Светочка неохотно поднималась в квартиру, в голове крутилась только одна мысль: «принадлежать «ему» - вот её спасение, только так она могла стать сильнее духом и противостоять всем, кто захочет лишить её этой безграничной любви» - это решение пришло внезапно и стремительно, она вспомнила Сашино вожделенное лицо, - это предавало ей уверенности. И даже страх перед матерью, куда-то улетучился, а природная робость исчезла,… - единственным желанием было «сделать подарок Санечке на прощание, чтобы он там, вдали от меня, знал, как сильно я ег люблю и жду» - и ничто не могло поколебать её решения.
Не успела она открыть дверь, как уже в дверном проёме её встречала бабушка Валя:
- Внученька, что же ты творишь? Совсем разум потеряла? – стала она полушёпотом укорять внучку.
- Нет, бабуля, я такую радость обрела,… о которой и мечтать, не смела, ты не осуждай меня бабушка, по-другому не могу, иначе эти чувства лишат меня разума. Не думай обо мне плохо. Даже, и не знаю, великое это - счастье, или большое горе, любить так, как я сильно люблю.
- Глупая моя девочка, у тебя институт впереди, вот о чём надо думать.
- Да, конечно, пусть мой Санечка служит, а я буду учиться, и верно его ждать, а где дедушка?- спросила Света, не увидев его в квартире.
- Дедушка был очень сердит и расстроен, он видел тебя в обнимку с парнем,… я ему дала снотворного и успокоительного, спит без задних ног.
- Он простит меня, я ему всё объясню.
- Надеюсь…
- Устала я бабуль, пойду, прилягу,- отправляясь в спальню, сказала Света. Она лежала и думала: «какой идеальный шанс, дед спит, Сашина бабушка в больницы, вряд ли представиться такой удобный случай». Ей казалось, что она рождена для того, чтобы принадлежать только одному «ему». Она ощущала на себе сильные и очень нежные Сашины руки, его томный обжигающий взгляд; она должна переступить через свои глупые никому не нужные принципы, прочь нравственные устои, придуманные для людей не способных любить, в конце концов, это её право, решать, как будет лучше для неё. Тревожное волнение мучило её плохими предчувствиями: «Санечке одному, наверное, очень одиноко в пустой квартире со своими мыслями, надо решиться, и пусть хоть земля разверзнется под ногами…» - душа, будто на разрыв. Острое, неуёмное желание, пробудило в ней уверенность в себе. Она приняла душ, одела свой лучший наряд, в котором как она решила, будет откровенно - соблазнительна: - «Санька окончательно потеряет голову»…
- Ба,… дай денег на такси, пожалуйста,- подошла она к дремавшей женщине.
Валентина Федотовна подняла на неё изумлённое лицо:
- Ты в своём уме?- чуть не задохнулась та, от возмущения, она приподнялась на постели,- ты, что удумала?!
- Я к нему поеду! Хочу любить его, не прячась, не таясь открыто! – решительно заявила внучка.
- Не пущу! – расставив руки, простонала бабушка упавшим голосом.
- Ничего не изменить… второй этаж не высоко, но если головой вниз, может, повезёт и наступит мгновенная смерть, или более надёжно - дедушкина безопасная бритва, - уж очень не по -детски и жёстко сказала девушка, глаза её были устремлены куда-то сквозь пространство…
- Ты меня пугаешь! Я не дам тебе денег на такси! - чуть не плача говорила Валентина Федотовна.
- Не дашь, пешком пойду, ты меня не остановишь! Дашь деньги, рано утром приеду, дед спать ещё будет.
Женщина закрыло лицо руками и, качая головой, запричитала:
- Господи, останови её! Вразуми неразумное дитя! – и как будто, её осенило, - я сейчас матери позвоню…
- Сегодня меня даже мать не остановит, а если приедет, то к моему бездыханному телу, ты этого бабуля, хочешь?
Женщина подошла к серванту, открыла секретер, взяв кошелёк, отсчитала деньги и протянула внучке:
- Будь умницей, всё же я надеюсь на твое благоразумие.
- Прости меня бабуль,… Ты знаешь, что вы для меня с дедом роднее и ближе чем родители, дороже всего были вы. Но в моей жизни появился «он», мой Санька, без кого я жизни своей не представляю. Когда я думаю о нём, все мысли куда-то уходят, остаются только чувства, такие глубокие и острые, от которых сердце начинает биться так громко, что кажется все вокруг слышат его стук, а душа моя летит в бездну, от куда нет возврата... Совсем скоро его заберут в армию, пойми меня бабуль, по-другому поступить не могу, правда. Иначе меня разорвёт…
Света вызвала такси по телефону и стала ждать машину. Бабушка обняла внучку:
- Безумная ты моя девочка, как рано ты повзрослела,… что же теперь будет?.. храни тебя Бог…
Её стыдливая покорность,… –
Невинный ангел предо мной:
Сброшены крылья – кротость…
Над нами властна лишь, любовь!..
Саша лежал с закрытыми глазами, пытаясь отогнать от себя вожделенные мысли, как вдруг ему показалось, что кто-то тихонько стучит в дверь: «почудилось» - решил он, но через время опять раздался стук, более настойчивый.
Он подошёл к двери и заглянул в дверной глазок. По ту сторону двери стояла она, его девочка – мечта, его ангел. Он понял всё,… чем заслужил он такое счастье? В нетерпение он распахнул дверь, и девушка оказалась в его объятиях.
- Милая, родная, разве это возможно?! Ты здесь рядом со мной, я не верю, своим глазам… проходи в наше скромное жилище,- юноша явно нервничал, соблазн близости с любимой был очень велик, холодный разум спорил с силой чувств, но невозможно обмануть природу. Его пронзала дрожь. Он понимал, для чего она пришла, и от этой мысли у него сжималось всё внутри сладкой, дурманящей истомой.
Света прошла вглубь комнаты. Преодолевая смущения и стыд, она заговорила:
- Ты ведь, не станешь меня осуждать? Не надо, ничего не говори. Просто люби меня, как свою женщину. Я этого хочу… я так решила,- она приложила указательный пальчик к его губам.
Сашка, молча, взял её на руки, она была лёгкая, как пушинка.
- Я всю жизнь буду носить тебя на руках… - растеряно, несвязно сказал он, ногой толкнул дверь в спальню и аккуратно, словно она была из хрусталя, положил на свой диван, - кровь прихлынула к лицу, ему казалось, что он сейчас сгорит от обжигающей страсти, - я сейчас, - сказал он и вышел из комнаты.
Юноша зашёл в ванную комнату, окатил себя холодной водой, быстро вытерся полотенцем и вернулся в спальню. Когда он зашёл, Света лежала на диване, она была беззащитна в своей обнажённой невинности, её хрупкое, юное тело манило и звало… перед ним, лежала животрепещущее очарование, она была прекрасна в своей целомудренной наготе. Её лицо было слегка прикрыто шёлком волос, пряча смущение и застенчивость. Юношеский всплеск гормонов, давал о себе знать, Санька не в силах был сдерживать этот порыв. Остатки нравственного самообладания, сопротивлялись недолго мужскому началу. Их естество молило забыть о принципах и морали, - прочь стыд! Они спешили навстречу новым, более ярким и острым ощущениям!
Саша пригасил торшер, ловким движением скинул с себя остатки одежды и прилёг рядом, нервная дрожь пробежалась по всему телу. Неискушенный юноша был слегка растерян, но манящее тело возлюбленной, влекло его за собой в неизведанный мир страсти и наслаждений. Боясь нечаянно причинить боль своему ангелу любви, он провёл рукой, едва касаясь её мягких пшеничных волос, которые щекотали его тело, вызывая в нём желание близости. Он касался её упругих изгибов тела, изучая их, и как лёгкое дуновение ветра ласкает лепестки цветка, так ласкал он свою невинную возлюбленную. Соблазн обладания этим чудным, ещё не распустившимся бутоном, был настолько велик, что сопротивляться природному естественному инстинкту не было никакой возможности. Его лицо утопала в шёлке её душистых волос, - они пахли весной, этот тонкий аромат, будоражил сознание. Сашка будто плавал в невесомости, его неискушённость к любовным утехам, парализовала его лишь на время. Он стал целовать её маленький ротик, сладость губ увлекала в неизведанный мир. Они оба застыли в ожидании чуда, на них вдруг обрушилась лавина, волнующих незабываемых, неведомых ещё для них ощущений. Их упругие, обнажённые тела соприкасались – это было как открытие невероятного чуда и приятно до самопоглощения…- до исступления. На них накатывала волна неописуемых глубоких чувств, мучая их сладкой истомой. Их нежные прикосновения предназначенные друг другу, были откровенно-сдержаны, всё представлялось сокровенным таинством для двоих. Невинные касания перерастали в безрассудную страсть, они отдавались своим чувствам, забыв про стыд, предаваясь наслаждениям. Они вожделели, обдавая друг друга горячим пьянящим дыханием и трепетали в неистовом влечении. Влюблённые познавали каждую частичку своих юных тел, неумелыми, несмелыми движениями и утопали в жарких объятиях. Саша чувствовал, что его возлюбленная раскрывается, как бутон цветка, обогретый весенним теплым солнцем.
Атлас её молочного, невинного юного тела, сводил влюблённого юношу с ума… головокружительное греховное желание, вытесняло все другие мысли. Пьянящий дурман страсти полностью завладел разумом и телом влюблённых, напрягая их мышцы до боли. Юноша «одуванчик», ласкал свою «ромашку» с такой нежностью, как может только рассвет касаться полевых цветов. Они окунулись в бессознательный тягучий нектар желания, желания обладать друг другом. Саша боялся причинить ей боль, предаваясь непознанным таинствам любви. Света неожиданно метнулась ему навстречу, впуская в себя… - глубокий вздох, тихий сдавленный вскрик, и они вдруг стали частью вселенной, наслаждаясь взаимной близостью. Перед ними открывались врата рая, даря им неописуемый восторг, несравнимый ни с чем земным; высшая степень блаженства уносила любовников на крыльях неге сладострастия высоко, высоко в бесконечность. Откуда не хотелось возвращаться никогда. Их тела слились в одно целое, они растворились друг в друге, невесомое облако окутало влюблённых и вознесло к небесам с ощущением высшей точки наслаждения, подарив радость полёта, от которого хотелось плакать и смеяться, потому, как этот короткий сладкий миг, переходящий в блаженную вечность, - подобен божественному чуду. Они растворились в пространстве и времени, и опять взлёт в невесомость…. Словно в мир иной попали…. И вот, восторженный, ликующий вскрик и тихий томный стон, в порыве неистового экстаза: Саша впускал в себя рай. Приоткрыв торжествующе глаза по лицу «ангела» он прочёл, что частичку этого рая он дарил и ей, своей возлюбленной…
Удовлетворённые плотской страстью, не задумываясь о последствиях, влюблённые лежали в объятиях друг друга, притихшие и уставшие, пока сон не окутал их. Спали они недолго и проснулись с полным ощущением вселенского счастья в душе, так им было хорошо вместе. И даже их обнаженные тела, которые с вечера ещё были с присутствием чувства стыда, под утро казались естественными и родными.
- Моя милая, нежный мой ангел, как же сильно я тебя люблю! – нарушил молчание Саша, - не жалеешь ли ты о случившемся? Я чувствую себя демоном, похитившим ангела из рая, и обломавшего ему крылья. Прости, я не должен был этого делать, но как же, я был счастлив в этот миг. Я словно вор, укравший крылья у ангела, на которых вознёсся над миром и парил в восторженном полёте в раю, откуда не хочется возвращаться. Я, будто бы был не я,… какое-то безумие овладело мной, какое-то помутнение рассудка, прости родная… этому невозможно противостоять.
- Мне не за что тебя прощать. Я благодарна тебе, за тот миг блаженства, что ты подарил мне. Знаешь, я тоже словно побывала в другом измерении, где тело отдельно от мыслей и только рай внутри тебя, бесконечный и такой быстротечный. Я счастлива, как никогда в своей жизни, лишь бы ты меня не осуждал, за моё бесстыдство и безрассудство, - с чувством вины произнесла Света.
-Что ты, родная! Любимая, бесконечно любимая! Моя любовь к тебе нетленна!- Саша накрыл её рот долгим поцелуем.
- Говори, говори ещё, мне так приятно это слышать! Я хотела доказать тебе, как сильно я тебя люблю, что готова на любые жертвы… но я не чувствую себя жертвой, я стала твоей женой, ведь это так?
- Конечно, моя самая желанная женщина на свете! Моя любовь к тебе, как солнце, такая же постоянная, пламенная, вечная – не угаснет никогда. Раз ты моя жена, останься со мной, я никому не дам тебя в обиду. Я хотел бы просыпаться и видеть тебя рядом с собой, ощущать твоё божественное тело, такое родное и чувственное… ты просто сказка, а всё это волшебство! Разве есть на земле удовольствие, пронзительней и острее?
- Я бы с радостью осталась, но тебе идти служить. Я дождусь тебя, непременно дождусь, и мы обязательно будем счастливы… мне до рассвета надо быть дома. Зачем безжалостное солнце торопится на смену ночи, воруя у нас время для любви.
- Любимая, мы отвоюем время у всего мира, - для нашей любви нет расстояния.
Взгляд девушки упал на небольшого плюшевого мишку, который небрежно валялся на краю спинки дивана. Света дотянулась до него и взяла в руки:
- Какой милый, подари мне его, прижав игрушку к себе, - сказала девушка, с грустинкой в голосе, - это ведь частичка тебя…
- Конечно, бери, только он старенький, мне его родители на три года дарили. Мама сказала: « У каждого ребенка должен быть свой плюшевый мишка»
- А вот у меня не было своего плюшевого мишки. Было много ненужных, дорогих игрушек, а вот мишки почему-то не было.
- Теперь будет. Жаль, что я не могу подарить тебе, что-то значимое, новое.
- Что может быть дороже той вещи, которое принадлежала тебе много лет,- она втянула воздух, как-бы обнюхивая игрушку, - он даже пахнет тобой, это так ценно для меня. Теперь это будет моя любимая игрушка,- мой талисман, я буду засыпать и просыпаться вместе с ним и представлять тебя рядом с собой.
- Это забавно, только теперь и тебе придётся что-то мне подарить, а когда я буду вдали от тебя, рядом со мной будет частичка тебя.
- Да, только надо подумать, над тем, что бы это могло быть,- И вдруг, её осенило, она бросила взгляд на правую руку, на среднем пальце которой красовалось простенькое с виду колечко «неделька», так назывались модные в то время кольца из семи тоненьких колечек. Она купила его из сэкономленных денег на школьные завтраки, хотя знала, будь на то её воля, она могла иметь не одно, а несколько дорогих колец, но ей уж очень не хотелось, выделятся среди своих небогатых ровесниц. Девушка отделила тоненькое неприметное колечко, сняв его с пальца руки, и протянула Саше:
- На, примерь, не весть, какой, конечно подарок, но зато от всего сердца.
Юноша принял колечко из рук любимой, оно подошло ему только на мизинчик, оно было таким тоненьким, что его почти не было видно, на мужской руке. Саша отставил левую руку в сторону, прицениваясь к подарку:
- Спасибо дорогая, я никогда с ним не расстанусь, к тому же, если сильно не присматриваться, его никто не заметит, как раз то, что мне нужно,- он поцеловал сначала колечко на своей руке, затем притянул к себе девушку и поцеловал её в губы.
Влюблённые ещё некоторое время купались в своих нежных чувствах. О, как же им не хотелось расставаться, они жадно ловили каждое мгновение, каждое прикосновение, чтобы впитать в себя, частичку каждого…
В половине пятого утра вызвав такси к подъезду, Саша воровски проводил Светлану. Девушка быстро впорхнула в такси и растворилась в ночи.
Саша поднялся в квартиру, в надежде, что они остались незамеченными.
Он, долго лежал, томно прикрыв глаза, вспоминая подробности сегодняшней ночи. Его руки всё ещё ощущали её горячее, юное тело; такое нежное, сладкое, желанное,… на диване сохранялись следы любимой, как доказательства её беспредельной жертвенности, отдавшей на алтарь любви свою невинность. Постель сохраняла её запах, от этого запаха голова шла кругом, возвращая его в блаженный миг, миг познания неизведанного мужского счастья,… в низу живота нарастало напряжение и приятно ныло, сохранялось невидимое присутствие женского духа, за то, за что не жалко и жизнь отдать, - так думал юноша, ставший этой ночью мужчиной…
Света открыла своим ключом квартиру и бесшумно вошла.
- Бесстыдница,... у тебя видно разум помутился? - услышала она сдавленный голос бабушки Вали, - что люди скажут… я не узнаю тебя… ещё комсомолка… Нонка, всех нас просто уничтожит…
- Бабушка, милая, мне всё равно, да пусть хоть убьёт, за то я умру счастливой. Что мне до того, кто и что будет говорить, какое мне дело до людей,- полушепотом, стараясь не разбудить деда, взволнованно говорила девушка.
- Иди в ванную и немедленно смой с себя всю грязь и позор. Господи! Грех, то какой… а, это ещё что? – увидев в руках внучки непонятную игрушку, спросила женщина.
Девушка сильней прижала к себе мишку, отстраняясь и как бы заслоняя собой игрушку:
- Это память о Саше, когда он будет служить, частичка его будет со мной… и вовсе – это не грех – быть женщиной, а великое счастье. Теперь я это точно знаю. И я вовсе не хочу смывать следы его прикосновения. Это как живительный бальзам для тела, как божественное таинство, это нечто не подвластное описанию. Мне ничуть не жаль, и ничуть не стыдно! Как можно стыдиться того, что так естественно. Ведь все когда-то оказываются в постели с мужчиной, моя душа парит от радости. Моя любовь сильнее предрассудков.
- О, глупая, ты не ведаешь, что творишь. У этой любви могут быть последствия. Ты словно мотылёк летишь на свет, не зная, что в нём твоя погибель. Да ты, верно, умом тронулась, моя внучка никогда бы не позволила себе такой вольности,- укоряла бабушка зарвавшуюся внучку.
- Как красиво ты сказала про мотылька, и пусть я обожгу крылья и погибну, зато, я впустила в себя рай. Острее и выше этих ощущений не может быть ничего. Бабушка, как жаль, что ты прожив, такую долгую жизнь не испытала этого, иначе бы, ты не стала меня осуждать. А сейчас прости, я буду спать,- уставшим голосом произнесла девушка, направляясь в спальню и шепча на ходу:
- Любимый, бесконечно любимый, - она трогала себя за лицо, за плечи, где свежи ещё были «его» прикосновения.
Ложась в постель, девушка обняла мишку и, закрыв глаза, углубилась в свои мысли.
- Господи! Что же с нами всеми будет?.. – в сердцах пролепетала пожилая женщина со скорбным, несчастным лицом, глядя вслед удаляющейся внучке.
Света с трудом разлепила глаза, услышав шум за дверью.
- Впусти меня женщина! Я должен с ней серьёзно поговорить! Что она о себе возомнила? Девчонка! Что за нравы… да я год боялся дотронуться до тебя, чтобы не обидеть нечаянно… да и ты бы не позволила большего. А эта соплячка,… у всех на виду, в обнимку, подумать только… Сегодня же позвоню Андрею, с этим надо, что-то решать, - распалялся пожилой мужчина.
Заслонив собой дверь, Валентина Федотовна старалась успокоить мужа:
- Лёвушка, тебе нельзя так волноваться. Пожалей себя. Сейчас время другое…
- Мне всё равно на других, а моя внучка должна соблюдать рамки приличия, я надеюсь, она меня слышит! – как-бы обращаясь к внучке, как можно громче и строже, сказал дед.
- Лёвушка, дорогой, ты можешь опоздать на работу.
- О своей внучке заботу прояви, огорчили вы меня, огорчили… «яблоко от яблони»,… - буркнул мужчина и с удручённым видом направился к входной двери.
- Лёвушка, а как же завтрак?! – следуя за ним, засеменила женщина.
- Аппетита нет! Не ходи за мной женщина! - дверь за мужчиной захлопнулась.
Валентина Федотовна подошла к двери, за которой спала внучка. Взялась за ручку двери, и немного подумав, не решаясь войти, пошла на кухню…
Окончательно проснувшись, Света потискала своего нового друга – плюшевого мишку, она втягивала запах игрушки и, прикрыв глаза, чему-то блаженно улыбалась. Она долго гладила видавшую виды игрушку, с особой нежностью, что-то шептала, будто это было живое существо. Встав с постели, разведя руки в стороны, потянулась, зачем-то подошла к окну… Девушка отвела в сторону занавес и вся как-то просияла, спохватившись, сбросив с себя ночную рубашку, наспех накинула халатик, застёгиваясь на ходу, бросилась к входной двери.
Валентина Федотовна не успела и рта открыть, как внучка оказалась за дверью. Женщина зашла в комнату внучки, расшторив окно, увидела юношу стоявшего возле дерева, напротив их окон, и тут же к нему подбежала внучка. Она с какой-то щенячей преданностью смотрела на парня, который привлёк её к себе и они, куда-то ушли, скрывшись из вида.
- Боже! Боже! Неужели это моя внучка? Да она обезумела совсем! – прикрыв глаза, горестно произнесла женщина, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону.
Сашка, в какой-то полудрёме провёл остаток ночи, и как только за окном развиднелось, привёл себя в порядок, в полной решимости, отправиться к своей возлюбленной. Ему очень хотелось видеть свою любимую подружку, ему даже казалось, что от этих чувств можно умереть, так кипело всё внутри у юноши от переполняющих его эмоций.
Он стоял около дерева, глядя на окна второго этажа, иногда заходил за куст жасмина, что рос возле дерева, стараясь быть незамеченным.
Саша потерялся в пространстве и времени, глядя на окно второго этажа, пока в нём не показалась его девочка – мечта, его добрый ангел, его самая желанная возлюбленная…
Наконец влюблённые оказались в объятиях друг друга, и мир будто опрокинулся; время, проведённое вместе, словно короткий миг, а расставание долгая, жестокая пытка.
- Знаешь мне легче умереть в твоих объятиях, чем покинуть тебя, - с горечью в голосе говорила Света.
- Я с тобой согласен. Но хочется всё - таки попытаться быть счастливыми в этой жизни, только эти мысли придают мне силы, - с нежностью обнимая девушку, говорил Саша, с любовью глядя ей в глаза.
Тесно прижавшись, друг к другу, они долго молча, стояли под раскидистой ивой, которая прятала влюблённых под своими густыми ветвями, скрывая их от посторонних взоров. То, что они испытывали друг к другу, мало назвать любовью, это чувство несоизмеримо, земною мерою ощущений, ради которых и жизни не жалко: им просто хотелось раствориться в своих объятиях и пусть за ними чёрная бездна, лишь бы рядом, лишь бы вместе…
Расставшись с Сашей, Света отказавшись от еды, закрылась в спальне и, прижимая игрушку, что-то долго нашёптывала плюшевому мишки: сознание скорой разлуки с любимым, мучительной пыткой отзывалось во всём её теле, она долго вспоминала каждый миг короткого женского счастья наедине с милым её сердцу другом, пока сон не одолел её.
Девушка не помнила, сколько она проспала, громкие голоса за дверью нарушили её сон.
- Отец, ты же знаешь мою занятость, что могло такого, случится, чтобы сорвать меня с работы?!
- Андрей! Хватит думать только о работе. Вы с супругой не замечаете, как повзрослела ваша дочка. Надо просто по-отцовски сесть и поговорить с ней.
- Ну, для такого рода разговоров - есть мать.
- Сынок,- обратилась к сыну Валентина Федотовна,- ты же знаешь свою жену, разве она может говорить по-человечески? Что можно ждать от этой ужасной спесивой, бессердечной профурсетки, кроме криков и истерик…
- Женщина, иди на кухню, мы сами потолкуем с сыном, - сказал жене Лев Георгиевич, при этом как-то тяжело вздохнул.
Пожилая женщина удалилась.
- Вы совсем забыли за девочку, каждый живёт в своём мирке, как кому удобно. Между тем у внучки появился парень и как я понимаю у них любовь.
- Ну, так и что? Я тоже, когда то любил и люблю до сих пор…
- Нонку что ли?! – не понимая, о чём говорит сын, спросил его удивлённо отец.
- Ну, при чём здесь, Нонка? Танюшку из нашего класса помнишь?
- Припоминаю,… - говорил ошеломлённый мужчина.
- Я к ней ухожу, насовсем,… понимаешь? Слава Богу! Сейчас ни те времена, когда за «амаралку» можно загреметь не по - шуточному.
- Андрей! Сын мой, ты что такое говоришь?! Ты же коммунист! Куда уходишь? Как же семья? Столько лет прожили…
- Скорее промучился, - с иронией сарказма, говорил молодой мужчина, - О какой семье ты говоришь, отец? Семьи никогда не было, одну терпел, интуитивно чувствовал – не моё; другую же ненавидел. Я и не вспомню, когда прикасался в последний раз к своей так называемой супруге. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю… что касается партии, так сейчас ценности другие, - это ты батя идейный, настоящий коммунист, таких как ты по пальцам пересчитать можно, а остальные в партию шли, чтобы местечко потеплей, да посытней хапнуть, идеология нынче другая, за партбилет мало кто держится, разве, что твои ровесники…
- Нельзя быть таким циничным, ты пугаешь меня своим откровением. Не ожидал я от тебя такого, не ожидал,… про партию мы ещё поспорим. Нонка конечно не подарок, но ведь у вас взрослая дочь…
- Вот именно, взрослая дочь, да к тому же я не совсем уверен, что она мне родная. Если помнишь, она родилась семимесячная, но как мне пояснили, недоношенные дети, не рождаются, с весом в три кило… Я не хотел говорить, но у жены я был не первый, теперь то, я это точно знаю. А у Татьяны сын растёт от меня, на следующий год в школу пойдёт. Вот так вот, батя… Внук у тебя – Жорик… - хлопнув отца по плечу, молодой мужчина направился к двери, - Ма-ам,.. пока! - крикнул он уже у двери и, обратившись к отцу, заключил, - радуйся батя, твой внук носит имя твоего отца!
Ошарашенный пожилой мужчина, не мог прийти в себя от голой правды собственного сына. Из кухни вышла Валентина Федотовна и, увидев бледное лицо супруга, забеспокоилось:
- Лёвушка! Что-то случилось?!
- Случилось! Внук у нас растёт - Георгий! Таню помнишь? Сын дружил с ней со школы,… так вот, он к ней уходит…
Лев Георгиевич, вдруг покрылся испариной, схватился за грудь и, оседая, стал тяжело дышать.
Женщина помогла мужу прилечь на диван и метнулась к телефону:
- Да бог с ними со всеми! Потерпи, Лёвушка, потерпи родимый, - я сейчас «скорую» вызову.
- Неправильно всё это, неправильно… не по – людски,… - теряя, последние силы бессвязно шептал немеющими губами мужчина.
Света слышала весь разговор за дверью, ей даже показалось, что этот разговор предназначался больше для её ушей, чем для кого-то. Она просто оцепенела от услышанного, внутренняя душевная боль сдавливала грудь. Отец никогда не был с ней ласков, теперь она знала причину… она, отстранённо слушала шум за дверью и даже не хотела реагировать ни на что. Она проживала последние минуты, будто в каком-то забытье, словно в дурном сне. Девушка лежала на кровати, скрутившись клубком, крепко прижимая к себе плюшевого мишку, у неё даже слёз не было.
Заглянув к внучке в комнату, Валентина Федотовна взволнованным голосом сказала:
- Дедушке плохо, его на «скорой» забирают в больницу, я с ним поеду.
Света осталась безучастна. Какое-то время она просто лежала и не моргающем взглядом, с долей глубокой обиды, смотрела на портрет, который весел на стене; на нём была изображена она с родителями – «иллюзия счастливого детства». И лишь когда на улице стало сереть, и в комнате потемнело, она, словно очнулась.
Выйдя из комнаты, она прошла в ванную, долго смотрела на своё отражение в зеркале, на глаза ей попалась дедушкина «безопасная» бритва, держа её в руке, трогая лезвие, вслух сказала:
- Какой глупец придумал такое название? Это же орудие для убийства…
Поёжившись от собственных слов, она отбросила бритву на пол, как- будто она жгла ей руки.
- Какое мне дело да них, до всех, - чужим, отстранённым голосом сказала девушка, - у меня есть мой Санечка и никто в мире мне больше не нужен.
Света приняла ванную, привела себя в порядок. Подошла к секретеру, где лежали деньги, отсчитала нужную сумму, не глядя, сунула в сумочку и подошла к телефону. Набрала привычный номер и, услышав в трубке короткое – «Ало!»,- чужим твёрдым голосом сказала:
- Любимый! Я еду к тебе!