увидеться с матерью", — пожалел он и подергал ручку двери — естественно, безуспешно; эльфы хоть и отличались небрежностью и рассеянностью, запирать пленников пока что не прекратили. Он устроился на коробах поудобнее и задремал: там было тесно, и он поджал ноги. Ближе к вечеру, судя по сумеркам, его разбудил стук.

— Сынок!

Он вскочил, подзывая мать. Эльф-стражник был так любезен, что впустил её к нему и дал им увидеться, и сам вышел. Они горячо обнялись, и она заплакала.

— Ну, хватит, хватит, — Глоссэ смущенно утирал её слезы. — Я вернулся и я жив.

— Но ты водил дружбу с орками!

Она всмотрелась в его лицо так взволнованно, будто боялась, что её сын сам стал орком.

— Ты мог заразиться частью их искажения.

— Успокойся, нет. Напротив, мне помогли, и я повидал много новых мест.

— Владыка считает, что ты сбежал самовольно, ради желания развлекаться.

— Но это не так. А если и так, что в том плохого?

Он чуть было не проговорился. что вернулся не с пустыми руками, но потом вспомнил про их с Бургуулом уговор и замолчал — отдал только то золото, что ему заплатили как плату в сопровождении каравана.

— Как ты можешь так говорить! Ты же клялся ему в верности!

Глоссэ потупил взор. Спорить с матерью ему хотелось ещё меньше.

— Но главное что ты жив и, мне кажется, если и поменялся, то в лучшую сторону.

Он подхватил мать на руки и немного покружил по тесной каморке. Она, опомнившись, протянула ему питья и еды, которые принесла с собой; затем заглянул стражник, объявивший, что скоро смена караула, и задерживаться тут не следует, чтоб не попасть на глаза главному стражнику. Пришлось расстаться, и ночь Глоссэ провел в одиночестве, не считая нескольких мышей, которые, не прельстившись старым хламом, тоже скоро убежали. Оставалось снова корить себя за то, что не нашел подход к владыке. Впрочем, он помнил, что владыка вспыльчив, но отходчив, и наверняка скоро вызовет его на повторный вопрос.

Так и случилось: на другой день его снова повели наверх, и Глоссэ мог в этот раз похвалить себя за проницательность. Теперь их беседа проходила более приватно. В небольших покоях стоял стол, два резных стула, а на столе даже стоял кувшин с водой и бутыль с вином, а кроме них фрукты и два стакана. Глоссэ присел несмело. Холодный взгляд владыки сменился не более теплым, но более заинтересованным.

— В прошлый раз мы прервались, — кивнул ему знатный эльф.

"Как будто это произошло не из-за истерики вашего величества", — ехидно подумал Глоссэ, но вслух не сказал ничего.

— Итак, ты ушел самовольно, чтобы предаваться безделью, чтобы связаться с людьми или, хуже того, орками, а ведь подобные походы на сторону могут принести печальные плоды. нет ничего хуже смешения рас, и...

Тон владыки был скорбен, глаза, лазоревые, как небо в ясный день, полны слез, но Глоссэ теперь относился к ним куда скептичнее, и они казались ему лишними и немного фальшивыми, если честно.

— Прошу прощения, что вынужден вас прервать, владыка, но это не так. Меня похитили.

— А потом отпустили? Не слишком-то похоже на орков. И ты, посмотрим правде в глаза, не похож на того, кто терпел истязания у них в плену.

— Да, они оказались ко мне на редкость добры, и я даже... — Тут Глоссэ замолчал, сообразив, что чуть не выдал свою дружбу с Бургуулом вторично. "Дурак!" — выругался мысленно он и прикусил язык.

— Оказались добры? — эльфийский владыка мелодично расхохотался. — Ты определенно совсем не умеешь лгать! Орки — оказались добры, ну надо же, а! Всем известно, что эти грязные и злобные создания только того и жаждут, чтобы опорочить эльфов, выместить на них свою злость, отыграться, и если только не съедают сразу, то первым делом делают эльфов своими слугами, а то и вовсе используют способом настолько низким, что я тебе, как эльфу юному, поведать не могу, дабы не искушать твою невинность. Так что признайся, Глоссэ, что ты мне лжёшь, и что ты сбежал к людям, чтобы заняться каким-нибудь непотребным, недостойным эльфа делом — к примеру, грязным ремеслом башмачника, гончара или кузнеца. Ты начал желать денег, богатства, страшно сказать, решил взять за себя какую-нибудь человеческую деву...

Его владыка величаво и скорбно покачал головой. Блики от сапфиров и рубинов в его оплечье играли на его бледной коже. Глоссэ был полон желания разубедить своего владыку в том, что все не так, но внезапно понял, что любые попытки поведать о своих приключениях будут встречены так же — то есть, насмешками. И он покорно замолчал, вздохнув, после чего решил признаться в том, в чем не был виновен:

— Вы правы, владыка, — послушно кивнул он. — Ваша проницательность... От нее никуда не деться.

На тонких губах эльфийского владыки заиграла самодовольная улыбка. Глоссэ польстил ему, и это его спасло —  но лишь на время.

— Как видишь, ни единое движение мысли в умах моих подданных от меня не скроется, — ответил он. — Но ты, я надеюсь, увидел, сколь люди жадны и грязны, сколь отвратительны орки, сколь безрадостно живут прочие народы. и вернулся к нам, понимая, что лишь в родном лесу обретешь свое счастье?

Глоссэ кивнул, и владыка обнял его коротко и крепко, сказав: "С возвращением!" — после чего отпустил, напутствовав впредь служить верно.

Он вернулся вниз, и стражи отдали ему меч и другое оружие. Новую ночь он провел в карауле; поскольку о строгой дисциплине не шло и речи, он прекрасно выспался, хотя, надо признать, деревянный помост на дереве теперь казался ему больше похожим на куриный насест, доски — жесткими, а сами палаты, где жили эльфы-стражники — голыми и бесприютными на вид. Он уже скучал по Бургуулу, по свободной жизни, по разговорам с ним и по их прогулкам. Но зато теперь к нему, овладевшему мечом, никто не смел подступиться, и Глоссэ тренировался с лучшими мастерами их народа, которые хвалили его. В действительности оставаться тут надолго он не хотел и день ото дня собирался последний раз побеседовать с матерью, как-нибудь открыться ей, а потом уйти, чтобы любой ценой отыскать Бургуула, но один случай погубил эту надежду.

Началось с того, что Глоссэ поставили тренировать нескольких стражников помоложе и без особого опыта битвы на мечах. Он учил их, натаскивал, и невольно проговорился.

— Где ты научился так мастерски драться, Глоссэ? — спросил один из эльфов помоложе. — В твоих путешествиях? Расскажи, где ты был?

— Да. Я сперва отправился с кланом орков на север, но там зима показалась мне чересчур суровой, и мы отправились на юг...

— Кто "мы"?

— Я и еще один орк. А там после многих других интересных штук нанялись охранять охранять караван, идущий обратно в наши родные места. Там-то мне и встретилась пара южан, настоящих мастеров боя, и они учили меня, когда выдавалось время.

Эльфы слушали его, открыв рот, но постепенно слухи о дружбе с орками все же достигли не тех ушей, что нужно, и Глоссэ крепко досталось от начальника стражи, а после довелось вновь встретиться со своим владыкой.

Он предстал перед знатным эльфом вновь, и в этот раз тот был куда менее падок на лесть.

— Ты упорствуешь в своем заблуждении, Глоссэ, что весьма огорчительно для меня.

— П-простите, владыка?

— Распространяешь слухи о том, что возможна дружба меж орком и эльфом.

— Вовсе нет.

— Не отнекивайся,  — и по Глоссэ прошелся его внимательный взгляд. Неизвестно, что увидел владыка — то ли отблеск желания в его глазах, то ли пару отметин от клыков орка на его шее, но только увиденное его владыке не понравилось совсем.

— Признайся откровенно... Ты отдавался орку? Это омерзительно для эльфа и низко. Ты находишься во власти искажения, Глоссэ. И несешь его остальным. А этого я, уж прости, допустить не могу.

Владыка отвернулся, будто пряча слезы, а потом махнул рукой страже вновь:

 — В темницу его. Быстро!