Проклятие Черного Аспида

Глава 2

Раньше не было ни времени.

Ни земли, ни пыли – ничего.

Забыли всё.

Было небылью, да стало былью.

Река остыла, и вода застыла в ничто.

(с) Женя Любич

Я выныривала из небытия короткими обрывками реальности, они походили на мой привычный кошмар. Мне чудился запах серы, словно чиркнули около ста спичек одновременно, а перед глазами чернично-малиновое зарево над полоской горизонта. То ли закат, то ли восход. Выпь голосит поминальную песню, и от тоски ребра сжимают обручи железные.

Будут ли меня искать? Наверное, нет. Может, Лиза будет. Захотелось вдруг, чтоб мама узнала и чтоб слезы по мне утирала, а мозг резануло картинкой, где она водкой горе заливает и смеется с такими же опустившимися собутыльниками над пошлой шуткой, уже забыв, что поминки у нее дома, а не веселье. Ненависть поднялась вихрем и тут же улеглась пеплом в душе. Отненавидела уже. Горечь золой осыпалась и легла еще одним слоем грязи на сердце и на душу. 

Я выныривала из омута боли и погружалась в него снова. Болело все тело, но больше всего голова. Казалось, внутри нее пульсирует адский сгусток, приносивший мне страдания. Все это время я ощущала чье-то присутствие. Давящее и невыносимо тяжелое. Словно весь ужас вселенной сконцентрировался рядом со мной и вокруг меня. Обрывки воспоминаний вплетались в сумеречный туман перед глазами. Малиновый сполох вдалеке рассеялся и утонул в сизом тумане. Мне казалось, я слышу голоса, но они иные и не похожи на голоса людей. Они звучат не у меня в ушах, а в моей голове. Страшные и похожие на рокот вперемешку с шипением. Сама реальность оказалась страшнее любого кошмара, который я когда-либо видела. Потому что нет этой люти наяву и быть не может. А может, я сошла с ума? И это все плод моей воспаленной болезнью фантазии?

Наконец-то глаза снова раскрылись с мучительной резью в висках, я поняла, что меня куда-то везут. Нет. Не в машине. На лошади. Связанная по рукам и ногам, я свисаю поперек жесткого седла. Оно упирается мне в живот и жестоко трет кожу под легкой влажной сорочкой, прилипшей к телу, а скомканные и растрепанные волосы свисают до самой земли, выметая ее грязными серыми концами. Косы расплелись, и в прядях цветы кровавые запутались. Они до сих пор источали тошнотворный сладкий запах. Вспомнились плавающие на гладком озере венки… там, где лодки с остальными девушками утонули. Опять стало жутко, и я пошевелила руками.

Вот почему настолько сильно болят виски и режет глаза – вся кровь прилила к голове, а тело превратилось в сплошной синяк. Каждая секунда пульсировала в ушах ожиданием чего-то ужасного, чего-то необратимого, нависшего надо мной. Меня ослепило воспоминанием о жуткой твари, вцепившейся в меня когтями и выдернувшей из лодки, и от дикого ужаса в горле задрожал вопль. Вскинула голову и закричала. Но никто не обратил на меня внимания. Лошадь продолжала скакать во весь опор. На глаза от боли и страха навернулись слезы, и сквозь соленую рябь я видела пепел под копытами лошади… лошади ли? Потому что тот звук, который издавало это животное, с трудом можно назвать ржанием. Оно пыхтело жаром, которым обдавало лицо, как из жерла домны. Я задыхалась от первобытного ужаса, пытаясь освободить затекшие и онемевшие руки.

– Отпустите, – хрипло и так тихо, словно я разучилась говорить или потеряла голос.

Горло обожгло нестерпимой жаждой, и глоток воздуха, скорее, напоминал глоток песка. Оцарапал горло и скатился внутрь, раздирая желудок. Меня или не слышали, или делали вид, что не слышат. И я была уверена, что, скорее всего, второе.

С трудом повернула голову, стоная от страданий, которые причиняли ушибленные о жесткое седло ребра. Натертые веревкой руки и ноги словно отнялись и горели пламенем. И все же я увидела вдетые в золотые стремена черные сапоги с заостренными носками, покрытые копотью и заляпанные грязью. Еще усилие, приподняла голову, кусая губы от напряжения – голенища сапог заканчивались у колен, и сбоку красовался вышитый золотом змей.

И снова память полоснула мелькнувшей в облаках тенью монстра. Потом проклятые сектанты, от воспоминания о которых внутри будто зашевелился ворох гнилых листьев, я даже запах тлена почувствовала. Сапоги… золотые стремена. Кто в наше время все это носит? Куда меня везут? Зачем? Может, это игра такая? Жестокая игра за деньги. Реалити-шоу какое-нибудь. Рисунок змеи показался почему-то знакомым. Словно видела его где-то. Совсем недавно видела.

И перед глазами картинками…

«Я, танцующая у озера вместе с девчонками. Босые и растрепанные мы песни орем и венки в воду швыряем, загадывая желания. Лизка смеется громче всех. У нее день рождения, и она такая красивая сегодня в красном расшитом сарафане. Отец для нее вечеринку устроил в старославянском стиле. Домик в лесу у пруда сняли. Целую программу составили и костры на берегу разожгли. Мы венки сами плели с Лизой для гостей. Свечки в стеклянных закрытых подсвечниках по земле расставили. Красиво до невозможности. Все вино пьем и смеемся. Лизка еще и ведьму, бабу Пелагею, пригласила погадать нам всем. Помню, как мы громко смеялись, представляя себе ряженую, как и все мы, женщину, которой заплатили за развлечение гостей. Но Лиза заверила нас, что ведьма самая настоящая, из местных. К ней гадать из других городов и даже из далеких стран приезжают. Всю правду говорит. Не всегда хорошую. Когда она появилась, смеяться все прекратили. Не потому что некрасиво, а потому что страшная она была, потому что на нас глазами черными зыркнула из-под бровей косматых и платок цветастый поправила. Гадать на воде решили – все же Ночь на Ивана Купалу. Лиза принесла нам всем тазы и свечи. Ведьма сказала, что покажет наше будущее. Чтоб каждая в чистый таз крови капнула и волосы в нем в воде из пруда вымыла. Весело смеясь мы к пруду пошли по воду. Все набрали, а я подойти боюсь. Страх преодолеть не могу. А потом все же решилась. Наклонилась – воду зачерпнуть, и вдруг показалось мне, что смотрит кто-то на меня сзади из темноты. По телу дрожь прошла и в горле пересохло. Волосы тронули чьи-то пальцы, и таз из рук выпал… я отражение в водной ряби увидела. Черная тень за спиной промелькнула, и два желтых глаза в сумраке вспыхнули и погасли. Шуршание травы послышалось. Будто гигантский ползучий змей хвостом кусты разворошил. Несколько секунд я так и стояла оторопевшая и испуганная до полусмерти, пока сама себя не успокоила, что привиделось мне. Вина много выпили. И вода… я всегда ее боялась. Еще с детства. Зачерпнула тазом серебристую жидкость и пошла обратно к костру. Девочки тихо шептались, склонившись над тазом Лизы. Я ждала своей очереди и прислушивалась к тихому потрескиванию сверчков и кваканью лягушек. Звуки ночи… звуки вкрадчивого страха, он колючей паутинкой ползал по спине, невольно напоминая видение у озера. Когда мой черед настал, Баба Пелагея сама ко мне подошла, но едва над водой склонилась – зашипела, как кошка. Отпрыгнула назад, таз перевернув, а потом на меня вдруг пальцем указала:

– Уйдет пусть… уйдет немедленно! Ей гадать не буду!

Все на меня посмотрели, а я назад попятилась, глядя на женщину, которая словно рассудок потеряла, а та что-то шепчет и рассыпает вокруг себя розовый порошок, как пыль клубящийся в воздухе и не оседающий на землю:

– Не почуй, да не увидь деяния мои. Не услышь и не узнай. Не трогала… не смотрела. Не трогала… не смотрела… Убирайся! – рыкнула на меня. – Проданная ты! Проданная!

И я убежала. Куда-то через заросли. Голос ведьмы еще в ушах пульсировал, а ноги сами по траве несут к воде. Не помню, как упала в песок у самого берега. За траву уцепилась, а она пальцы режет и ладони, словно вперед сбросить хочет, окунуть в пруд ледяной. Я свое отражение в воде вижу, и что-то сверкает на дне, переливается в свете месяца. Руку протянула, как заворожённая, сжала пальцами металл. А когда ладонь раскрыла, перстень увидела. Красивый до безумия с изображением змеи, свернувшейся вокруг янтарного камня. И корона у змеи на голове.

– Выбрось! Не надень! Наденешь – участь свою примешь страшную сама! Ни выкуп не спасет, ни молитвы!

Голос взорвался в висках, и в воде лицо старухи зарябило. Я назад отпрянула и кольцо пальцами сжала так сильно, что оно в ладони отпечаталось клеймом потом. Я снова побежала, только из-за темноты не к костру, а куда-то вглубь леса. Поняла, что заблудилась. Остановилась, по сторонам озираясь. И вдруг звуки все стихли вокруг, даже лягушки квакать перестали, и я замерла. Дыхание затаила. Присутствие чье-то опять ощутила. Глаза зажмурила и вздрогнула, когда волосы кто-то тронул, как и там у воды. Неспешно, словно перебирая длинными пальцами, обездвижив и лишив воли.

«Надень кольцо, Жданаааа, надень…»

Где-то шепот томный – то ли в голове у меня, то ли между листвой теряется.

Пальцы ласкают нежную кожу на шее там, где ухо, вниз ползут к груди по ключицам, едва цепляя напряженные от прохлады и мурашек соски, и кажется, горячие губы трогают плечо, спуская с него рукав блузы-вышиванки. А я чувствую, как пьянит меня голос этот, и касания, перышку подобные, заставляют выдохнуть тихим стоном.

«Надень»

Проснулась я тогда в своей постели и так и не знала – приснилось ли мне это на самом деле, пока не увидела перстень на своем пальце и не начала его лихорадочно сдирать, но так и не смогла – шипы на теле змеи впивались в кожу, едва я тянула его с пальца»

***

 Та змея была точно такой же, как эта. Долго смотреть на сапоги не удалось, меня грубо придавила к седлу чья-то рука. Не теплая, не холодная. Скорее всего, в перчатке. Внутри сердце забилось раненой птицей. Задергалось сломанными крыльями о прутья невидимой клетки, и капли крови слезами из глаз по щекам покатились. Страшно. Есть разные стадии страха, и мой сейчас достиг наивысшей точки. Самый что ни на есть панический и невыносимый, доводящий до истерики.

Но еще невыносимей было вот так висеть, я не выдержу больше, мне кажется, ребра разрывают мне легкие от ударов. Я задергалась, пытаясь подняться и мотая головой, а чья-то рука на спине переместилась на затылок и вдавила в седло, ломая сопротивление. Заметавшись еще сильнее, я изловчилась и впилась зубами в ногу ублюдка, заигравшегося в какие-то жуткие игры. А если это мой сон, то со мной ничего не случится…

 В этот момент меня сгребли больно за шиворот, сжимая рубашку вместе с волосами, подняли вверх. От неожиданности я задохнулась. Самое первое, что увидела – это глаза янтарного цвета. Настолько неестественного, что этот цвет на секунду ослепил меня, резанул по глазным яблокам огненной вспышкой, заставляя сердце забиться так сильно и быстро, что я опять начала задыхаться. Ни пошевелиться, ни крикнуть. Казалось, у меня отняли такую возможность. И все тело начало наполняться страшной дикой тоской. Я трепыхалась на вытянутой мощной руке в перчатке, продолжая смотреть в жуткие глаза с жидкой магмой внутри, она раскачивалась волнами вокруг расширенного зрачка, в котором мое отражение походило на птицу, бьющуюся в силках.

Он что-то сказал низким рокочущим голосом. У меня все еще гудело и пульсировало в висках… Похититель позволил моргнуть и выдохнуть, всхлипнуть от облегчения и, приоткрыв рот, смотреть на всадника, боясь даже моргнуть. Меня сковало оцепенением, как сковывает жертву перед удавом, и ощущение будто тело кольцами обматывает и сжимает сильнее и сильнее. Со свистом втягивая воздух, я смотрела в золотую бездну собственной смерти. Адская красота расплавленной огненной смерти. Меня мучил самый жуткий кошмар в моей жизни, он ожил, приобрел плоть и запах. Я была уверена, что желтоглазая тварь из моих снов вполне могла оказаться вот этим зверем. Потому что дьявол в седле мало чем походил на человека, скорее, на чудовище, спрятанное под людским обличием. Измазанное чем-то черным на щеках и под глазами лицо, лысая по бокам голова с полосой блестящих темных волос, заплетенных в косички и собранных в хвост на затылке. Кожа обветренная, смуглая или грязная. Белесые шрамы пересекли левую щеку у виска и у глаза. За спиной торчит рукоять, о боже… боже… боже… меча? Это какая-то ролевая игра? Квест? Я все еще хотела верить, что не сошла с ума, что есть какое-то объяснение или выход из этого лабиринта. Хотела верить, что все вот-вот закончится, и мне скажут, что меня снимали в какой-нибудь программе «розыгрыш». Но этот жуткий варвар со страшными звериными глазами, прожигающими меня из-под ровных густых бровей, не походил на актера… в поры на его лице забилась сажа или пепел, меняя цвет кожи. Это не мог быт грим. Я знаю. Я играла в университетских постановках. Этой копоти несколько недель и… одежда на нем – не костюм сценический. Ее носили, стирали и занашивали. Я даже не могла понять, в каких веках так одевались и где, хотя историю всегда знала на отлично.

– Отпустите, – получилось пискляво и жалобно. И все же я нахлебалась воды, поэтому саднило горло. Во рту привкус тины и водорослей.

Глаза монстра сверкнули, словно по радужке прокатилась бликом молния. Нет, таких линз не бывает… как и глаз, в природе. У людей. И я вздрогнула. А он склонил голову к плечу, покрытому меховой черной накидкой, рассматривая меня и приподнимая выше, как драную кошку, взгляд скользнул по всему телу, которое облепила все еще влажная тонкая рубашка. Холодом и жаром окатило одновременно. Интерес в змеиных глазах вспыхнул обжигающим пламенем на секунду и тут же потух.

– Что ты там высматриваешь, Ниян? Не те нынче девки, да? Худые, тщедушные. Дохнут, как мухи, еще в дороге. Потап дрянной товар подсовывает уже давно. Не там кредиторов ищет, шельмец.

– Она меня укусила.

Задумчиво и очень удивленно. Наклонил к себе, а я зажмурилась, чтоб лицо это вблизи не видеть.

– На меня смотри! – приказом властным и беспрекословным. Словно ударил под дых.

 Не могу. Мне страшно. Так страшно снова ощутить, как все тело льдом сковывает, и от необратимости дрожит каждый нерв, вибрирует ужасом на грани с агонией. Не хочу в глаза его жуткие смотреть.

– Выбей ей зубы,… Нет… не надо. Можно продать за желтый жемчуг... все равно на одну больше везем. Среди них истинной точно нет. Уж сколько веков…

– Заткнись, – рыкнул зверь, и второй голос оборвался, мгновенно воцарилась тишина, и смолк стук копыт. А я теперь только свое дыхание слышу и грохот, с которым сердце колотится. Похититель к себе наклонил еще ниже, а мне в нос ударил запах костра, сажи и чего-то еще. Мужской, терпкий и сильный аромат его кожи и волос настолько яркий и обволакивающий, что я невольно его втянула полной грудью. Рука в перчатке схватила меня за лицо, сдавливая скулы, поворачивая в одну сторону и в другую.  Губу нижнюю вниз оттянул, и чувственный рот мужчины скривился в усмешке, от которой горло как удавкой перехватило. Не бывают люди такими… такими идеально жуткими и прекрасными одновременно.

– Маленькие…, – потрогал зубы, а я дернулась, чтоб вгрызться в его палец, тут же сдавил щеки так, что от боли скулы свело. – Еще раз так сделаешь – вырву и зубы, и язык, поняла, смертная?

Голос имеет такое же действие, как и его взгляд – заставляет все внутри дрожать от первобытного ужаса. Отнимая желание жить и сопротивляться. Господи, когда я уже проснусь. Мне страшно. Мне так страшно.

– Разозлишь – не доедешь. Разве что в омут или в землю.

– Куда… куда я должна доехать? – вопросы такие глупые и бессмысленные, но мне неожиданно на них отвечают.

– В царство Дракона Смерти. И пока мы в дороге – я твой хозяин.

– Кто ты?

– Князь Ниян. Брат царя Вия. И ты теперь принадлежишь нам!

 Выжидает, делая паузы, чтобы осознала каждое слово. Приняла свою участь. Только как ее принять, если мне все еще верить хочется, что проснусь. И все существо противится покорно принять то, что он говорит. Он не спешит, и все вокруг замерло. Как под гипнозом. А во мне пульсирует ужас, и боль в виски ударами отдает. И внутри поднимается ураган, пенится волна протеста и адской ярости. Я закричала, извиваясь в его руке, пытаясь схватиться за запястье, но нечеловек держит ее крепко и даже не шевелится, кажется, его забавляет моя беспомощность, только зрачки сузились в тонкую полоску.

– Уймись. Это навсегда. Не игра, как вы, смертные, всегда считаете. Нет тебя больше. Там нет. Здесь пока есть. – и к себе дернул так, что наши лбы почти соприкоснулись, – ПОКА Я НЕ РЕШИЛ ИНАЧЕ.

– Кто ты? – истерически, срываясь на рыдание, – Кто… ты… черт тебя подери?

Снова голову к плечу и расхохотался так, что у меня по коже мурашки поползли. В туманном полумраке сверкнули белые зубы. Красивый и в тот же момент ужасный этой неестественной нечеловеческой красотой.

– Не знаю, кто такой черт, разве не к богу ты должна взывать, как и все вы? – улыбка пропала так же быстро, как и появилась. Он и не думал мне отвечать. А я вдруг поняла, что это и есть дьявол, только имя у него другое. И теперь он решает – жить мне или умереть. Я больше не принадлежу себе. От паники горло стянуло ледяными клещами. Я снова забилась в его руках, пытаясь вырваться.

– Смотри мне в глаза! Не сопротивляйся! Будет больнее!

– Нет! Неееет! – но он заставил смотреть глаза в глаза, и от боли все померкло вокруг, тоска сковырнула все внутренности лезвиями острыми, заставляя слезы покатиться из глаз. Варвар пальцами в перчатке по щекам повел и облизал их раздвоенным языком змеиным. По его четко очерченной широкой скуле волной чешуя промелькнула и исчезла, заставляя, оцепенев, втянуть воздух в легкие и выдохнуть рыданием. Он не человек… не человек.

– У смертных особый вкус слез – самый вкусный из всего, что я пробовал. Самый искренний. Но еще вкуснее твоя плоть и кровь. В следующий раз, когда ты скажешь мне «нет», я заставлю тебя плакать кровью. А пока что… прими свое первое наказание. Боль – это то, что вы, рабы, понимаете лучше всего.

Пульсирующий сгусток энергии взорвался в голове, ослепил, я почувствовала, как из носа потекла кровь и глаза закатились, снова давая провалиться в благодатную тьму.