Хутор Костицино

6

Близился новый год, а урожаи в теплице не переставали радовать своим постоянством, тем более, как раз незадолго до этого мы с Ксенией уже купили первый стол на рынке, помимо тех магазинов, в которые мы сдавали большую часть собранного. Да и спрос был. Люди больше тянулись именно за фермерской продукцией, нежели за тем, что продавалось в супермаркетах. Решил наш народ, что подобная пища, хоть и была дороже, но намного полезнее для их организмов. Ну, с этим я поспорить не могла, так как не использовала для своих растений никаких подкормок со стороны. Только почва, порядком отдохнувшая за годы бездействия, да самое натуральное удобрение, что повсеместно валялось под ногами. И собирали мы поэтому очень прилично. Так что к окончанию праздников я, наконец, получила первую, относительно чистую прибыль. Конечно, пока дойдет до полного плюса, ещё много времени нужно было и много проданных помидоров и огурцов, но сейчас хотя бы радовали деньги, которые удалось получить и я уже не только в убыток для своих финансов жила.

Вот только все праздничные дни мы пахали так, что вечерами просто валились с ног. Поэтому лично для нас праздники были не такими уж радостными, скорее напряженными. Даже новый год не праздновали, настолько мы были вымотаны, да, вечером, вернувшись с рынка я чуть посидела даже за праздничным столом, но это было каких-то пол часа, до того, как меня просто не начал сбивать с ног сон. Вообще не знаю, на каких ресурсах организма даже эти пол часа продержалась, ибо усталость была просто неимоверной.

Егерь тоже сидел с нами, но так же быстро перекусил, и, сославшись на то, что пора на работу, смылся. Странно, он всегда уходил так. Быстрый перекус и вперёд, на свой пост между крестов и памятников. Будто там каждую ночь хулиганы или сатанисты шарахались. Ну, не бред ли? Вбил себе в голову, что работа его нужна, словно воздух и летал на своё любимое кладбище, словно ничего лучше и в жизни не было. Я даже как-то попыталась остановить его, чтоб немного отдохнул даже подремал на диване в зале, но Ксения вдруг остановила меня жестом. Дескать, пусть идёт. Не нужно его останавливать. И Андрей снова ушел на кладбище. Может у него с головой что-то не то, что она меня так затормозила? Или от людей скрывается. Хотя, от кого можно спрятаться ночью, если днём постоянно на виду? Странно всё это выглядело. Но я решила вернуться к этим размышлениям позже, когда пойму хоть немного, что не так со всём нашим селом. Ибо оставшиеся двое моих работников из первой команды, одним днём собрались и вместе с семьями съехали куда-то в неизвестном направлении. Ну, видимо на это у них были свои причины.

В сочельник мне вдруг безумно захотелось посетить могилу отца на нашем стареньком погосте. Но дел с утра было столько, что выбраться из двора удалось только ближе к закату, когда Ксения запретила работать. Егерь к тому моменту уже сбежал со двора, так что с ним пойти не получилось. Тогда, одевшись потеплее, я двинулась в неблизкий путь. Ждать вечери до первой звезды не стала, выдвинулась в три, чтоб успеть побыть немного возле могилы отца и вернуться обратно. То, что село вымирало, в потёмках, меня мало колыхало. Ну, Коль сидится им по домам, то это не значит, что я буду делать так же.

До погоста было несколько километров, но даже снег, хлопьями падающий на землю не остановил меня от этой прогулки. Навалилась такая дикая тоска, что ничего с собой поделать я не могла. Отец растил меня в одиночку. Его родители умерли, когда он еще даже не женился на моей матери, а она... Мать я не помню. Бросила она нас, как только мне месяца четыре исполнилось и больше никто из нас ее не видел. Так что папа у меня был и за отца, и за мать сразу. И если бы не он, то вряд ли бы я вообще дожила до этого возраста. И теперь, когда меня так тянуло в сторону его последнего упокоения, я не стала противиться.

Еще в пути меня не отпускали воспоминания прошлой жизни. Все, что нам пришлось пережить с папой. Первые зубки, первая простуда, первая разбитая коленка, первые бантики и косички, первый звонок и первая пятерка. Всему этому он был не просто свидетель – непосредственный участник. Мы делили на двоих все радости и горести. После ухода мамы, папа больше не женился и не приводил в дом женщину. Возможно боялся, что мачеха не примет падчерицу. Возможно просто не смог найти такую, которая решилась бы связать свою жизнь с деревенским отцом-одиночкой, работающем на лесопилке. Я этого не знала. Да и никогда не задумывалась, если честно. С папой мне было комфортно, тепло и я знала, что меня любят. И я любила, любила папу безмерно. От этого сейчас было еще больнее от того, что он не видел, как выросла его любимая дочурка. Кем стала.

Дорога была действительно сложной, но ноги несли меня сами, хотя мысленно я уже успела укорить себя за то, что явно не успею не то, что управиться – добраться до места засветло. Машину я, естественно, не взяла, боясь застрять в одном из сугробов. Да только сердце в это время просто разрывалось от боли. Как же так, дочка называется! Я ведь не была на его могиле больше двух лет. И даже когда уже вернулась на родину, то не нашла даже пяти минут, чтоб сесть за руль и поехать навестить его. Ведь отец дал мне все. А я… сволочь, а не дочь...

Мне было девять лет, когда отец погиб. Убило упавшим деревом во время уборки бурелома. Вот он был и тут просто приезжают незнакомые мне люди, собирают вещи и увозят меня в неведомые дали, толком не объяснив ничего. Я даже не сразу узнала, что с ним произошло. Потом в детском доме рассказали. Даже психолога не соизволили пригласить, чтоб позаботиться о психолтгическом состоянии подопечной. Хотя, на тот момент я понимала, что отец больше не придёт за мной. Внезапно для себя осталась совершенно одна на всем белом свете. Папина двоюродная тетка тогда поспособствовала всем моим дальнейшим злоключениям. Быстро собрала мои документы и отправила в детский дом, быстро записалась в дом, как одна из собственниц. Слишком лакомым куском оказался этот дом и внушительный участок земли на меже с лесом. На благо, продать она хозяйство не успела…в течение полугода так же убралась на тот свет. Хотя в этом случае я даже не плакала. Так что мой двор остался при мне, хоть годы и потрепали последнюю оставшуюся постройку, не говоря уже о самом доме, от которого остались только обгорелые головешки. Новое жилье там я уже не стала строить, решив возвести на его месте хоздвор. Не смогла бы я жить даже на том месте, где избу молния спалила. Не просто так спалила. Молнии тут вообще редко рядом с жилищем бьют, а тут...как говорил один из свидетелей, долбануло прямо по центру крыши. Я не суеверная, но нафиг нужно. Хоз двор. А еще новую баню. Большую, уютную и безопасную, так как в первом особняке осталась старая и пожароопасная.

Когда впереди показался старый склеп графа Маревского – однофамильца и, кажется, даже предка, я немного ускорила шаг, хотя пот уже катил градом под одеждой. До погоста было уже рукой подать. А ноги тряслись от нервного перенапряжения. Вот он тут лежит, рядом с родственниками и предками. Надеюсь, тут ему было спокойно...

Нога утонула в свежевыпавшем снегу, когда я встала на меже, глядя, как легче пройти к могиле отца. Да, практически уже все памятники занесло крупными снежными шапками, но последнее пристанище своего отца я могла найти даже с закрытыми глазами. Ибо, где оно находится, я никогда не забывала. Хоть была тут достаточно давно.

Я подняла лицо к небу, чтоб слезы, застилающие глаза, не мешали видеть окружающего мира. Слегка проморгалась. Не надо сырость разводить, покойники это не любят. Но как остановить себя, когда там осталась практически вся моя семья и нормальная жизнь?

И вдруг легкое шуршание в стороне заставило дернуться и повернуть голову в сторону. Ветка старой рябины, росшая на могиле отцова соседа, умершего тремя годами ранее, с усилием качалась, освободившись от снежной шапки, а я в который раз укорила себя за нервозность. Наверное, так к нам потихоньку приходит старость.

Да уж, мать, нервишки-то у тебя ни к черту. Сказывались годы проведенные в детском доме, да после, войны за место под солнцем с конкурентами в которых хоть и выходила победителем, но потери понесла колоссальные. Да, клыки я может отрастила, как и чешую, но при это моя нервная система сожрала саму себя, оставив одну, очень подорванную клетку. Иногда ловила себя на том, что дергаюсь от наименьшего шороха. Особенно в этих, достаточно безлюдных местах. Хотя, дергалась-то не безосновательно. Всяко может быть в подобных местах.

Пошла я меж могил, утопая в снегу почти по колено. Простой металлический крест не отличался от других подобных ему, но для меня он был особенный. Я стряхнула с него снег и коснулась щекой старенькой черно-белой фотографии с улыбающимся лицом молодого ещё, но совершенно седого папы. Надо будет памятник получше сделать, как только погода наладится. Да, плохая я была дочь, что не облагородила могилу ранее. Ну, вот так вот...

– Привет папа. Прости, я очень скучала, но всегда была слишком занята. Обещаю, я буду приходить чаще.

Впервые за последние лет пять я, наконец, дала волю слезам. Сердце будто когтями сжали. Все события последних лет выливались сейчас слезами, а на душе, как ни странно, становилось легче. Разговаривала с ним, будто выливала все, что накопилось внутри за все это время. И, когда в стороне снова послышалось странное шуршание, то я в первый момент даже не обратила внимания, что едва не стоило мне жизни. Но, видимо, именно сейчас удача оказалась на моей стороне.

Это попыталось напасть сбоку. Серое, со светящимися алым в сгущающихся сумерках, глазами. Когтистое, клыкастое, шипящее, тощее, словно мумия и медленно надвигающееся на меня.

Господи, ну нет, ну не могло такого быть, ну, пожалуйста, не надо! Весь остаток детства, как в детдом попала, мне втолковывали, умные мысли про бурную детскую фантазию, яркие сны и бабкины страшилки, которыми меня все детство до детдома запугали. А серых не-то людей, не-то зверей я никогда в жизни не видела. Или видела, да только в кошмарах. Ибо таких в природе вообще не существует и существовать не может в принципе. Спасибо, хоть галоперидолом или ему подобным кормить не начали на постоянной основе, как других. Иначе сидела бы сейчас в желтом доме на кровати пружинной и слюни на грудь пускала. И дули воробьям крутила.

Да твою мать, только вот оно, то самое несуществующее! Прямо напротив стояло, нападать собиралось. И это, мать его, совершенно не сон был, а самая, что ни на есть отвратительная, гадская реальность в лучшем ее виде! И никуда уже от неё не денешься!

От ужаса я не могла даже вскрикнуть, только хлопала ртом, словно рыба выброшенная на берег. А тварь наступала. Я делала судорожный шаг назад, она два плавных вперед, я отступала, натыкаясь задом на оградки, она же медленно, словно плыла ко мне, бесшумной кошачьей походкой. Такой себе уродливой, вставшей на две лапы кошки, вылезшей прямиком из ада. Только рогов не хватало для полного счастья, да хвоста. Сука, да хоть тут оставьте вы меня в покое!

– Да твою ж мать, из-за тебя у меня всё детство коту под хвост ушло! – выдохнула, наконец, я, всё ещё отступая, но это не хотело отпускать такую близкую добычу. И, уверившись в том, что я уже точно никуда не денусь, решило немного поиграть. Ну, точно что-то из разряда кошачьих. Мутант что ли какой?!

Она бросилась ко мне и в последний момент отскочила в сторону, скрывшись из глаз. Не было слышно ни хруста снега, ни каких-либо других звуков, она будто растворилась в воздухе. Исчезла, будто галлюцинация. Неужели я действительно сошла с ума?! Но как же следы оставшиеся на снегу?! Нет. Они действительно были. Нет, я еще ни разу в жизни не была еще в таком трезвом уме! Мать же ж так! Оно было и оно было опасным донельзя! А в кармане только пилка для ногтей!

Какого хрена я приперлась сюда без машины?! Прогуляться решила? Гуляй теперь галопом, Таня, если сумеешь вырваться от твари!

Развернувшись, я так быстро, насколько это позволял глубокий снег кинулась к склепу графа, как к единственной надежде на спасение. И вдруг земля ушла из-под ног, я взмахнула руками, падая в глубокий снег прямо между могилами. Успела подумать, как только не напоролась на выступающие пики на одной из них. Эта тварь явно хлестнула по ногам, ибо одна из голеней будто загудела от боли. И тут я поняла, что это конец, ведь буквально в нескольких метрах услышала приглушенный рокот. Ну всё, сейчас меня будут жрать! Хорошо бы, если б сразу за горло, чтоб не мучилась. Не как медведь, которому пофиг, жива добыча или нет.

Вдруг что-то с силой потянуло за шиворот, а в следующий момент, я едва ли не перейдя на ультразвук от собственного визга, залетела в склеп. В этот раз пол оказался не таким мягким, как тот снег, в который падала в первый раз. Знатно отбив бок и задницу о мрамор, я едва не отрубилась от боли, но всё же нашла силы, чтоб приподняться и, насколько это было возможно, перевернуться и сесть.

Напротив, у раскрытой настежь входной решетки, стоял Андрей, придерживая ту рукой. Взгляд его метал молнии в мою сторону и при этом Егерь наш был напряжен, словно хищный зверь, готовящий к прыжку.

– Ты какого хера тут делаешь?! – тот незабываемый взгляд, которым одарил он меня, говорил, что как раз немного не эти слова он хотел бы произнести сейчас. Да он вообще много еще чего хотел сказать, продолжить, так сказать, монолог, да только не успел.

– Ос... – взвизгнула я, так как оскаленная морда твари внезапно возникла прямо за его головой. Та не хотела упускать добычу. И количество добычи, что внезапно удвоилось, раззадорило её до крайности.

И вдруг… Андрей выхватил откуда-то охотничий кинжал, что блеснул в темноте серой молнией, и резким, едва заметным, движением всадил его серой образине прямо под подбородок, отрывая ту от земли и смыкая челюсти острием. Послышалось бульканье, на каменный пол склепа полилась какая-то тёмная смердящей жижа, от чего меня начало мутить.

– Ч-ч-что… что это? – я глядела на конвульсирующую у него на острие ножа мразому, всё ещё не понимая, явь это или горячечный бред съехавшей с катушек девицы. К горлу подкатывали всё сильнее от осознания, что всего лишь мгновенье назад я была на волосок от неминуемой гибели.

– Познакомься, – Андр указал на дергающуюся тварь свободной рукой, – упырь обыкновенный, вид классический, примитивный. Зверообразный, можно сказать, а ты сейчас находишься в месте последнего упокоения первого охотника на них и, по совместительству, твоего, к сожалению, родича. Слышишь, как он в гробу крутится? От стыда за то, что такую идиотку породил на свет. А теперь будь добра, объясни мне, как ты оказалась на кладбище в момент, когда истончается граница между миром яви и нави? Да ещё и после захода солнца!

– Чего? – выдохнула я, не понимая слегка, что от меня хочет этот типок.

– За каким хреном ты приперлась на кладбище, ещё и такое, в последнюю ночь сезона, когда тут вовсю правит нечисть?! Таня! Ты дура или где? – он с какой-то небрежной лёгкостью всё еще держал упыря на ноже, не обращая внимания на дерганья того и продолжал сверлить меня яростным взглядом, под которым хотелось съежился и забиться в какой-нибудь тёмный угол.