Я почти потерял её.
Она стояла напротив, маленькая, упрямая, с побелевшими пальцами, сжимающими книги. Смотрела на меня широко распахнутыми глазами, а в этих глазах уже навсегда отпечатался янтарный свет, которого в них быть не должно.
Мой свет.
Мой позор.
Я ненавидел себя за слабость.
Я альфа. Я обязан держать зверя в узде. Я с детства слышал одно и то же: контроль, ответственность, стая прежде всего.
Меня учили ломать себя, если надо, но не давать сломать стаю.
А рядом с ней я рушился.
Каждый её взгляд. Каждый её вдох рядом.
Она не понимает.
Не знает, насколько близко подошла к границе, за которой уже не человек, а зверь.
Если бы она видела меня в полную луну, в лесу, когда кровь стучит в висках так, что глушит разум… она бы убежала.
Должна была бы.
Но вместо страха она выбрала остаться.
Выбрала смотреть на меня так, словно я всё ещё человек.
И именно это делало её моей самой большой слабостью.
Я сидел у себя в квартире, в темноте.
Свет включать не хотелось. От ламп становилось только хуже, зверь под кожей и без того рычал, требуя выйти.
Я сидел в кресле, уставившись в одно и то же пятно на стене, слушал собственное дыхание и считал удары сердца, как когда-то в детстве, когда учился сдерживать первое превращение.
Раз. Два. Три.
Держи.Не отпускай.
Перед глазами снова и снова вставал её образ.
Ева, стоящая в тусклом коридоре.
Её шёпот: «Но я не боюсь тебя».
Глупая. Смелая. Моя.
Она не знает, сколько во мне тьмы.Сколько раз я был на грани.
Сколько раз мой зверь рвался наружу, и я сдерживал его только потому, что не имел права сорваться.
Я закрыл глаза, сжал пальцами переносицу. Пламя камина передо мной потрескивало, отбрасывая на стену рыжие блики.
В тишине звонок прозвучал почти как выстрел.
Резкий, навязчивый звук прорезал комнату.
Телефон задрожал на столе.
Я взглянул на экран и челюсть сама собой сжалась.
Отец.
Словно это было отдельным проклятием.
Я ненавидел отвечать ему, но не отвечать не мог. Это был тот человек, который всё равно добьётся своего, даже если для этого придётся поднять всех.
Я взял трубку.
— Да, — коротко сказал я.
— Артём, — его голос, низкий, тяжёлый, с тем же внутренним рыком, что жил и во мне. Только у него он всегда звучал чуть громче. — Я слышал о твоих проблемах.
Конечно, слышал.
Стая живёт слухами. Тем более, если речь об альфе, который решил уйти в человеческий институт и жить по своим правилам.
— О чём ты? — спросил я, хотя прекрасно понимал, куда он гнёт.
— Не нужно делать вид, — он усмехнулся. В этом звуке было больше холода, чем юмора. — Ты думаешь, слухи не доходят до меня? Говорят, ты потерял контроль прямо в институте. На своей территории. Это недопустимо.
Я стиснул зубы.
Кто-то всё-таки видел. Или чувствовал.
Неважно. Для него любой повод , хороший повод напомнить, кто тут главный.
— Я справлюсь, — отрезал я.
— Справишься? — в трубке повисла пауза. Затем голос отца стал жёстче, металлическим. — Или ты уже слишком увлёкся человеческой девчонкой?
Слово «человеческой» прозвучало как оскорбление. Как «грязной», «низшей».
Я сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели, а пластик телефона жалобно треснул.
— Это не твоё дело, — тихо, но очень чётко произнёс я.
— Ошибаешься, — прорычал он. — Это дело всей стаи. Альфа не может связываться с человеком.
— Ты знаешь правила, — продолжал он. — Ты обязан заключить союз с достойной волчицей.
В груди всё сжалось.
Я знал, что он скажет дальше.
Знал с той самой секунды, как впервые позволил себе посмотреть на Еву не как на студентку.
— Стае нужна стабильность, — каждое его слово было как гвоздь. — И я уже договорился о переговорах. Кира приедет на следующей неделе. Настоящая волчица. Сильная. Воспитана правильно. Она станет твоей парой.
Моя пара.
Слово в его устах прозвучало как приговор. Как будто он уже всё решил за меня. Как всегда.
Я знал ее с детства, волчица, воспитанная под стаю, под приказ, под долг.
Но мгновение спустя этот образ смыло другим.
Ева.
Она уже была моей.
По моей крови. По моему выбору. По тому, как зверь внутри отзывался только на её запах.
Я вдохнул глубоко, сдерживая рвущийся наружу рык.
— Я не приму этот союз, — сказал я тихо, но твёрдо.
Тишина повисла в трубке тяжёлым грузом.
Я почти видел, как он медленно сжимает челюсть, смотрит в окно из своего кабинета, в лес, и считает до десяти, чтобы не сорваться.
— Ты играешь с огнём, сын, — наконец произнёс он. — Стае нужен альфа, а не безумец, теряющий голову из-за человеческой крови.
«Безумец».
Слово, которым он всегда называл тех, кто позволял себе чувствовать больше, чем стоило по его мнению.
— Подумай, — добавил он. — У тебя неделя.
Связь оборвалась.
Я какое-то время сидел, всё ещё держа телефон у уха, хотя линия давно уже была пустой. Потом медленно опустил руку.
Пластик корпуса был чуть треснут в месте, где я его сжимал.
Я усмехнулся безрадостно.
Он думает, что у меня есть выбор. Что я смогу взять, вычеркнуть Еву и пойти по тому пути, что он выстелил для меня с детства.
Выбрать договор вместо живой связи.
Союз вместо любви.
Удобную волчицу вместо девчонки-человека, которая не боится смотреть в глаза зверю.
Он думает, что я смогу предать то, что чувствую к ней.
Он ошибается.