В машине скорой помощи Мирослава проскользнула на место, указанное ей старшим медбратом, и постаралась вести себя тише воды-ниже травы. Из переговоров бригады она поняла, что судовой врач — гений. В практически «полевых» условиях выполнил основные требования неотложной помощи для прободной язвы, вплоть до заполнения желудка солевым раствором с добавлением глюкозы.
- Свену хлопот меньше с подготовкой к операции. Похоже, у Туре есть все шансы на то, чтобы выкарабкаться. Брат расстарается, чтобы его на ноги поставить. Святой человек. Я бы за те пакости, что Туре раньше вытворял, давно вычеркнул бы его из списка близких людей. Но я не Свен...
Мирослава откинулась на спинку сиденья, сложила руки поверх лежащей на коленях сумочки, и устало прикрыла глаза. Напряжение, заставившее её мобилизовать все силы на Viking Grace, медленно отступало. Клонило в сон: сказывались и ранний подъём, и слишком большое количество потрясений, выпавших на её долю всего лишь за одни сутки. Происходящее с Мирославой в данный момент не вписывалось в рамки понимания, но она и не хотела ничего понимать. Отключив вчера вечером режим «хорошей девочки», она позволила себе руководствоваться не разумом и нормами приличия, а собственными инстинктами. И ей это понравилось.
Она вспомнила прикосновения Туре, его поцелуи, его неторопливую нежность во время занятий любовью и у неё заныло сердце. «Что же это такое? Судя по рассказам самого Туре и отзыву медбрата, услышанному мгновение назад, этот мужчина вовсе не достоин умопомрачения, накрывшего меня вчера девятым валом. Или я, прожив полвека, наконец-то влюбилась? Да не просто так, а с первого взгляда?»
Со своего места Мира могла видеть заострившиеся черты лица Туре: орлиный нос, тёмные круги под глазами, пересохшие губы, как-то сиротливо выглядящие сейчас волоски ухоженных усов и бороды…
«Что я здесь делаю? Зачем я напросилась поехать с Туре в госпиталь? Что за сумасшедшие порывы?» - пыталась прорваться сквозь рвущую сердце жалость и захлёстывающую душу нежность прошлая Мира, рассудительная и уравновешенная. А новая Мира едва сдерживала ресницами крупные слёзы и повторяла про себя:
«Туре, миленький, ты только не умирай! Нам ещё так много нужно сказать друг другу!»
Она не удержалась и всхлипнула. Старший медбрат, совершенно забывший о её присутствии, удивлённо оглянулся. Потом его тёплая надёжная ладонь опустилась на плечо Миры:
- Не плачьте. Мы уже подъезжаем к клинике. Операционная готова. Хирург с золотыми руками ждёт. Всё будет хорошо!
Машина действительно вскоре остановилась у клиники доктора Вильда. Но не у парадных дверей, откуда два дня назад выходил Туре, торопясь на рейс «Габриэллы» в сторону Финляндии. Сейчас ему предстояло попасть в клинику со стороны внутреннего дворика. Едва машина остановилась, санитары выгрузили носилки с пациентом и бегом понеслись с ними к раздвижным стеклянным дверям в отделение скорой помощи. Мирослава, чуть припадая на одну ногу (не заметила, как отсидела в машине), торопилась за ними. Ей совершенно не хотелось заблудиться в недрах клиники, переживая о том, поймут ли окружающие её вопросы и много ли она сама распознает в их ответах.
Всё тот же старший санитар, негласно взявший Миру «под крыло» ещё в здании паромного терминала, кивнул ей в сторону просторного холла по левую сторону от стойки дежурного регистратора.
- Подождите там...Доктор Вильд обязательно выйдет к вам после операции…
Зона ожидания, декорированная в жемчужно-сером и светло-бежевом тонах, не выглядела официально-холодной благодаря ухоженным растениям в высоких горшках, украшенных растительным орнаментом, и развешанным на стенах картинам, написанным в стиле раннего импрессионизма. Помимо обтянутых бежевой кожей диванчиков, в зале нашлось несколько кресел, напоминающих космические капсулы. В одном из них и устроилась Мирослава. Ей не хотелось привлекать к себе внимания. Уединение и время для размышлений — вот всё, что ей нужно сейчас. Захотелось вдруг разложить по полочкам всю свою жизнь, чтобы понять: как она оказалась здесь? Почему и зачем?
«Любила ли я Оскара? Странно, что никогда прежде я не задавала себе этого вопроса… Что тут скрывать: я была очарована им при первой же встрече. Как грамотно действовал опытный соблазнитель! Искренняя похвала в адрес моих работ, лучистая улыбка и «взрослость» речей... Чем не повод для крышесноса: сам Оскар Тамминен обратил внимание на никому не известную Мирославу Елисееву! Элегантный и эксцентричный старина Оскар, умеющий обаять и подчинить своей воле. А мне только того и надо было: чтобы меня взяли за ручку и провели по бурному жизненному морю, минуя разрушительность сезонных штормов...Я слишком быстро привыкла к бонусам нашего брака: мир высокой моды распахнулся для меня куда скорее, чем если бы я совершала собственные попытки проникнуть за его кулисы. И многих болезненных моментов удалось избежать, потому что меня опекал Оскар. Выход на надёжных поставщиков и достойных покупателей — опять же его заслуга. Сколько бы времени у меня ушло, нарабатывай я самостоятельно все эти контакты?! Нет, мне определённо есть за что быть благодарной Оскару, но...Как простить бывшему мужу то, что под занавес нашего брака я столкнулась с бесконечной ложью и предательством? Жила, как лошадь с шорами на глазах...И в итоге осталась одна-одинёшенька...Только я и моя работа...Настя права: вместо того, чтобы проявить характер и разом обрубить все связи с Оскаром, я пошла по-лёгкому пути. Продолжила работать на Дом моды Тамминен, приняв, как подачку, неплохую зарплату, позволяющую поддерживать привычный образ жизни. Но никакая зарплата не может рассеять отчаяние одиночества, если ты прочувствовала его каждой клеточкой своего тела...Кто-то скажет, что я сознательно пришла к этому одиночеству. Могла ведь уговорить мужа, сделать ЭКО или усыновить какого-нибудь обездоленного ребёнка...Но я не сделала этого. И нисколько не жалею...Думаю, мать из меня вышла бы никудышная...»
«И поэтому ты решила поняньчится с Туре Вильдом?» - иронично вплёлся в рассуждения Мирославы внутренний голос.
«Я вовсе с ним не няньчусь!»
«А что же ты делаешь? Почему сидишь в госпитале, вместо того, чтобы отправиться с Настей и Трентом в гостиницу и обживать свой номер? Во что ты ввязалась, Мирослава? Сложившаяся ситуация тебе совершенно ни к чему. Роль матери Терезы тебе не по зубам!»
«Много б ты понимал! И вовсе не матерью Терезой я хочу быть для Туре!»
«Но кем же? Кем?»
Мирослава задумалась. Взгляд её скользил по мягким, «размытым» краскам развешанных по стенам холла картин. Их мирные сюжеты успокаивали взбаламученную размышлениями о случившемся душу Мирославы - так возвращается к равновесию потревоженная брошенным камнем гладь пруда, поросшего тиной. Остановившись на картине, изображавшей мужчину и женщину, расположившихся на пикник под высокими парковыми деревьями, она ответила внутреннему голосу:
«Я хочу любить и быть любимой. И не нужно тыкать меня носом в «недостойность» избранника. Каждый человек достоин того, чтобы его любили таким, какой он есть.»
Внутренний голос молчал. То ли возражения закончились, то ли признал основательность ответа Мирославы.
Кресло-капсула манило к тому, чтобы подремать в нём, свернувшись клубочком, как наигравшийся котёнок. Мирослава принялась было снимать полусапожки, чтобы забраться на мягкое сиденье с ногами, как вдруг перед ней материализовалась женщина в белоснежном халате.
- Вы кого-нибудь ждёте? - лишённым теплоты голосом поинтересовалась она.
- Да… Доктора Вильда...Свен сейчас делает операцию моему...жениху.
В последний миг Мира заменила категоричное «муж» на менее обязывающее «жених». Она и не подозревала, что этим спасла себя от просьбы «пройти на выход». Дежурная сестра Кристен Ханссон терпеть не могла случайных людей в клинике. В отделение скорой помощи бродяжки пробирались реже, чем в регистратуру поликлиники, но всё же изредка приходилось и отсюда гонять зашедших погреться горемык. Уже разговаривая с Мирой, Кристен обратила внимание на её качественную одежду, аккуратную стрижку и дорогой маникюр — бродяжкам такое не по карману. Да и имя доктора женщина произнесла так, словно говорила о давнем хорошем знакомом. А со знакомыми Свена Вильда лучше бы вести себя поласковее. Официальную маску дежурного цербера Кристен заменила мягкой полуулыбкой и заботливо поинтересовалась:
- Вы, наверное, есть хотите? Операция вряд ли скоро закончится. У нас здесь есть кафе, могу вас туда проводить.
Заметив несчастный вид Мирославы, представившей, что ей нужно выбираться из уютного кресла, снова куда-то идти и, возможно, общаться с кем-нибудь из пациентов или обслуживающего персонала, Кристен поспешила добавить:
- Хотя, пожалуй, оставайтесь здесь...Вдруг доктор Вильд захочет передать вам новости о ходе операции с кем-нибудь из медсестёр...Пойду, распоряжусь, чтобы вам доставили завтрак прямо сюда.
С видимым облегчением Мирослава улыбнулась в ответ:
- Буду вам очень-преочень за это благодарна!
«Интересно, что за штучка? - направляясь в кафе, размышляла старшая дежурная сестра. - По-шведски говорит с акцентом, по виду принадлежит скорее к тому кругу, где вращается старший брат, чем к полубогемному окружению младшенького...Где Туре её подцепил?»
Впрочем, интересу к исследованию перемен в чужой личной жизни не дали развиться: едва Кристен успела принести Мирославе бокс с завтраком, тщательно скомпонованным в кафе, её срочно вызвали на пост — привезли ещё одного «срочного» пациента, приёмом которого следовало заняться немедленно. Так что овсяной кашей с добавкой из свежих ягод, бутербродами из свежеиспечённого хлеба с маслом, ветчиной и сыром, парочкой варёных яиц, сливочным йогуртом и вполне недурственным чёрным кофе с тростниковым сахаром Мира наслаждалась в полнейшем одиночестве. И мысленно сотню раз поблагодарила Кристен за проявленную заботу: ведь она ничего не ела со вчерашнего вечера! Да и тот ужин давно уже переварился во всей этой суматохе с концертом, страстной ночью и неожиданным ранним подъёмом…
После еды в сон поклонило со страшной силой. Натянув на уличную обувь предложенные дежурной сестрой бахилы, Мирослава подложила под голову сумочку с личными вещами, свернулась сытой кошечкой в кресле-капсуле и даже не пошевелилась в ответ на тихий зов пришедшей за посудой молоденькой сестрички. Не слышала она и звуков вибрирующего в кармане сумочки телефона. Звонила Анастасия - выспавшаяся, отдохнувшая и жаждавшая новостей.
Операция выдалась трудной и продолжалась почти десять часов. К её завершению ассистирующая Свену Вильду бригада валилась с ног, а одна из медсестёр умудрилась даже заснуть стоя. Сам хирург прочувствовал всю длительность и интенсивность дневной нагрузки только после того, как сделал последний стежок, передал инструменты операционной медсестре и с трудом разогнул спину. Глаза болели от многочасового напряжения. Мышцы рук противно ныли. Механически приняв протянутое ему специальное полотенце, Свен вытер пот со лба. Стянув с головы голубую шапочку, он несколько раз провёл рукой по густым непокорным прядям и нажал на кнопку вызова лифта, в мечтах уже нежась под благословенными струями воды в душевой. Но когда лифт остановился, из его открывшихся дверей навстречу Свену шагнула взволнованная дежурная медсестра регистрационного поста.
- Доктор Вильд, там в холле ожидания эта женщина...Ну, которая утром приехала вместе с Туре...Я никак не могу её разбудить!
- Стоп, Кристен, какая ещё женщина?
- А мне почём знать? Назвалась невестой вашего брата…
В подсознании Свена эхом прозвучал голос Туре: «Её зовут Мира...Я тебе потом...»
- Хорошо. Пойдём посмотрим, что там за чудо чудное, диво дивное…
Женщина, свернувшаяся аккуратным «кошачьим» клубочком, действительно показалась Свену чудесной и удивительной. Она была красива. Она была элегантна. Она совершенно не напоминала ни одну из прежних знакомых Туре.
- Я её накормила завтраком, ушла на пост...Потом вернулась — она спит...И вот уже часов шесть, как спит. Даже на другой бок не переворачивалась...Мне её трясти жалко, а на зов не реагирует…
- Думаю, это последствия шока от сильного потрясения. Спасибо тебе, Кристен! Думаю, дальше я справлюсь сам…
Как бы ни дрожали ноги после многочасовой операции, Свен присел у кресла-капсулы и несколько минут любовался безмятежным лицом спящей Мирославы. Кожа её раскраснелась от сладкого сна, медовые волосы упали на лоб, ладошки по-детски подпирали щёку...Будить Миру и вправду было жаль, но оставлять её спящей в холле выглядело совсем уж негостеприимным…
Свен тихонько потряс женщину за плечо:
- Мира...Мира, проснитесь…
Ответная реакция оказалась неожиданной: Мирослава вскочила, испуганно озираясь.
- Туре...Где он? Что случилось?
- Успокойтесь, - Свен снова с трудом разогнулся, поднимаясь во весь рост. - С Туре всё в порядке. Он спит после операции. Операция прошла успешно и завершилась около получаса тому назад.
Только сейчас Мирослава обратила внимание на голубой костюм хирурга, знакомый ей по многочисленным сериалам.
- Вы — брат Туре, Свен?
- Угадали. А вы, по всей вероятности, загадочная Мира, о которой брат не успел мне ничего рассказать…
- Да, я Мира...Мирослава Тамминен...Могу я увидеть Туре?
- До утра не потерпите?
- Мне хотя бы одним глазком на него взглянуть!
- Боюсь, наш шансонье на больничной койке выглядит не столь впечатляюще, как с микрофоном в руках, - улыбнулся Свен. - Хорошо, пойдёмте. Но только на пару минут, не больше…
В палате Мирослава нежно прикоснулась губами к щеке Туре, потом взяла его руку и прильнула к ней своей щекой.
- Как хорошо, что мы успели в клинику вовремя... Теперь ты обязательно поправишься, правда, Туре? И мы больше не расстанемся...никогда-никогда…
У Свена заскребло на сердце, засвербило в душе и глаза увлажнились сами собой. С одной стороны он радовался тому, что Туре проснётся в изменившемся мире: где он нужен не только близким и армии поклонников, чья любовь подобна флюгеру, вращающемуся под дуновениями ветра. С другой стороны, Свен вдруг позавидовал брату. Жена Свена умерла пять лет тому назад от рака лёгких. Он так и не женился больше, хранил верность памяти Аннет. И все эти годы считал, что поступает правильно. А сейчас вдруг почувствовал, что обделяет себя. Что тоскует по такой вот неравнодушной женщине рядом.
- Всё, Мира. Вы мне обещали — только пара минут…
Покинув палату Туре, Мирослава вдруг крепко ухватила в свои ладони руки Свена, поднесла их к губам и принялась целовать всё ещё пахнувшие специальным антибактериологическим мылом пальцы.
- Спасибо! Спасибо вам большое!
- Да вы совсем с ума сошли! Прекратите немедленно! Я просто выполнил свою работу. И свой братский долг...Знаете что? Если вы не торопитесь в гостиницу — или где вы там остановились? - я бы хотел пригласить вас к себе, чтобы познакомиться поближе. Ехать никуда не придётся. Моя квартира на верхнем этаже этого же здания.
Мира отпустила руки доктора и кивнула, соглашаясь.
- Хорошо, что вы напомнили мне про гостиницу. Нужно отзвониться подруге, чтобы не волновалась.
Анастасия ответила моментально, едва только отзвучало первое «биип» сигнала вызова. Она действительно начинала волноваться из-за долгого молчания Мирославы.
- Ну, где ты, душа пропащая? Может, за тобой такси прислать?
- Не волнуйся, со мной всё в порядке. Я в клинике доктора Вильда. Операция Туре прошла успешно. Но мне нужно будет задержаться здесь ещё на некоторое время.
- Если не забудешь периодически подавать признаки жизни, сиди рядом со своим трубадуром, сколько твоей душеньке заблагорассудится.
- Не забуду. Обещаю. Нет, клянусь! А ещё хотела тебе сказать, что ты права — нужно окончательно выкорчевать Тамминена из своей жизни и отправиться в свободное плаванье.
- Рада, что ты верно оценила ситуацию и открывающиеся перед тобой возможности. Я боялась, что ты на меня всерьёз обиделась после утреннего разговора.
- Поначалу — да. Но у меня было время поразмыслить над своей жизнью в целом и над твоим предложением в частности...Я позвоню тебе завтра, а сейчас мне нужно поговорить ещё с одним человеком.
- Ок...Елисеева...Хочу, чтобы ты знала — я тебя очень люблю!
- И я тебя люблю, Настя! До связи!
Пока Свен принимал душ и переодевался, Мирослава с интересом рассматривала его домашний кабинет — солидный, обитый дубовыми панелями. С одной из фотографий, расставленных на книжной полке над рабочим столом, на неё взглянули два мальчишки лет восьми — десяти: невысокий и серьёзный темноволосый крепыш и худющий, как щепка, пацанёнок с растрёпанными светлыми волосами. Свен и Туре. День и ночь.
- Мы всегда были очень разными, - Свен уже несколько минут стоял на пороге кабинета, наблюдая за выражением лица своей гостьи. - Туре — бунтарь. Забавно, что внешне он больше на отца похож, а вот характером в матушку...А я как раз таки внешностью в маменьку, а характером - вылитый отец. Такой же дотошный и «прямой, как шпала» по выражению Туре...Хотите выпить, Мира? Мне не помешает добрая порция коньяка. А вы что предпочитаете?
- Могу составить вам компанию в плане коньяка. Если у вас лимон найдётся. Мне почему-то нравится смешивать пикантный вкус коньяка с ядрёной лимонной кислинкой.
- Сейчас проверю в холодильнике...
Когда Свен вернулся с блюдечком нарезанного тончайшими ломтиками лимона, Мирослава рассматривала следующую фотографию.
- Это Аннет, моя жена...И наш сын Юэль... Аннет умерла от рака пять лет тому назад... А Юэль учится в Америке… Он на пять лет старше дочери Туре, Иды.
- Я знаю...Туре мне рассказывал…
- Что ещё он вам рассказал? Кстати, предлагаю поднять бокалы за скорейшее выздоровление моего брата и перейти на ты…
- Предложение принимается… - отсалютовав Свену бокалом и сделав первый глоток, Мирослава продолжила:
- А рассказал мне Туре о своём прошлом. Без утайки. Хотя не мне судить… Хочешь, расскажу всё, что помню. А ты послушаешь и добавишь, если будет, что добавить…
- Дельная идея. Давай попробуем...
Чем дольше Мира вела свой рассказ, изредка прерываясь на то, чтобы сделать очередной глоток коньяка, тем больше удивлялся Свен. Младший брат рос достаточно закрытым, откровенничать не любил. А уж после того, как с горем пополам справился с наркотической и алкогольной зависимостями, и вовсе научился мастерски «переводить стрелки» в общении с журналистами и «фильтровать базар» с новыми знакомыми. Конечно, шила в мешке не утаишь, подноготную Туре Вильда в своё время хорошенько раскрыли и в газетах, и на телевидении, но с тех пор немало воды утекло и некоторые из новых подружек младшенького никогда не слышали «интимных» подробностей истории давнего прошлого. Чтобы Туре настолько раскрылся перед женщиной в первые же часы после знакомства? Уму непостижимо!
Когда рассказ Миры подошёл к концу, Свен мог только покачать головой.
- Нет, мне нечего добавить к твоему рассказу. Более того — о некоторых вещах я только сейчас услышал. Получается, тебе Туре доверил даже больше, чем старшему брату...Любопытно...Особенно, если учесть тот факт, что вы познакомились только вчера…Кстати, а как это произошло?
- Для начала твой младший брат толкнул меня тяжеленной сумкой в плечо у входа в терминал Viking Line, а потом...А потом я и сама не понимаю, что случилось — там, на концерте Туре...Он запел, и буквально пригвоздил меня к полу...Этот царапающий голос...Слова иголками проникали под кожу...И в голове какой-то туман...Но не только от выпитого. Мне кажется, я даже протрезвела во время концерта...У меня ведь вчера был день рождения. И подруга детства организовала поездку в Стокгольм, заявив, что я должна встряхнуться и снова поверить в чудо. Несколько лет тому назад я развелась с мужем и сама не понимала, насколько меня подкосило это событие. Жила себе, утопив в работе все чувства… Твой брат меня разбудил. Хорошенько перетряхнул нутро. И такие пласты раскопал, что мне и самой страшно...Я пока ещё не привыкла к новой себе...Кстати, судовой доктор назвал меня главной причиной прободения язвы у Туре…
- Прости старину Вестергрена. Маркус давно знаком с Туре, но историю его болезни от корки до корки изучил только я…
Свен подлил коньяку в их бокалы и опустился на своё место, задумчиво глядя на Мирославу. Та даже покраснела под его взглядом:
- Что-то не так?
- Всё нормально, Мирослава...Или кажется нормальным...Я одного не могу понять: зачем тебе мой брат? Ты молодая, интересная, самодостаточная женщина...Предположим, тебе нужна была встряска. И ты получила её от Туре. Не стоит ли на этом и остановиться? Ты же понимаешь, что он принадлежит к совершенно другому миру? Для Туре слова - семья, дом, карьера - не так уж много значат. Он как перекати-поле: нигде не задерживается надолго, не строит прочных отношений…
- За молодую женщину, конечно спасибо...Вчера мне исполнилось полвека и я сокрушалась, что из меня вот-вот песок посыплется...Что касается всего остального...Когда ты в последний раз разговаривал с братом по душам? Не об опасности, грозящей Туре от запущенной язвы, а о том, что его беспокоит по жизни?
- Ну, как я уже заметил чуть раньше — мой брат достаточно скрытный человек. Удивительно, что тебе удалось его разговорить…
- А я ничего особенного для этого и не делала...Видимо, прорвало плотину...Накопилось у него на душе...Хотя любой, кто внимательно слушает песни Туре Вильда должен был бы понять, насколько ему одиноко и… и может быть, даже страшно жить…
- Тут я пас...К тому же все эти опусы для брата сочиняет Стина Мартел, в школьные годы влюблённая в Туре по уши…
- Не пытайся меня задеть. Про Стину я тоже знаю... И должна заметить: получается, что бывшая одноклассница понимает Туре Вильда куда лучше, чем собственный брат...И то сказать: где ж вам понять друг друга, когда ты весь из себя благополучный и состоявшийся доктор, с личной клиникой, с недурственной квартирой, а на другой чаше весов Туре — наркоман «в завязке», с кучей долгов на шее, пиявкой-бывшей женой и бременем неподъёмной вины перед всеми вами, его родственниками, за то, что не оправдал ваших надежд...И эта вина висит над ним дамокловым мечом — днём и ночью, круглогодично, без выходных и отпусков…
Свен Вильд не сводил с Мирославы глаз: раскипятившаяся в попытке защитить его же брата, она напоминала воинственную и прекрасную амазонку! А ещё он вынужден был признать её правоту: в последние годы старшего брата больше волновало, не сорвался ли Туре, не принялся ли за старое, чем мысли и опасения младшенького. Он приподнял руки и совершенно серьёзно заявил:
- Всё. Прошу пощады. Ты уложила меня на обе лопатки. Похоже, в этот раз Туре не ошибся. Интуитивно почувствовал в тебе человека, перед которым можно раскрыться. Исповедоваться, как в церкви.И знать, что тот, кому излил душу не осудит и не предаст... Я живу бок о бок с братом с самого его рождения, но так и не понял до конца, что творится у него на душе. А ты — ты поняла…
Разволновавшись, Свен покинул своё уютное кресло и подошёл к окну, выходившему на утопающий в разноцветной осенней листве сквер перед клиникой. Тот же самый сквер, который позавчера созерцал Туре, заскочивший к брату всего лишь за рецептом на болеутоляющее, а выслушавший в итоге очередную выволочку. Свен оказался прав, настаивая на срочной операции. Вот только какая в этой правоте корысть, если выясняется, что не существует между братьями Вильд той близости, которую Свен себе надумал.
Несколько мгновений прошли в тишине. Мирослава небольшими глоточками потягивала коньяк. Свен следил за низко ползущими над домами тучами: городские огни подсвечивали их мохнатые туши, превращая тёмных и страшных монстров в игривых домашних животных. Может быть, и он чересчур сгущал краски, рисуя портрет собственного брата?
Обернувшись к Мирославе он встретил ожидающий взгляд: «Ну, что скажете, господин доктор?»
- Мира...Ты понимаешь, какую ответственность хочешь принять на себя? Справедливости ради стоит отметить, что с тех пор, как Туре обратился к Мартел за первыми текстами для новых песен и стал потихоньку подниматься с колен, он сильно изменился. Успокоился. Стал более рассудительным. Но некоторые изменения необратимы. Его здоровье всерьёз разрушено и если ты хочешь быть с ним, тебе придётся реально быть рядом, как ты выразилась, «днём и ночью, круглогодично, без выходных и отпусков». На моём столе стопка рекомендаций для реабилитационного периода — диета, режим дня, физические нагрузки...Часть советов - всего лишь на ближайший период. Оставшиеся — на всю жизнь. Конечно, мне будет куда спокойнее, если рядом с Туре будет находиться такая понимающая женщина, как ты, Мира. Но я должен предупредить тебя, что ты в какой-то степени превращаешься в сиделку. У тебя ведь есть работа, налаженная жизнь в другой стране...Подумай ещё раз: зачем тебе разрушать всё, что ты имеешь? Достоин ли мой брат подобных жертв?
Прихватив с собой бокал с остатками коньяка, Мирослава подошла к Свену и тоже выглянула в окно из-за тяжёлой светло-коричневой бархатной занавески, подвязанной золотистым шнуром.
- Свою работу я могу выполнять в любой точке земного шара. Для этого мне иногда даже компьютер не нужен — всего лишь карандаш и блокнот для эскизов. Я — дизайнер в сфере лёгкой промышленности, Свен. Разрабатываю принты для тканей, эскизы аксессуаров и обуви. Давно не занималась прикладным искусством, но если понадобится, освежу знания и в этой области. К тому же, сегодня утром подруга сделала мне достойное бизнес-предложение, и я решила его принять. Дом в Турку, купленный мужем в качестве отступных при разводе, для меня ничего не значит. Как и вся та пора, что связана с Оскаром Тамминеном и его Домом моды...Детей у меня нет. Близких родственников тоже, все умерли...Я не хочу стареть в одиночестве, Свен. И не хочу, чтобы Туре старел в одиночестве...Прости, что вместо отдыха после тяжёлой операции тебе пришлось ещё и через эту беседу пройти...Наверное, мне пора уходить...Вызови мне такси, пожалуйста…
Свен допил коньяк и повернулся к Мирославе. Его глаза на миг затуманила пелена слёз, но в следующее мгновение, обращаясь к ней, он взял себя в руки:
- Уже поздно. Я не хочу, чтобы ты уходила. Оставайся до завтра, сможем утром вместе навестить Туре. Думаю, он будет рад...В гостевой комнате есть всё необходимое...Вот только гостей в моём доме тысячу лет не было...Я, как и ты, утопил себя в работе, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после смерти Аннет...Сын редко меня навещает. Дело молодое. И нагрузка по учёбе большая... А вообще: мне кажется, что он считает меня виноватым в смерти матери... Я вечно куда-то торопился, уделял больше внимания пациентам, чем семье. Проглядел первые тревожные звоночки болезни жены. А потом уже было поздно...Оставайся, Мира...Я был бы очень благодарен тебе за это…
Пришла очередь Мирославы взглянуть на благополучного доктора Вильда иначе. «Однако, не самая счастливая семейка эти Вильды», - подумала она и кивнула, соглашаясь на предложение Свена.