Королева

Король. Глава 2.

* * *

Несмотря на каникулы, тренажёрный зал спортшколы был открыт, и Жучка ходила туда ежедневно. Ей необходимо было отвлечься и выплеснуть непонятное смятение.

Хорошо хоть, что семейка Королёвых ещё первого января отчалила из города до конца каникул. В Альпы, на горных лыжах кататься.

Король звонил каждый день и весело расписывал Альпы, шале, где их поселили, швейцарский шоколад и горных гномов. Гнал, конечно, звонарь, но Жучка невольно улыбалась, слушая его пустой трёп.

Её подмывало спросить про братца, но она сдерживалась.

Какое ей дело до него!

Увидев же Серёгу через пару дней у дверей спортшколы, она оцепенела на пороге, мешая остальным выходить. Наконец тренер Палыч позади неё поинтересовался раздраженно, не примёрзла ли она к порогу случайно. Ребята гоготнули, но осеклись под её ледяным взглядом и разошлись неохотно, то и дело с любопытством оборачиваясь на неё и на тощего, длинного и неуклюжего пацана с гитарой, неловко переминавшегося на крыльце.

— Подкачаться решил, музыкант? — крикнул кто-то, и все засмеялись, гурьбой потянувшись к воротам.

Жучка решительно шагнула вперёд, и Серёга робко ей заулыбался.

— Вы когда вернулись? — резко спросила она. — И где Король?

— Я с ними вообще-то не ездил, — ошарашенно заморгал пацан своими длинными ресницами. — Я дома оставался. А они завтра приедут.

— Один дома, фильм пять, — пробормотала она растерянно. Сердце у неё почему-то ёкнуло. — Как же они тебя одного оставили?

— А что, мне три года, что ли? — неожиданно взъерепенился Серёга, как сердитый воробей. — Меня уже и одного оставить нельзя?

— Да нет, почему... — она тоже разозлилась на себя за своё невнятное мычание и раздражённо бросила: — Скучно же!

— Нет, совсем не скучно, — Серёга мотнул головой, а потом застенчиво улыбнулся, поглядев ей прямо в глаза. — Страшно только... немного. Но я свет везде зажигаю, музыку включаю и телевизор... А когда песня приходит, то вообще ничего не замечаю.

— Ясно, — пробурчала она, хотя ей ничего не было ясно. — А как ты меня нашёл?

— Король же говорил, что ты здесь тренируешься, — охотно пояснил Серёга. — Ну, я и подумал, если постоять и подождать, то я тебя встречу рано или поздно.

— Или поздно, — машинально повторила она и даже покраснела от раздражения. Что за фигня! — На хрена я тебе понадобилась?

Почему этот сопляк опять приводит её в такое смятение?!

— Я тебе песню сочинил... — несмело вымолвил Серёга, снова растерянно переступая разношенными кроссовками. Глаза его заблестели.

— Че-го?!

— Песню. Для тебя, — повторил он и добавил просительно: — Пойдём к нам, я тебе её спою.

Первой её мыслью было: «Ещё чего!»

А потом...

— Песню? Какую ещё песню? Мне?!

Жучка понимала, что так же, как он, хлопает ресницами и бессвязно лепечет, но ничего не могла с собой поделать.

— Пойдём тогда куда-нибудь ещё, — Серёга решительно взял её за руку и потянул с крыльца. — К морю пойдём. Я хочу, чтоб ты послушала. Пожалуйста!

И она покорно пошла за ним.

Просто как заколдованная.

* * *

Морской берег был абсолютно пустынным. Не июль, однако...

Зеленовато-серые волны с тихим плеском одна за другой набегали на гальку, оставляя на ней пену и водоросли. Как и сотню, и две сотни, и тысячу лет назад.

— Айвазовский где-то здесь Пушкина писал, — задумчиво проговорил Серёга, будто подслушав её мысли. — Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой...

Пиит!

Нарочито поморщившись, Жучка подошла поближе к полосе прибоя и, подобрав пару камушков, зашвырнула их в воду. Вытерла руки о джинсы, решительно поворачиваясь к Серёге:

— Ты меня что, сюда позвал Пушкина читать? Пушкина я вон в библиотеке возьму, если мне приспичит.

Серёга снова часто-часто заморгал, но не обиделся. Виновато улыбнулся и огляделся. И бурно обрадовался, увидев большой бурый валун, рядом с которым валялась пара пустых пивных бутылок.

— Вот, садись! Садись!

Сам он опустился прямо на гальку, положил гитару на колени, провел пару раз по струнам, потом обхватил тонкими пальцами гриф.

И Жучка с замершим сердцем вдруг увидела, как меняется его полудетское лицо, заостряясь и взрослея. Он облизнул губы, снова провёл пальцами по струнам. Поглядел на неё внимательно и тряхнул светловолосой головой.

— Выпусти зверя,

В отчаянии или с последней надеждой,

Нападай не веря.

Сила, слабость, где-то между.

Танцуй на коварных змеях лучей,

Пока хватает сил, пока кидает тело.

Рискуй за право биться без мечей

На разумах пока тебе не надоело.

Трави, их всех и выпускай зверей

Из каждого котёнка, из каждого примата,

Лови прыжки из окон и дверей

В самое сердце или в ствол автомата.

Пляши на окружностях прожекторов,

Ищи глазами жертву, потом зажмёшь у стенки.

Дыши, забудь святош и докторов,

Пока стреляют пальцы и не дрожат коленки.

Трави, гони до самой норы,

Потом лови всю стаю, пойми — так надо,

И заноси свои троянские дары

Им в самое сердце или в ствол автомата...

Он замолк. И только снова и снова перебирал струны, потом резко зажал их ладонью и вскинул растрёпанную голову. Серые глаза взглянули на Жучку вызывающе, устало, тревожно:

— Что?

Жучка не знала, что говорить. Она вообще не могла говорить.

Как тогда, в коридоре у его двери.

— Ты, наверно, и не дрался-то никогда в жизни, — хмурясь, вымолвила она наконец. — Или дрался? — Внезапная догадка ударила ей в голову. — Тебя там в доме... одного... никто не достаёт?

Серёга растерянно моргнул, снова стремительно становясь прежним — балованным, изнеженным, неуклюжим пацаном.

— Нападай, не веря... — мрачно процитировала она, сдвинув брови. — Это ещё откуда?

— Это... это же образ, — он прикусил губу и вдруг расплылся в счастливой улыбке: — Ты что, испугалась, что ли? Испугалась... за меня?

— Ещё чего! — продолжая хмуриться, она легко спрыгнула с валуна и деловито отряхнула джинсы. — О-образ...

— И это всё, что ты скажешь? — продолжая сидеть на гальке, разочарованно протянул Серёга дрогнувшим голосом. Вот-вот расплачется.

Ну, дитё и дитё!

Жучка пристально взглянула в его расстроенное лицо и протянула руку:

— Пошли.

— Ку-куда пошли?

Он, впрочем, покорно вцепился в её протянутую ладонь и поднялся с гальки, тоже неловко отряхиваясь.

— Куда, куда... Познакомлю тебя тут кое с кем, — неопределённо отозвалась она. — Хватит в одиночестве песнячить. Пусть тебя люди услышат.

— Песнячить — хорошее какое слово, — неожиданно улыбнулся он, и вдруг замер, испуганно распахнув глаза, как заяц, застигнутый врасплох охотником. — А меня не засмеют?

— Пусть только попробуют, — сурово пообещала Жучка.

* * *

Но никто даже не пробовал смеяться — ни Махно, ни остальные пацаны. Хотя сперва они, конечно, переглянулись — больше растерянно, чем насмешливо, — когда Жучка за руку втащила Серёгу в гараж, а он робко бормотнул: «Привет», пятясь обратно к дверям под их удивлёнными взглядами.

— Сядь! — прикрикнула Жучка, подталкивая его к ящикам. — Махно, это Серёга. Серёга, это Махно.

— Алиса, это пудинг... — невнятно пролепетал Серёга. — Махно — Нестор, что ли?

Жучка величественно пропустила этот лепет мимо ушей и продолжала:

— У них есть группа в нашем ДК, но нет хедлайнера. Спой им.

— Я — хедлайнер?! — в ужасе замотал головой Серёга, отчаянно прижимая гитару к груди, будто боясь, что её вот-вот у него отнимут. — Что ты!

— Давай пой уже. Пой, что мне пел, — устало велела Жучка, отступая к дверям, чтобы перехватить этого малахольного, если он кинется удирать с перепугу.

Но он не удрал.

Он на мгновение плотно сжал губы и коснулся пальцами запевших струн.

И, когда отзвенел последний аккорд его гитары, Жучка победно обвела гордым взглядом растерянные лица парней.

...Пока они все бурно обсуждали грядущие великие перспективы — Серёга только счастливо улыбался, поворачиваясь то к одному, то к другому — и жалели, что ДК сейчас закрыт, — а то бы они репетнули! — Жучка молча читала Паланика у себя в телефоне. И только когда речь зашла о том, что надо бы обмыть появление хедлайнера, подняла голову:

— Так, Махно. Слушай сюда и слушай внимательно. Или бухаем, или работаем. Что?

— Работаем, — скорбно вздохнул Махно, отводя глаза, чтобы не встречаться с её пронизывающим взглядом.

То-то же.

Жучка смилостивилась и отвернулась.

* * *

Серёгу она проводила до самого особняка Королёвых. Тот шёл молча, всё так же счастливо и мечтательно улыбаясь.

Особняк, конечно, был освещён от киля до клотика, и Жучка, не удержавшись, съехидничала:

— Твои разорятся за свет платить.

— Нет, ты что! — запротестовал Серёга абсолютно серьёзно. — Не разорятся!

Ох ты ж Господи...

Жучка только головой покачала:

— Это шутка была такая, зайчик. Бамбарбия кергуду.

— Я не зайчик! — Серёга вдруг опять обиженно нахохлился. — Я всего на год тебя младше, почему ты со мной так?! Провожать меня зачем-то пошла... Это я тебя должен провожать!

Ну вот, и что прикажете с таким чудом делать?

— Я тебя на порядок старше, — отрезала она. — Знаешь, что такое порядок, поэт?

— Мама говорит, что я и порядок — две вещи несовместные, — смущённо засмеялся тот, остыв так же мгновенно, как обиделся. — Мама говорит... — Он запнулся и растерянно заморгал: — Но ты же не про такой порядок, да?

И тут Жучка, не выдержав, сделала то, чего не надо было бы делать, но что ей хотелось сделать так, что аж руки чесались. Обняла его — крепко, чтобы почувствовать под толстым свитером его острые лопатки и выступающие рёбра, почувствовать, как часто и неровно он дышит, как пряди его взлохмаченных волос щекочут ей щёку.

Это было так сладко и больно. Так... странно.

Отстранившись наконец, она прямо взглянула в его изумлённо округлившиеся, потемневшие глаза и неловко выпалила.

— И бухать с ними чтоб не смел никогда, понял? Выдеру!

— Я... я вообще не пью... — невнятно забормотал Серёга, протестующе мотая головой. — Я не люблю... мне никакой допинг не нужен вообще...

— А, ну да, у тебя же твоя музыка есть, — понимающе кивнула Жучка, поворачиваясь, чтобы уйти, но тут он поймал её за руку.

Пальцы у него были на удивление сильные.

— Ты... поняла, да? Никто не понимает, даже Дюня! Мама однажды предложила мне тест на наркотики пройти...

— Чего-о?

— Ну да, год назад... она решила, что я... потому что у меня в школе... неважно. Я странный, ты же видишь. Нет, правда! Ну я и прошёл этот тест, я же знал, что я ничего такого... А ты сразу всё поняла!

Он снова робко и счастливо улыбнулся, смешно сморщив нос.

Жучка резко выдернула руку и даже спрятала её зачем-то за спину.

— Что поняла? Что ты торчишь от своих песен и никакого ширева-порева тебе не требуется? Тоже мне, теорема Ферма... Ладно, скачи уже... зайчик.

И шагнула в темноту, больше не оборачиваясь.

На душе у неё было... смутно.

* * *

Явление Короля народу произошло внезапно и бурно. Он позвонил — да не Жучке на мобильник, а сразу в обшарпанную дверь их «хрущёвки». А когда Жучка её распахнула, он, солнечно улыбаясь, сразу шагнул мимо неё в крохотную полутёмную прихожую.

— Эй! — чуть оправившись от изумления, она схватила его за рукав. — Я тебя не приглашала!

— А я сам себя пригласил! Привет, Королева! — смеясь, он подхватил её и закружил, натыкаясь на стены. — Я соскучился! Там одни гномы!

Звонарь. Соскучился он, видите ли!

— А этих... гномш... гномих там что, не было? — подозрительно прищурилась Жучка, отпихивая его и тоже невольно расплываясь в дурацкой улыбке.

— Не-а. А ты что, ревнуешь?

— Да щас! Размечтался, тоже мне, секс-символ...

Она жадно его оглядела, вдруг поняв, что тоже соскучилась, вдыхала его знакомый запах — терпкий и свежий. Король уже тянулся улыбающимися губами к её полураскрытым губам, когда её взгляд вдруг упал на подозрительно набитую сумку у него под ногами.

— Эй! Это что ещё за дела?

Присев, она дёрнула за «молнию» сумки. Ну конечно! Жратва. Шоколад, сервелат, сыр, икра, шампанское... Больше она смотреть не стала, рывком застегнула сумку и выпрямилась.

— Ну чего ты? — Король улыбался уже просительно. — Это же гостинцы... от гномов!

— Я тебе покажу гномов, — вспыхнув от злости и стыда, пообещала Жучка. — Нищенку осчастливить решил, богатенький Буратино? Забирай своё добро и уматывай!

— Ты не выёживайся зря, ясно? — вспыхнул и Король. — Какая ещё нищенка, чего ты комплексуешь на пустом месте?

— Комплексую? Я? — вздёрнув подбородок, она решительно распахнула перед ним входную дверь. — Уматывай, ну!

Но тут в прихожую выглянула, подслеповато щурясь, испуганная бабка:

— Варенька! Ты чего шумишь? Кого тут гонишь?

Король обернулся, растерявшись всего на секунду. А потом его смазливая физиономия просияла всё той же ослепительной улыбкой.

— Добрый вечер! — взяв морщинистую бабкину руку, он церемонно поднёс её к губам и чуть ли каблуками не прищёлкнул.

Бабка ахнула и обомлела, уставившись на него во все глаза.

Кавалергард хренов! Позёр! Оба позёры, что старшенький братишка, что младшенький...

Кипя от негодования, Жучка с размаху захлопнула входную дверь, из которой тянуло сквозняком. Она бы с удовольствием захлопнула её за собой с другой стороны, оставив Короля рассыпаться в любезностях перед бабкой, а бабку — солировать с душещипательными рассказами о сиротской внучкиной доле, но...

Но это было бы совершеннейшим детством.

Поэтому она стиснула зубы, прошагала на кухню и включила чайник, а радостный Король чуть ли не вприпрыжку притащил туда же сумку и принялся сноровисто её разгружать. Благодетель!

— Ну что ты всё шипишь? — потихоньку сказал Король, осторожно обнимая Жучку за талию, пока бабка, ахая и охая, накрывала на стол. — Сейчас принято в гости со своими продуктами ходить — кризис же! Всемирный экономический, если что.

— Твой папа к Чубайсу в гости тоже со своей колбаской ходит? — съязвила Жучка, сунув локоть ему под рёбра — не сильно, но чувствительно, чтобы не зарывался уж слишком. — Ру-ки!

— Руки? Какие руки? Где руки? — наивно захлопал он ресницами. — А, эти, что ли?.. Папа к Чубайсу в гости не ходит, между прочим.

— А что ж так? Или не приглашают? — снова съехидничала Жучка, невольно, впрочем, улыбаясь.

— Детки, присаживайтесь! — провозгласила бабка, закончив организацию пиршества, и выдвинула из-под стола табуретки.

Детки присели, и Жучка обречённо приготовилась выслушивать обычный бабкин репертуар, вертя в руках пульт от нового телевизора, чтобы, если уж совсем уж припечёт, врубить ящик погромче и отвлечь бабку каким-нибудь идиотским шоу.

Но та, подперев ладонью щёку, ничего не говорила, а только внимательно слушала Короля, разливавшегося соловьём по поводу швейцарских красот и интересностей. Что-что, а говорить он умел.

Плевако!

— Ты после Гарварда небось в политику ударишься? Звездишь — как дышишь, — шёпотом поддела его Жучка, вытаскивая кусок колбасы из его тарелки и водружая сверху сыр.

«Ладно, обожрём буржуев», — решила она.

Король и бровью не повёл, доливая шампанское в три ещё советских хрустальных бокала.

— А я вот нигде уже не побываю — разве что по телевизору погляжу, — пожаловалась раскрасневшаяся от шампанского бабка. — Даже при Союзе никуда не ездила. Куда ехать-то — мы и так на море!

Она захихикала, как девочка.

— Ангелина Семёновна, так вы здесь родились? — полюбопытствовал Король. — И в войну здесь были?

— Да, здесь и родилась, — не сразу отозвалась бабка. — И в войну здесь была, эвакуироваться мы не успели. Мне тринадцать было, так я в госпитале за ранеными ухаживала. Немцы по столько раз на дню нас бомбили — весь город с землёй сравняли, всё равно что Сталинград. Развалины одни стояли. Не приведи Боже... Горело всё, порт горел, нефтебаза. Людей прямо во дворах хоронили. Но не сдали город, нет, не сдали.

Она повела плечами, глядя куда-то вдаль, будто видя там себя — тринадцатилетнюю, круглощёкую, испуганную девчонку с русыми косичками.

— Помню, матросика одного в госпиталь привезли, всего развороченного. Я ему: «Миленький, не умирай!» Куда там... Просил меня — маме, мол, напиши, сестрёнка. А сам и адреса не сказал, не успел. Умер. А мама, небось, всё ждала, ждала...

Бабка допила шампанское залпом как водку.

— Раненых таскала когда, окопы копала, надорвалась я сильно. Думала, не рожу уже, не смогу. Да нет, родила, поздно, правда, на четвёртом десятке уже. Мариночку, дочку. А тут вон как получилось... Осиротели мы с Варенькой. Ну что ж, на всё Господня воля.

— А какая у вас пенсия, Ангелина Семёновна? — тихо спросил Король. Он уже не улыбался, смотрел напряжённо, голубые глаза его потемнели.

— Ой, сейчас хорошо стало, добавили, я так целых восемь тыщ получаю, — гордо похвасталась бабка, просияв. — Дай Бог здоровья Путину, Медведеву да губернатору нашему Ткачёву. И Вареньке добавили в этом году — по потере кормильца, почти пять пятьсот уже выходит. Так что мы сейчас хорошо живём с Варенькой, грех жаловаться!

Жучка прикусила губу и резко встала из-за стола:

— Ба, мы у меня в комнате посидим. Оставь всё, я после уберу и посуду вымою.

* * *

Побывав в гостях у Короля, Жучка совершенно точно знала, что он должен подумать о её комнатушке-клетушке. И напряглась, представляя, куда его пошлёт за один только пренебрежительный взгляд или слово.

Но Король вообще ничего не сказал. Поглядел на огромную карту мира на стене, прикрывавшую дешёвенькие обои, на самодельную шведскую стенку в углу, на книжные полки, набитые битком, на старый, но исправно гудевший комп. Присел на узкую жёсткую тахту. И пробормотал:

— Я по десятке за раз в ночных клубах оставлял. И это ещё дёшево было. Считай, даром.

— Два мира — две судьбы, — ядовито фыркнула Жучка, вся подобравшись. — И к чему ты это?

Король не подымал глаз от пола, застеленного бабкиным тряпочным ковриком.

— Эй, алё, — Жучка подошла к нему и присела на корточки, осторожно заглядывая в его лицо. — Ты чего? Дюнь! — Она впервые назвала его этим детским именем, услышанным вчера от Серёги.

— Ничего, — он неловко откашлялся, запуская пальцы в её волосы. — Если б ты только позволила...

— Нет, — отрезала она, отстраняя его руку и сразу вскакивая.

— Ты ж не знаешь даже, про что я, — он наконец через силу заулыбался.

Жучка скрестила руки на груди:

— Про что бы то ни было! Нет, и всё.

— А поцеловать? — он ухмыльнулся уже веселее. — Я соскучился, правда...

— Перебьёшься, — сузила она глаза. — Пока что.

* * *

Король перебивался долго. Начался март, совсем потеплело, и на городских клумбах рабочие в оранжевых робах аккуратно высадили разноцветные анютины глазки.

Жучка целыми днями пропадала на дополнительных занятиях и элективных курсах, мотивируя это тем, что надо готовиться к поступлению, а внешкольное общение с Королём ограничила виртуалом — скайпом и смайликами в почтовом агенте. И только вечерами пару раз в неделю позволяла себе пробраться в ДК, где репетировала группа Махно.

Серёгина группа.

Получившая, кстати, совершенно идиотское название «Чеширские Коты». Жучка была свидетельницей мозгового штурма при этих крестинах и впервые с Нового года хохотала до колик. К счастью, названия «Финка Бычьего Цепня», «Эмбрион Мракобесия» и «Контуженный Рассол» были группой забракованы.

Серёга расцвёл. А при виде неё, казалось, уже готов был не просто расцвести, а заколоситься. Пустить корни и прорасти во все стороны.

Ей же самой при одном взгляде на него казалось, что в сердце у неё поселился крохотный пушистый зверёк, который то нежно прикасается, гладит мягкой лапкой, то царапает и больно вгрызается внутрь.

Песец, короче.

Ей хотелось смеяться над этим во весь голос. Или реветь взахлёб, пропитывая слезами подушку. Но в последний раз она плакала, наверное, в первом классе, так часто с тех пор загоняя слёзы внутрь, что они смерзлись там в одну огромную твёрдую глыбу. Иногда она боялась, что эта глыба задушит её.

Только песни, только Серёгины песни подтапливали этот лёд.

— Как же мне нравились грустные песни,

Полные жгучей неясной тоски,

Это как будто в груди стало тесно,

Это свободы чужой огоньки.

Как же мне нравились скользкие капли,

Солнца лучи через грязь на стекле,

Звуков спокойных как будто бы залпы,

Дрожью немой отдаются в земле.

Это как будто кусочки послушных

Ветру подвластных теней при луне.

Это как будто бы кто-то подслушал

Тихие песни в моей голове...

Жучка сидела на ступеньках у самой сцены, закрыв глаза, даже, когда песня уже отзвучала, а парни радостно и довольно загалдели. И только по наступившей вдруг звенящей тишине она поняла — что-то не так. И враз открыла глаза.

— Ты ж сказала, что пошла на дополнительные по физике, — голос Короля прозвучал над её головой не возмущённо, а устало.

— Соврала, — отрезала Жучка, мгновенно подымаясь и расправляя плечи.

Король стоял, засунув руки в карманы, и переводил непонятный взгляд с неё на Серёгу, потом опять на неё и на притихших парней. Усмехнулся вдруг:

— Выходит, вы не только впятером на одного умеете?

— А что, в ментовку пойдёшь? — оскалился ощетинившийся, как волчонок, Махно. — Давай, вали!

Жучка открыла было рот, но тут обрёл дар речи Серёга, ничего не понявший, конечно же, но почуявший нависшее напряжение:

— Дюнь! Ты нас как нашёл? Ты не сердись, я просто боялся тебе сказать, что у нас теперь... — он неловко повёл рукой, — группа... ты же считаешь, что это глупости всё... Ты только не уходи, мы щас, щас — ещё одну песню... Дюнь!

Он попытался спуститься со сцены, запутался в проводах, споткнулся и кувыркнулся вниз, чуть не сбив Короля с ног. Тот, ругнувшись себе под нос, подхватил брата за локоть:

— Не егози, Серый, я не уйду.

— Ты давно здесь? Ты слушал? Как тебе? — Серёга взволнованно шмыгнул носом и машинально утёр его рукавом.

— Это... — Король помедлил. — Это круто.

— Правда? — тот так просиял, глаза в мохнатых ресницах засветились.

Стоя в стороне, Жучка молча смотрела на братцев Королёвых, чувствуя, как прогрызает сердце проклятый зверёк, и понимала, что надо бежать.

Бежать без оглядки.

Спасаться, пока не поздно.

Ещё не поздно!

— Варь, ты тоже не уходи, — Серёга тревожно оглянулся на неё, вновь будто подслушав её мысли. — Ладно? Мы ещё по одной...

Ага, накатим по второй...

Она только тяжело вздохнула.

— Ладно.

И осталась стоять у сцены. Король не подошёл к ней, держась поодаль, но она всем телом чувствовала его пристальный взгляд.

Когда репетиция закончилась, и ребята помогали звукачу собирать аппаратуру, Жучка вновь повернулась к выходу. И опять не успела уйти.

— Ты куда это? — с обманчивым спокойствием осведомился Король.

— Ты не уходи только, — одновременно с ним выпалил Серёга, — а то нас мама домой не пустит, а при тебе она постесняется, а потом она его полюбит!

Так.

Жучка уже собиралась поинтересоваться, что за фигню порет будущая рок-звезда, когда Серёга, нырнув за кулисы, торжественно вынес оттуда мохнатый тёмный комок.

— Вот! Я его нашёл в подвале!

Комок потянулся, раскрыл розовую пастишку и тоненько тявкнул.

Серёга засмеялся.

— Серый, ты болен, — заулыбался наконец Король. — Мама нас не выгонит, она нас просто убьёт. Медленно и печально.

— Не-а, — уверенно заявил Серёга. — Не убьёт. Говорю же, она его полюбит. Я его назову... мы его назовём... Варь, как мы его назовём?

— Песец, — мрачно предложила Жучка.