Орк и эльф

Глава 19. Сын короля

У Глоссэ внутри всё похолодело. Его схватили и повели обратно, и вот он снова стоял на коленях пред троном правителя лесных эльфов, склонив голову. Сейчас раздастся смертельный приговор; какая-то часть его разума сопротивлялась и верила, что, быть может, вместо него последует изгнание. Другая его часть, менее оптимистично настроенная, повторяла: "Нет же, нет. Тебя скормят заживо тому монстру. И уж по крайней мере снова запрут там". Если разобраться, винить было некого, кроме себя: надо было переждать там, в подземельях, быть осторожнее, перетерпеть, провести там хотя бы с месяц — тогда стража думала бы, что он давно погиб, остальные — тоже. Эти мысли так разволновали его, что окружающие события пронеслись словно в тумане. Да, его вели вниз, но в этот раз он оказался при каких-то богатых покоях, причем совсем недалеко. И когда он поднял голову, то увидел, что владыка последовал за ним.

— Ты удивлен, что тебя не казнили? — вкрадчиво начал он.

Глоссэ кивнул; он устал и чувствовал равнодушие ко всему, но потом вспомнил, как король эльфов отреагировал на лесть, и добавил:

— Благодарю за ваше безграничное милосердие, владыка.

— Как я и говорил, мне жаль тебя, Глоссэ. Но ты запятнал себя той страстью.

Глоссэ уже было хотел ответить: "Я не далее, как накануне видел, что ваше величество оказывает знаки внимания девушкам на кухне, зажимая их в углу с намерениями далеко не невинными, и если бы не вмешательство крысы, точнее, пущенного мной камня..." — но владыка вдруг взглянул на него заинтересованно, почти жадно, и без прежнего непримиримого и ожесточенного выражения.

— Ты многое видел и много где побывал, и успел убедиться, что нигде жизнь и вполовину не столь прекрасна, как здесь, в этом краю.

— Тем, кому по душе уединение. Но вы лишаете свой народ выбора. Знаний, наконец. Все живут по-разному, но мало кто — в такой глуши и настолько бедно.

— Бедность нужна для смирения!

Глоссэ ожидал очередного всплеска гнева, но знатный эльф совладал с собой и вновь улыбнулся вполне благосклонно. И обнял Глоссэ за плечо, продвинувшись. А потом плеснул ему вина в хрустальный бокал.

"Себя вы не очень-то стремитесь смирять бедностью и умеренностью в питье", — подумал Глоссэ. И правда, как он раньше не замечал того, что говорил ему Бургуул? Все правители одинаковы.

— Так что же? Что ты такого там повидал? Как живут орки? В разнузданном разврате, я полагаю? — вывел его из оцепенения вопрос владыки.

— Не больше, чем другие. Вы и сами, как я видел, уделяете временами внимание незамужним девам... Даже излишнее... Совращаете их.

Выпалив это, Глоссэ ожидал приступа ярости, но его не случилось. И наоборот, тонкие гордо поджатые губы владыки тронула усмешка.

— Положим. Разве не честь отдаться королю, Глоссэ?

— Но ведь...

— Я ведь не то, что какой-то неотесанный орк или человек. Орки рождаются из грязи, как известно.

— У них есть жены, дети, как и у людей с эльфами.

— Правда? Позволь тебе не поверить. Ты думаешь, я не знаю, что они делают с такими, как ты, невинными и хорошенькими эльфами? Для чего они их похищают? Не ради работы, а ради того, чтобы потешить себя, — тут эльфийский владыка понизил голос, — поведай, Глоссэ, что они делали с тобой. Тебя принудили силой, избивали, а после ты согласился отдаться какому-то грязному огромному орку, лишь бы страдания прекратились. Так ведь, Глоссэ? Я угадал?

Бедный эльф уже не знал, куда деться от смущения и что сказать, чтобы не злить своего владыку: все же в его душе ещё жило уважение перед старшим эльфом. Он еле заметно кивнул.

— Вот видишь! — продолжил старший эльф. — Никогда не они своему владыке. Что они делали с тобой? Грубо принуждали к близости? Может быть, избивали?

— Да нет же, со мной обращались сносно, кормили, и...

— Но все же с невинностью ты расстался. Я вижу это, Глоссэ. Ты стал иным. Лишился... Прежней нежности.

Глоссэ не слишком рад был признаваться, и лгать тоже, но признаваться в том, что отдавался орку по доброй воле и, страшно сказать, полюбил его? Немыслимо. А владыка явно клонил к тому. И Глоссэ еле заметно отрицательно помотал головой.

— Нет? Я хочу проверить. У тебя на теле остались шрамы после орочьего плена? Позволь взглянуть.

Возразить этой мягкой просьбе не вышло, потому что сразу после нее из-за трона владыки вышло двое стражей: к удивлению эльфа, они были из смертного племени, не эльфы. Его крепко схватили за руки и принудили раздеться. Скоро он лежал полуобнажённым, а прекрасное, но холодное лицо владыки склонялось над ним — но этого Глоссэ не видел, поскольку лежал на животе. Один страж держал его за руки, второй за ноги.

— Твоя спина гладкая, не считая пары царапин, которые никак нельзя принять за следы плети. Глоссэ! Неужели ты ушел ради того, чтобы отдаваться оркам по доброй воле? Ты понимаешь, как низко пал? Мне больно от этого. И ещё больнее — от того, что ты лгал мне по поводу своей невинности.

Ладонью владыка небрежно хлестнул его по ягодицам.

— Откройся и расслабь мышцы. Я должен проверить, девственен ли ты.

— Но...

Возражения и попытки вырваться наткнулись на ответную силу. Меж ягодиц ко входу в его тело проскольщили два пальца и грубо втолкнулись в него. Несмотря на то, что мышцы Глоссэ тут же рефлекторно сжал, они преодолели их сопротивление легко, и понять, что ему приходилось впускать в себя орочий член, можно было легко. За этим последовал ещё один хлесткий удар по ягодицам, заставлявший кровь приливать к ним, ещё больше возбуждая, пусть и против воли. Вдобавок пусть движения и были грубыми, два пальца толкнулись глубоко, точно нажимая на чувствительный бугорок внутри, из-за чего из горла Глоссэ поневоле вырвался чувственный стон.

— Больно, пустите!

— Грязный и развратный. Только посмотри на себя. Мне больно от того, насколько ты разочаровал меня.

— Вам стоит только отдать приказ — и вы никогда больше меня не увидите.

— Но я не собираюсь тебя отпускать.

— Почему, Владыка? — тут Глоссэ не сдержал удивления.

Конечно, тот все ещё мог объявить, что намерен казнить его — но шестое чувство подсказывало Глоссэ, что этого не произойдет, пусть эльфийский король и отличался взбалмошным нравом.

— Потому что ты мой сын, Глоссэ, — поведал знатный эльф, низко к нему склонившись, и, увидев удивленный взгляд, продолжил: — А ты все ещё веришь, что твой отец погиб ещё до твоего рождения? Нет же. Однажды я встретил твою мать, и хотя она была не ровней мне, одарил ее своим вниманием. Ты мой бастард, Глоссэ.

— У вас есть законный сын, а меня вы могли бы оставить в покое.

— Он покинул меня, увы. И ради чего? Ради дружбы с презренным гномьим племенем! Но тебе-то я этого не позволю. Ты останешься при мне.

Прозвучали эти слова горько, но твердо.

— Тогда почему вы мучили меня до этого? Разве так поступают с родным сыном?

— Потому что я не делаю различий между своими подданными, и не жди послаблений от меня.

Сказанное поразило Глоссэ, и даже когда он механически оделся, после чего его проводили в небольшие скромно обставленные покои, пребывал в большой задумчивости.

Так и случилось, что отныне он как бы и был пленником, и не был им. Находиться все время на виду было сущим мучением. Невозможно было съедать, когда все взоры обращены на тебя. Обращались с ним строго, но обязанности его остались те же, что были прежде: охота и служба на рубежах. Бывать в караулах и нести дозор у края леса нравилось Глоссэ куда больше, чем чинно сидеть за столом и слушать долгие переговоры с торговцами и посланниками других народов, которые пусть изредка, но заезжали в их лес. Беседы о торговле, деньгах и охране навевали на него скуку, тем более, что Глоссэ ничего в них не смыслил в этом. Он зевал, натыкался на Грозный взгляд владыки, выпрямлял спину и старался вникать в суть беседы дальше. Заканчивался день церемонным ужином, который, как бывает у эльфов, которые все поголовно обожают шумные празднества, перетекал в попойку с песнями, танцами и всем прочим. И Глоссэ зевал и мечтал сбежать. Он вообще слабо понимал к чему такая перемена в отношении, и долго ждал, что при следующей его оплошности владыка вновь прикажет кинуть его в подземелье, но шло время, а ничего не случалось. Глоссэ привык, начал даже понимать суть переговоров и интересы эльфов в спорах по поводу границ или пошлин за проезд, но сильно скучал по Бургуулу и часто задумывался, как и где его орк, и жив ли он ещё. Сбежать он теперь мог, но отчего-то не торопился: то ли привык, то ли обращались теперь с ним уважительнее, чем до побега.

Что же, если бы он узнал, что Бургуул жив и чувствует себя вполне сносно, был бы рад. Орк в это время тоже пребывал у эльфов, но у более, если можно так выразиться, просвещенных и образованных. Что, впрочем, не меняло того, что они по-прежнему презирали грязные и тяжёлые занятия, и Бургуул выполнял самую неблагодарную работу. Его ценили, обращались терпимо, кормили вкусно, пусть на гордых красивых мордочках во время разговоров с ним часто было написано отвращение.

— Какой-то ты неправильный орк. Чересчур умный, да и разорвать на куски не пытался никого не разу, — говорили ему.

Бургуул пожимал плечами. Спорить с эльфами он не хотел и мнения об эльфах был ровно противоположного: они казались ему недалекими, забывчивым, легкомысленными, а что хуже всего — надменными. Впрочем, последним грешили далеко не все, и со многими он перекидывался парой слов и более, с отдельными даже вполне сдружился, ходя на охоту или работая рука об руку в кузницах или мастерских, но Глоссэ никто заменить не мог. Бургуул знал, что эльфы живут долго, и рассчитывал его встретить, а менять ни на кого не желал.

— Поживешь среди нас ещё немного — и сам станешь эльфом, — шутили над ним.

— Нет уж! — мотал головой он.

— Разве ты не слышал, что орки были со стороны из обезображенных эльфов?

— Меня совершенно точно родила моя мать, а не создал какой-то там враг. В этом я могу поклясться. Да и уродство относительно. Мне мое крепкое сложение помогает ворочать жернова на мельнице, а быть тощим, как вы, какой прок? — отвечал он. — Да и неприглядная внешность хороша: никто не сунется, не подумав.

— Но как же так? Как можно не желать стать одним из нас? К тебе вернётся природный прекрасный облик. Как можно этого не хотеть?

— Были б вы поумнее, так знали бы, что обличье с душевными качествами соотносится редко. Что, среди вашего племени нет подлецов?

— Ну, в друзья ты себе все же выбрал эльфа, а не другого орка.

— Это случайность! — сердился Бургуул.

Все же эльфы бывали крайне утомительны.

Бургуул жалел, что не может сбежать: путей побега из города было немного, а хороший путь и вовсе один — через ущелье, где на страже стояли несколько постовых. Долина была окружена горами, которых орк совсем не знал. Удача улыбнулась ему, когда он уже отчаялся и решил бежать, несмотря на риск замёрзнуть насмерть или быть застреленным. Эльфы решили выступить небольшим отрядом в военный поход — не ради завоеваний, а скорее все с теми же целями: разведка и нажива. И Бургуул нужен им был на тот случай, если придется договариваться с орками о выкупе пленных эльфов. Бургуул хотел было рассказать, что незнакомые орки его выкупать или обменивать нипочём не станут: кто виноват в том, что он плохой воин и сам попался? Но промолчал. Вот он, его шанс! Надо было лишь обзавестись оружием или украсть его потихоньку, но как? Лишнего в путь не взяли, а свое эльфы не отдали бы. Военачальник-эльф, две дюжины простых воинов и орк выехали оттуда ранним утром. Бургуул твердо решил бежать, но убивать ради меча и пики попутно одного из тех, кто ему, в общем, дурного не сделал, не хотелось, и он медлил.