Свадебное платье пахло нафталином и старыми страхами. Маша стояла перед треснувшим зеркалом в подвале заброшенной церкви, её отражение дрожало в тусклом свете керосиновой лампы. Белый атлас был испещрён тёмными пятнами — не кровью, а чем-то гуще, словно сама ткань пропиталась тьмой. На шее вместо жемчуга висел кристалл на кожаном шнурке — последний осколок сердца Зеркалья.
За спиной заскрипели половицы. Маша обернулась, ожидая увидеть Антона, но в дверном проёме стояла кукла в фате. Её фарфоровые пальцы сжимали букет из высушенных тюльпанов, лепестки шелестели, как пергамент.
— Ты опоздала, — произнесла кукла, и её голос был точной копией материнского. — Они уже начали.
Церковные колокола зазвонили сами по себе, звук гудел под землёй, заставляя дрожать стаканы с вином на импровизированн
