Четыре дня, четыре ночи.

Глава пятая (продолжение)

Руслан аккуратно сложил большое махровое полотенце и убрал на полку, да заглянул во внутренность шкафа, где теперь царил полный порядок, а все вещи лежали и висели в строгом своем назначении, и осознал, что теперь и в душе у него появился тот же порядок, та же стройность, наверно не отделимая от чистоты тела и жилища. А в голове сами собой возникли строки песни, и секундой позже комната снова наполнилась быстрой, легкой, современной и в тоже время той старой, русской мелодией, играемой на сопелке, жалейке, свирели, а может быть на домре или скрыпке. И послышалось Руслану, как сначала тихо, потом звонче… насыщеннее запела давно уже почившая бабка Люба, жена деда Владимира, точно из далекого детства, из младенчества прилетела та песня. И другой голос еще более старый, голос который он слышал  много раз, но обладателя, коего не видел, начал подпевать, а  мгновение спустя этим двум, старым голосам его предков, стала вторить и его светлеющая душа:

          « Кострома, Кострома, государыня моя, Кострома…

             А у Костромушки кисель с молоком, молоком,

             А у Костромушки блины с творогом…»

И  всколыхнулись в мужчине воспоминания, давно слышимой и позабытой песни, а после вспомнил он мифы славянские  и имя не города, а дочери Бога Огня – Костромы. И когда возникшая музыка потонула, в тихо текущих воспоминаниях и мыслях человека, сам себе начал сказывать Руслан ту легенду: «У Бога Огня великого Семаргла, что стоит на страже и не пускает на нашу землю зло, которое кружится, вертится в смертоносном вихре кругом планеты, - он затих и на миг ему показалось, что  такой сказ можно рассказывать не про Бога, а про планету гиганта Юпитер, который витает по  Солнечной системе и охраняет Землю от опасностей, захватывая в плен мелкие частицы и астероиды,  грозящие своими каменистыми боками и  летящими  на нашу голубую красавицу планету, мечтая ее задеть или уничтожить. Так вот, - продолжил Руслан свое повествование, и, намочив  половую тряпку в воде, что наполнила ведро, принялся мыть линолеум в прихожке. - У Бога Семаргла от Богини ночи Купальницы родилось двое детей, близнецы: Купала и Кострома, судьба которых разлучила в детстве, а после злобно посмеялась над ними, и, встретившись, взрослые брат и сестра, не узнав друг друга, нареклись мужем и женой, но после свадьбы  проведав правду о себе, покончили с собой, утопившись в реке. Боги, сжалившись над несчастными близнецами, обратили их в цветок Купала-да-Мавка или Иван-да-Марья. Потому наверно, на Руси  24 июня (6 июля по новому стилю) праздновался праздник Ивана Купалы, праздник посвященный Богу Огня Семарглу и его детям Купале и Костроме. Позже праздник Ивана Купалы, прикарии назвали  днем рождения Иоанна Предтечи…. хотя полностью уничтожить обряды и традиции празднования этого дня не удалось. На  Руси  всегда было принято широко праздновать праздник Ивана Купалы, в ночь  разжигался купальский костер, где употреблялся «живой огонь» добытый стариками трением дерева, люди пели, веселились, водили хороводы…»

Руслан помыв пол в прихожке, подошел к полке с книгами  и сняв томик Карамзина, хотел было его открыть, как внезапно изображенный на обложке книги Николай Михайлович ожил, подмигнул ему  правым глазом, затем приоткрыв свой нарисованный и тонко подведённый по краю серый рот, показал не менее серый, длинный язык. Да широко разевая рот, морща свой высокий лоб сказал: «А, еще и пятидесятница… да, да, да, никакая она не пятидесятница, а Семик день и знаменует этот праздник окончание весны и встречу лета. Издавна он считался женским праздником и совмещал в себе обряды проводов русалок (духов воды) и поминовения усопших. На Семик, который начинали праздновать во вторник (именно в этот день  поминали усопших предков), а веселья и гулянья продолжались до воскресенья, готовили караваи, яичницы, сочни, сырники. Семецкий четверг отмечался девичьими гуляньями: хороводами около берез в роще, кумлением, плетением венков и гаданием на них о женихах».

 Руслан онемел и такой безмолвно-неподвижный, наблюдал за двигающимися губами Карамзина, его глаза расширились,  упавшая вниз челюсть широко открыла рот.  Когда же Николай Михайлович замолчал, напоследок блеснув красными  бликами своих серых глаз, и злобно показав язык, Руслан очнулся, избавившись  и от онемения и от неподвижности.   Он негромко вскрикнул, почувствовав как внутри груди, быстро застучало его сердце и тяжело вздохнула душа и размахнувшись, гневно швырнул книгу к открытой двери лоджии.  Еще какое-то время он стоял, и порывисто дышал, глядя вслед улетевшей и стукнувшейся о дверь книге в темном коричневом переплете, которая улеглась на паласе, распластав в разные стороны свои листья и обложку. Затем медленно поднял руку и утер заструившийся по лицу пот, подумав, что верный слуга Чернобога, Босоркун, так некстати умудрившийся залезть в нарисованный  портрет Карамзина, все же хороший парень,  так много открывший ему бесценных  знаний, даровавший столько неоценимых сведений, пробудивший и его душу, и тело к жизни…  Вот только одного так и не понял Руслан - зачем понадобилось демону его пробуждать? Если он один воин, каков тогда смысл в этом пробуждении, или быть может демон лжи, как всегда врет… и людей Света, людей несущих в себе ведическую веру много больше… Ведь кто-то же пишет эти статьи в Интернете, размещает свои мысли, сохраняет, перерабатывает мифы и легенды… А значит есть… непременно есть те люди, которые смогут организоваться и пойти против этого Исшу, против прикариев и властей, навязывающих эту религию…

Или не смогут они организоваться, может у них нет вождя? Ульянова? А пробужденный, очнувшийся от спячки Руслан, может он и будет тем вождем, тем бойцом… каковой их поведет… И если Босоркун, отвел ему эту роль, хватит ли сил у него вести этот бой?...

 «Непременно хватит!» - громким голосом заявил Руслан, обращаясь к демону, Чернобогу и всему пекельному царству разом.  И бросив раздраженный взгляд  на распластанного и будто прибитого к паласу Карамзина, решив, что там ему самое и место лежать, бодрым шагом, ощущая в себе силы вести бой и храбрость свойственную всякому русичу, пошел на битву с грязной ванной и туалетом, поверхности которых несли на себе толстые слои серого налета и давно не оттираемой ржавчины.

 А в голове Руслана уже летали новые мысли, многие из них шли, словно быстрые кони вскачь и мгновенно проскакивали внутри, другие подолгу задерживались и вызывали мучительные думы. И вспоминались ему легенды,  а в них он видел великого Бога Велеса, одного из самых почитаемых славянами, одного из самых близких душам русских. Еще бы ведь он, как и  сами русичи был рожден Коровой Земун, а отцом его был сам Род. Велес учил людей земледелию, звездной мудрости, грамоте, он подарил людям буквы, календарь, законы, был  покровителем скота, духов, волшебных племен и животных. Этот Бог, также как и люди, много раз перерождался и имел разные имена и ипостаси, а потому на Руси звали Велеса: Волосом, Тавром Бусичем, духом реки Доном, Гвидоном…

«Погоди, погоди», - утирая тыльной стороной руки  капающий с кончика носа  пот в покрытую зеленоватым порошком ванну, прервал свои думы Руслан, и, открыв блистающий серебром кран, обмыл руки, наскоро вытер их об штанины и поспешил в комнату. Он шел  торопливо, вроде опасаясь, что мелькнувшая догадка может испариться, направившись прямо к полке с книгами и протянув руку, взял оттуда сборник сказок Пушкина. Опустившись на кресло, присев лишь на его краешек так, чтобы не потревожить стоявшую там и опирающуюся о спинку кресла, гитару мужчина принялся торопливо листать книгу, а когда нашел искомое, громогласно хмыкнул, бросил гневный взгляд на замершего и не подающего никаких признаков жизни Карамзина, лежащего на паласе, и звонко зачитал:

« В колымагах золотых

Пышный двор встречает их;

Все их громко величают

И царевича венчают

Княжей шапкой, и главой

Возглашают над собой-

И среди своей столицы,

С разрешения царицы,

В тот же день стал княжить он

И нарекся: князь Гвидон .

Слыхал, Николай Михайлович… князь Гвидон - а ведь это имя принадлежит Богу Велесу, и  упоминание лебедя, которую спас в «Сказке о царе Салтане…» Гвидон! Понимаешь, ты это или нет, ведь, на самом деле это история из жизни Бога Велеса, ведь это он спас царевну Лебедь, дух Азовского моря, Азовушку от коршуна, а потом они поженились и построили на острове Буян волшебную обитель и лежал тот остров в Азовском и Черном море…. Охо…хо! так-то горе историк, - обращаясь к обложке книги, где был изображен, не слышащий Руслана Карамзин, веки которого, однако, все же взволнованно и еле заметно вздрагивали. - Выходит, - дополнил мужчина, - наш великий поэт, наше достояние, наш Пушкин, слышал поверья о Богах славянских… Наверно от  своей няни, простой русской женщины Арины Родионовны и сохранял их красоту так, чтобы не могли до них докопаться служители Исшу, и  окончательно все извратить и уничтожить, -  и в подтверждение своих слов прочитал:

                                             Ветер весело шумит,

                                             Судно весело бежит,

                                             Мимо острова Буяна,

                                             К царству славного Салтана…

Руслан услышал, как призывно запищала стиральная машинка, сообщив хозяину, что кухонные занавеси постирались, прополоскались и отжались. Однако прежде чем, успокоить призывно кричащую машинку, он положил на кресло томик Пушкина, поднялся и подошел к Николаю Михайловичу, лежащему на паласе и теперь, это было очень хорошо видно, испуганно моргающему и даже пытающемуся отодвинуться на задний план изображения, стараясь вжаться в сам коричневый  переплет книги. Мужчина некоторое время постоял над книгой, а когда изображение Карамзина вновь потеряло всякую живость и стало опять серым мертвым рисунком,  присел на корточки, протянул руку и поднял томик, да посмотрел в лицо этого человека, вроде бы и русского на вид, на глубокие морщины прорезавшие высокий лоб, прямой нос,  небольшие глаза и выпирающие вперед губы: «Всемилостивейший Государь! - писал  Карамзин  в предисловии, обращаясь к императору Александру I Паловичу. -  С благоговением представляю Вашему Императорскому Величеству плод усердных, двенадцатилетних трудов. Не хвалюся ревностию и постоянством: ободренный Вами, мог ли я не иметь их?»

- Тьфу, - вслух сказал Руслан, недовольно поглядывая на строчки  подхалимства. – Наверно, ты Николай Михайлович, как это сейчас, у нас говорится «писал историю по заказу» и потому столько тут лести, угодничества, что дальше-то и читать не хочется…

«…. – но мы спасены, прославлены; враг истреблен, Европа свободна, и глава Александрова сияет в лучезарном венце бессмертия. Государь! Если  счастие Вашего добродетельного сердца равно Вашей славе, то Вы счастливее всех земнородных. - дочитал строчки Руслан, громко хлопнув, закрыл книгу и  гневно глянул в лицо Карамзина. - Ну, разве так можно лизать зад…, - раздраженно спросил он у Николая Михайловича, который делал вид, что его не слышит и для этого даже прикрыл глаза. - Словно  в  войне двенадцатого года победил не народ и воины, а этот Александр, отсиживающейся в Петербурге… А что народ, который  бился с завоевателями- французами получил, за то, что не позволил супостату захватить нашу землю, за то, что поднялся и ушел в партизаны и  там кровью своей омывал просторы Руси?... А ничего он не получил, ни воли, ни даже простого спасибо… и помнится мне, что тех крестьян, которые участвовали в партизанском движении еще и наказали, объявив беглыми…. А этот Карамзин… про какое, такое добродетельное сердце говорит, вот же… вот же… но все же будем воспитанными и ответим  на это словами Омар Хайяма:

                     Лучше впасть в нищету; голодать или красть,

                     Чем в число блюдолизов презренных попасть.

                     Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

                     За столом у мерзавцев, имеющих власть.

И этот человек, великий историк, автор « Писем русского путешественника», издатель-редактор лучших для своего времени альманахов «Аглая», «Аониды», русский человек… или именно не русский… Может и не был он никогда русичем-славянином, потому как, ну! вот нельзя же в самом деле, выражать каждой строчкой, каждым словом такое угодничество, нельзя же каждой строчкой так ненавидеть древнюю веру, и предков- славян: «Итак, предки наши обязаны …… (религии в Исшу) не только лучшим понятием о Творце мира, лучшими правилами жизни, лучшею без сомнения нравственностью, но и пользою самого благодетельного, самого чудесного изобретения людей: мудрой живописи мыслей….», - закончил Руслан мысли карамзинскими строчками и порывисто вздохнув,  поднялся с корточек, и, подойдя к креслу, убрал книгу на полку, напоследок ей и ему сказав, - кроме вашего яремничества, кроме крепостничества, закабаления духовного и физического ваша … проклятая вера в Исшу ничего народу не дала. А ты Никола и вовсе продался с потрохами и душой своей черной, за осьмушку мяса, Босоркуну… Надеюсь, что твоя душа находится  там в Пекле… переосмысливая все написанное, и явственно увидев и прочувствовав на своей спине, что все же правильной была древняя вера в Ирий-сад и Пекло, в языческих Богов, а не в вашего лживого,  с извращенными понятиями Исшу!»

Когда Руслан поставил книгу, подверженную нынче таким, прямо сказать необъяснимым падениям, он развернулся и пошел в ванную.  Открыв дверцу стиральной машинки, достал и выложил  в зеленый, пластмассовый таз, чистые занавеси, пахнущие каким-то химическим ингредиентом. А потом подняв гружённый таз, направился развешивать белье на лоджию, на закрепленных, там вдоль окна проволочных веревках.  Выйдя на лоджию, он услышал гулкий хлопок, закрывшейся двери подъезда. Руслан выглянул из-за развешенного белья и посмотрел на противоположный дом, из подъезда которого на двор вышел все тот же молодой мужчина, ведущий на поводке своего то ли сына, то ли брата – огромного кобеля, черного окраса с прибитой мордой. Подойдя к окну лоджии, Руслан вгляделся в лицо это человека. Его маленькие глаза, были пусты, словно не обитало там ни мысли, ни жизни, казалось,  вместе с этими потухшими глазами потухла и его душа. Мужчина был безобразно толст, а на его выпирающий живот с трудом натянулась синяя спортивная олимпийка. И почему-то Руслану подумалось, что наверно должно быть стыдно не только этому молодому человеку, но и ему, который к тридцати двум годам не обзавелся детьми, не продолжил свой род и кровь своих предков, что нянчится он не со своим сыном или дочерью, а с этим толстым котом, точно также как  и его сосед  по несчастью,  нянчится с огромным кобелем. Еще мгновение Руслан наблюдал за мужчиной, а после, тяжело вздохнув, и взяв с пола лоджии таз, пошел в ванную, на ходу подумав о своем прадеде Богдане который был атеистом и никогда не верил в Исшу, и у какового к тридцати двум годам уже было семеро детей, пять сыновей и две дочери, а старшему сыну уже исполнилось четырнадцать лет.

 - Да, -  протянул Руслан недовольно глянув  на свое отражение в зеркале, в ванной комнате. - Не то, что я … сухая, голая ветка… без всякой листвы и даже почки… Ну, а вообще-то чего я себя хороню… теперь я уверен, все у меня будет по-другому, все… Выйду с отпуска, пойду с Риткой из технического отдела на свидание, а там гляди и в ЗАГС, ведь я уже давно вижу, как она около меня круги нарезает…и может опять у меня будет семья, и она родит мне пятерых сыновей…Ой! что-то я загнул… хотя бы двух, и то было бы хорошо! Вот же двух парней: старшего я бы назвал Богданом в честь прадеда, а младшего в честь деда Владимиром… А Танюша… что ж Танюша меня поймет и простит наверное…

Руслан продолжал уборку квартиры, обдумывая перспективы новой жизни  в которой он все кардинально поменяет и свою веру, и одиночество, и обязательно начнет просвещать друзей, одноклассников, одногруппников… стараясь пробудить в их душах похороненную, а быть может лишь затаившуюся ведическую веру. Очередной  раз, развесив  белье на лоджии, и проходя мимо кресла,  Руслан мельком глянул на синеватую обложку томика Пушкина и вспомнил, что у Александра Сергеевича в его поэме «Руслан и Людмила» тоже, что-то было из мифов:

                           « Все смолкли, слушают Баяна:

                              И славит сладостный певец

                              Людмилу - прелесть, и Руслана,

                              И Лелем свитый им венец».

« Леля - это дочь Богини Лады, и она является также как и мать Богиней Любви, а имя Людмила - это славянское имя, русское и значит оно - милая людям, - Руслан на миг прервался, открыв дверь холодильника и принявшись  убираться на его полках, а немного погодя продолжил, - и главный враг Руслана, колдун Черномор, тоже не вымысел… Так звали русичи царя поддонного мира, морского повелителя Черномора, который оборачивался страшным ящером. И это Черномор, кстати, когда-то обернувшись ящером похитил невесту Бога Перуна, прекрасную Диву-Додолу… Ха…! Так может и Руслан имя русское, а никакое оно не тюрско-татарское… вообще любят наши языковеды все, что не могут объяснить  в русских словах, спихивать на татар… а я читал, что Руслан происходит от тюрско-татарского «арслан» - лев… Но может быть, надо поступить с этим именем также, как я поступил со словом раб, разделить его на слоги и звуки. Рус это явно образовано от русского, русича, а лан… интересно, что такое лан… что? что? - переспросил мужчина, что-то тихо шепчущую внутри груди душу. – Может - ла, - начал также тихо повторять за душой он, - ла - производное от имени Богини Лады и значит любовь, а "н" буква, звук начала… Тогда выходит имя мое и того храброго героя Руслан - значит русский начатый или зачатый любовью?»

Руслан домыл холодильник, раковину, и, выжав тряпку положил ее на блестящую серебристую поверхность раковины, и удовлетворенно оглядел чистую кухню, вымытые окна, стиранные, пахнущие порошком занавеси, да довольный проделанной работой, засмеялся, и сказал, обращаясь к Барсику, который, наконец-то, прервав  свой вечный, каторжный труд под названием  сон, подошел к чисто вымытой миске и протяжно мяукнул, требуя еды:

- Ты, Барс, жрать более не проси, ты и так жирный… аж противно на тебя смотреть, прости за нелицеприятное высказывание… Я же иду окупнусь и пойду спать, потому, что на улице уже темно. - Руслан махнул рукой в сторону приоткрытого окна, через которое в кухню заплывал свежее-загазованный воздух и ночная тьма, и добавил, - а тебе хочу напомнить, - он опять на миг прервался глянул в сморщенную, недовольно взирающую на него, покрытую шерстью морду кота. - Вход на мой диван тебе заказан, там чистое белье, а если ты обормот, не пожелаешь мне подчиниться, будешь наказан… То есть завтра будешь вымыт… но вымыт не каким-то приятно пахнущим шампунем для кошечек среднего пола, а будешь вымыт простым и прекрасно убивающим грязь, блох и клещей, стиральным  порошком, заметь очень, очень эффективным, потому как  сегодня я  в этом основательно убедился. Покедова!

И Руслан, торжественно шлепая босыми ногами по чистому, блестящему и слегка поскрипывающему линолеуму, пошел мыться в ванну так, как чистая квартира и очищающаяся от скверны душа требовала и чистоты тела.