Как только дверь за парнем закрылась, я вздохнул с облегчением, и устало прикрыл глаза. Ну, на что он мне тут? И бабушке с мамой этих забот не надо, у них я есть. И пусть меня считают самовлюбленным эгоистом, зато я говорю то, что думаю. Главное, чтобы мама не расстроилась. А она обязательно это сделает, я знаю. Я снова вздохнул. Ладно, пока что их нет дома. Будем решать проблемы по мере их поступления, а сейчас я хочу спать.
Странно, но отвернувшись на другой бок, я заснул без промедленья, и спал без снов еще несколько часов. И спал бы еще дольше, если бы не громкие голоса, которые раздались совсем близко:
- Ну и где он? Миша, отвечай немедленно! - я отчетливо узнал голос матери, но сделал вид, что все еще сплю.
- Я же говорила, что мне нужно было остаться дома! - причитала бабушка.
- Где он? Миша, ты меня слышишь? Отвечай матери! - оу, а она, похоже, разозлилась не на шутку.
- «А ну прекратите орать, царь отдыхает» - подумалось мне, когда я все же соизволил повернуться и открыть глаза.
- Что вы так кричите?
- Где Егор? - спрашивает мама. Она нависает надо мной, словно хищная птица.
- Какой Егор? – вышло насмешливо и совсем по-идиотски.
- Хватит притворяться! Зачем ты его выгнал?
- Не кричи на меня, - лениво протянул я, снова зевая.
И тут мать замахнулась и влепила мне пощечину. Я дернулся, щеку пронзила резкая, неприятная боль. Мне даже было не столько больно, сколько обидно, что из-за какого-то проходимца мать подняла на меня руку. Я поднял глаза. Она держала руку так, будто обожглась, из глаз капали слезы.
- Прости меня! - зачем-то взмолилась она, потирая руку.
Я молча встал с кровати, под взглядами родственников, и направился к двери. На самом деле, стоило бы одеться, но я все равно в ванную.
Я стоял у зеркала, и смотрел на себя, невольно задумываясь над словами Иры вчера. Действительно, кто я такой, чтобы портить отношения в семье? Чтобы делать больно и себе, и маме?
Но, черт возьми, я не хочу, что бы этот парень жил у нас! А метод «понять и простить» явно не ко мне. Я слишком привык, что все вертится вокруг меня, у меня есть почти все, о чем мечтает нормальный подросток – семья, школа, друзья. А у этого парня? Может, стоит рискнуть? Но внутренний голос подсказывал мне, что не стоит доверять этому парню. Я сам не осознаю, почему.
Тут раздался стук в дверь, за которой раздавались всхлипы. Мама что-то говорила, но я не слышал. Она всегда была слабой и безвольной женщиной, всегда всех жалела и не боялась рисковать ради меня или кого-либо другого, такая уж она есть.
- Я сейчас выйду! - крикнул я, отворачиваясь от зеркала.
- Не плачь. Давай попробуем его вернуть, - приторно-сладким голосом сказал я,
пытаясь утешить женщину. Она посмотрела на меня и улыбнулась сквозь слезы.
- Я же знала, что ты у меня добрый мальчик, Мишенька, - она зарыдала пуще прежнего, а я, пожав плечами, побрел к себе в комнату.
Одев то, что первое попало под руку, я подошел к окну, за которым шел дождь. Идти куда-то страшно не хотелось, но пожалуй придется. Надо его найти, чтобы не мок там.
Вздохнув в очередной раз, я вышел из комнаты. Мама уже стояла одетая, ждала меня, утирая слезы. Я улыбнулся, но, судя по выражению лица бабушки в мои добрые порывы она абсолютно не верила. Как и я сам.
Когда мы вышли из подъезда, дождь уже прекратился. Однако на улице стояла неприятная прохлада и дул сильный ветер, заставляя меня невольно поежится и поднять плечи, как бы вжимаясь в ворот легкой куртки. Я про себя матерился на ненавистную мне осеннюю погоду, когда мы с мамой шли через мост. Почти все места близ своего дома мы обошли в мгновение ока – Егора нигде не было. Я несколько раз предлагал маме съездить на вокзал, но она упрямо шагала в этот дурацкий парк, где мы сейчас и находимся.
На самом деле, это место мне не нравится, тут всегда были люди. Некоторые выгуливали животных, некоторые просто любили такие места, как это. Я не был причастен ни к одним, ни к другим, к моему счастью. Не понимаю, что маму повело сюда.
- Я тут его встретила, - будто прочитав мои мысли, сказала она почти шепотом.
- Говоришь о нем чуть ли не с нежностью,- язвительно сказал я, и мы оба замолчали
снова.
Мне не по душе такое вот настроение, молчание, которое так и хочется заполнить смехом или чем-нибудь еще. Иногда мне казалось, что тишина – страшная вещь. Нет, она не рвет меня на куски и так далее, она просто прижимает к земле, и я не представляю, что делать, а когда говорю пару незначительных фраз, через секунду уже кажется, что становится намного легче дышать.
- Вот он! Егор! - вдруг раздается восклицание матери.
И я правду вижу Егора – он сидит в профиль к нам, курит, выпуская в воздух струи дыма. Сейчас мне кажется, что я понимаю, почему мама привела его – в поношенной одежде, в упрямом взгляде, в явной нелюбви у жизни он кажется героем. Смотря на него, приближаясь к нему, я будто впадаю в прострацию, а просыпаюсь уже дома.
Бабушка с радостью сажает Егора за один стол с нами за ужином, спрашивает его обо всем и слушает с неприятной внимательностью. Я с язвительным удовольствием вижу, что ему тоже не по себе.
- А ты что думаешь, Миша? - вдруг откуда-то издалека доносится до меня голос бабушки.
Я перевожу взгляд на нее, киваю. Почему-то меня не волнует, что она говорит. Наверняка что-нибудь о том, что бы я показал бедному мальчику город и следил за ним. Ему это, по-моему, не надо, мне – тем более. Потом они опять начинают говорить о чем-то другом, а я встаю из-за стола, прощаюсь и иду к себе домой.
Мама сидит на той же кухне с ноутбуком. Такая уж профессия – вечно на работе, даже дома.
- Ну что, как они там? - спрашивает она, поднимая глаза, когда я захожу в квартиру. Она выглядит очень уставшей, но все же улыбается. У моей мамы очень приятная улыбка, и я, невольно, улыбаюсь ей в ответ.
- Все хорошо, мам, - отвечаю я, проходя в свою комнату, а в голове тем временем созревает план, как сделать так, чтобы жизнь Егора в нашем доме стала невыносимой.