Ужасная замена препода

Глава 5

Никита.

— Ты посмотри на этого профессора года. А чего без галстука и рубашки? — Саша ехидно хлопает меня по плечу, ставя поднос на стол. — Как жизнь среди студентов, Ник? Уже кто-то принёс яблоко на учительский стол?

— Или стринги, — добавляет второй, Артём, смеясь. — Никита Васильевич Корнилов, кумир двадцатилетних нимфеток.

— Умолкните, — бурчу я, глядя в сторону столовой линии. Друзья у меня — сволочи, но проверенные. — Знал бы что будете по мозгам кататься, не замолвил бы словечко, чтобы пропустили сюда. И...

Только собираюсь напомнить им, что замещаю сестру, а не сбежал из бизнеса в поисках студенческой любви, как вдруг взгляд цепляется за знакомую фигуру. Ещё не ушла и увиденное такое себе.

Кристина Омельникова.

Высокий хвост, толстовка, уверенная походка. Вокруг неё будто воздух заряжен — слишком заметная, слишком яркая. Слишком... опасная. Та ещё штучка. Слова острые, как лезвие, и глазки кошачьи, голубые, почти нереальные. Сколько я их помню, столько они и лезут под кожу с памяти.

И вот — сцена как из какого-то мыльного сериала.

Парень с яркой улыбкой — подбегает к ней, хватает в охапку, чмокает в щёку. А она позволяет. Прижимается лбом к его плечу, как будто так делают каждый день. Он что, её парень?

Моя челюсть слегка сдвигается. Не то чтобы я ревную. Просто… не люблю неопределённость.

Она смеётся. Эта зараза смеётся так, будто в жизни нет ни одной проблемы. Голова откинута назад, пальцы цепляются за плечо того парня, а глаза... чёрт бы побрал эти глаза.

Прозрачно-голубые, но в них столько дерзости, как будто она давно всё поняла и просто ждёт, когда я тоже догоню происходящее.

А вчера... Как она влетела в меня. Как вырвалась. Как уложила...

Схватил её на автомате — не с грязными намерениями, просто... мужской рефлекс. А потом пошло не по плану. И она ещё отреагировала быстрее, чем мои мысли успели дойти до морали.

И плевать, что я был подшофе. Она выбила почву из-под ног, как будто я первокурсник, а не тридцатилетний мужик с бизнесом за плечами.

И вот теперь она — в моей группе. Смотрит нагло. Говорит с вызовом. Защищается, хотя я ещё и не напал. Ни одна из девчонок раньше не вызвала во мне ни малейшего интереса. Они все слишком предсказуемы, как формула из учебника. А она — чёртова задачка с подвохом.

И, самое страшное... Мне действительно хочется её разгадать. Азарт врубился на полную.

— Ну давай, Ник, расскажи. Это твоя новая муза? — протягивает Артём, явно заметив, куда я смотрю. — Такая дерзкая. Глядели вы друг на друга странно и перешоптывались. Подозрительно. Очень подозрительно.

— Ещё слово — и выхватишь, — отрезаю я

Но мысли не отпускают. Кто он ей? Брат? Друг? Парень? Почему я прицепился с этим вопросом?

Блять. Может свой азарт переключить на кого-то кто не мой "студент"? Но как? Глаза снова на ней.

Она не ведёт себя как влюблённая. Нет. Значит не парень. Ведёт себя скорее как… свободная, слишком свободная. И вот что бесит больше всего — она смотрит на меня не как на бога, перед которым женщины обычно срываются в обморок. Она смотрит, как будто сама решает, подойти ли ближе. Или даже не заморачиваться. А я почему-то уже хочу, чтобы подошла.

— Подожди-ка... — Артём вдруг щурится, глядя в ту же сторону, куда смотрю я. — Ник... Скажи мне... Это же она?

— Кто? — Саша поднимает бровь, уже с интересом. — Не ужели... Та самая «вырвавшаяся из объятий чудовища»?

— Ты говорил, она тебя прижала к полу, как борца, — хохочет Артём, отодвигая поднос и сцепляя руки на столе. — И ты сказал: «Ух, какая баба». Прямо восхищённо, помним, помним.

— Заткнитесь, — бурчу, но в голосе нет ни злости, ни строгости. Сам виноват. Рассказал.

— Так это она? — Саша наклоняется вперёд. — Худая в шортах, косухе и с глазами цвета весеннего льда?

— Я не говорил, что она худая. Я говорил — фигура как у модели и характер с перцем.

— Характер с перцем, — передразнивает Артём, глядя, как Кристина смеётся с "этим" парнем. — А ты уверен, что хочешь остаться в роли препода? Мне кажется, ты уже проиграл — по всем фронтам. Девчонка редкая. Смесь страшная.

— Она не моя студентка, она головная боль, — отзываюсь я и, чертыхнувшись, снова бросаю взгляд на парочку.

Он обнимает её как свой. А она не отстраняется. Что, всё же парень?

— Ну-ну, — Саша довольно чиркает вилкой по тарелке. — Головная боль, говоришь. А сам глядишь так, будто готов взять аспирин и жениться. Азарт включился уже? Готов выйти на охоту?

— Пошёл ты, — фыркаю я и хватаю стакан.

Но внутри всё же странно шевелится. Непонятное. Неуютное. Слишком живое как для человека, который зарёкся вообще не влюбляться. Особенно в таких как она. Тем более в неё.

Последняя пара и естественно у моей новоиспечённой группы.

Боже, какие же они всё-таки… дети.

Сидят, воркуют, шепчутся, подглядывают в телефоны. Некоторые даже пытаются изображать внимание, но с тем же успехом могли бы лепить пельмени — толку столько же. Пара длится всего сорок минут, а я уже мысленно читаю их приговор: не готовы к жизни. Ни хрена.

И посреди этого общего расползания мозгов — она. Моя, теперь уже, "головная боль". А вот она что-то да понимает в этой жизни. Слишком готовая к борьбе. И что же её так отточило?

Кристина сидит ровно, смотрит в упор, как будто я у неё на прицеле. В глазах нет ни лести, ни любопытства. Чистый вызов. Как будто спорим, кто первый мигнёт.

И почему чёрт меня дёрнул вызвать её на той паре к доске? Ах да. Потому что она ещё в клубе показала, что не склонна к смирению. А меня такие бесят… и заводят.

Сейчас она будто специально решила не высовываться. Не язвит, не улыбается, но я всё равно чувствую её. Как будто комната гудит только потому, что в ней есть она. И снова хочется прицепиться.

— …Омельникова, — кидаю, словно невзначай. — Вы что там, в отпуск собрались? Или вопрос о модели Кано не для таких ярких голов? Прошу к доске. Снова начнём с вас.

Она медленно поднимает взгляд. В нём — колючий лед с привкусом огня.

— Простите, вы что-то сказали? Я просто заслушалась… — пауза — …тишиной.

Кто-то тихо хихикает. Я сдерживаю усмешку. Умная. И с языком, как лезвие. Опасная комбинация.

Она отвечает. Чётко. Смысл ловит. Формулирует правильно. Но я специально вставляю пару уточнений. Путаю акценты. Сдвигаю контекст. Мне нравиться эта игра с ней.

Она ошибается — наконец-то. Но не сдается. Говорит дерзко, с напором, и когда я окончательно вывожу её из себя, она шипит:

— Сами разберётесь в своей теории, Никита Васильевич.

И уходит на место с видом победителя, хотя в глазах сверкает злость.

Вот и зацепил, а сам не понимаю, радуюсь этому или чертыхаюсь.

После её ухода от доски пара уже заканчивается по инерции. Остальные не в фокусе. Я не в фокусе. И вообще, почему мне плевать, кто что усвоил? Эта "головная боль" тянет всё моё внимание.

Снова ловлю себя на мысли: глаза у неё как у хищника. Глубокие, манящие. И в этих голубых безднах — что-то, что хочется раскопать. Или обжечься. Или выжечь до тла. А она даже не знает, насколько опасной может быть эта игра, если начать в неё играть по-настоящему. Я ведь не мальчик - девочка.