В ворохе повседневных дел я забыла об этом гадании. И не вспомнила бы о нём до определённого случая. Но, сейчас не об этом.
Новогодние праздники остались позади. Я каждое утро проходила мимо своей вишенки отмечая, насколько чудесно она выглядела в сравнении с другими машинами. Всегда идеально чистая, отполированная, блестящая. И даже после снегопадов на ней не высилась белая снежная шапка. Так, кепочка. И это всегда удивляло. Неужели хозяйка этой красавицы не спала по ночам и, ни свет ни заря, выбегала из дома, чтобы почистить свою крошку? Был ещё вариант, что она платила кому-то, например, дворнику, чтобы тот каждое утро заботился об этой малышке.
Но так или иначе для меня это было тайной. И это как нельзя лучше подпитывало мою фантазию. Пока… пока я не увидела того, кому вполне возможно на самом деле принадлежала эта крошка.
Я выходила из сетевого магазина, спускалась по ступенькам с пакетом в руках, когда моё внимание привлекла машина, что быстро и резко встала на парковочное место. С шиком я бы сказала. Да, не удивляйтесь, у нас не такой уж большой город, и тем более не тот район, в котором перед магазинами создают огромные парковочные площадки. Так вот, вишенка, а это была именно она, остановилась практически у меня под носом. Водительская дверь открылась, выпуская, нет, не спортивную молодую женщину в деловом костюме, а… высокого худощавого мужчину, в чьих жилах явно, ну или не очень, текла кавказская кровь.
Да, я впала в ступор. И не знаю почему, но хорошо его запомнила. Он был не типичным представителем гордого народа. Скорее, наоборот, кавказский бог, что сошел к нам, грешным, со страниц модного журнала. Стильная стрижка, характерная щетина на лице, очки-авиаторы. И мне показалось, что на висках блестели редкие нити седины. Темные джинсы и светлая рубашка, верхние пуговицы которой расстегнуты. И сверху куртка из чего-то натурального, нараспашку. Ну и да, до блеска начищенные ботинки. Как будто на улице вовсе и не январь, и не крещенские морозы, и люди вокруг не кутаются в теплые огромные пуховики и не прячут носы под шарфами.
Но не это выбило меня из колеи. Джигит? Вы смеётесь надо мной? Джигит в моей вишенке? Нет, ну как так?
Ох, ну да, меня как будто не просто спустили с небес на землю, а хорошенько так пнули под зад, не подстелив соломки на место приземления. Джигит прошёл мимо, даже не повернув королевской головы в мою сторону. Всё правильно, чудо ростом метр с кепкой в самом обычном пуховике болотного цвета таких как он не интересует. И слава богу. Потому что, как ни крути, но эти предубеждения относительно лиц кавказской национальности засели в моей голове прочно и надолго. Да, это плохо. Да, не толерантно. Но, такова жизнь. И дело не в этом обидном невнимании. Хотя обидно было, но не за себя, за вишенку.
И несколькими часами позже мы сидели с Юлькой у неё дома за сетом роллов и бокалом белого полусладкого и мусолили эту новость.
- Не пойму, что тебя не устраивает или задевает? Ну прошёл он мимо тебя, и что? Он не наш типаж.
Отложив в сторону нурибаси[1], которые сама подарила подруге на новый год в наборе посуды для суши, я поджала губы.
- Дело не в этом, понимаешь.
- А в чём?
- Мне обидно. За вишенку. Это крах моей веры, да.
- Жизнь вообще несправедливая штука.
После бокала вина Юльку тянуло на философию.
- Я же… Ну как тебе объяснить? Для меня владелица вишенки была… недосягаемым идеалом, вот. В моём воображении она сама строила свою жизнь, свою карьеру. Сама выбрала эту красавицу, и сама ухаживала за ней. А теперь что получается?
- А что получается?
- А то, что вполне возможно, этот джигит ей вишенку подарил. Подарил, понимаешь? Не она сама, а она сама, но не так! Короче, ты въехала.
- Ну, как бы да, - подруга усмехнулась. – Из крутой успешной дамочки твой идеал скатился до обычной «сосиськи». С мягким знаком в середине.
Поднимая указательный палец, Юля многозначительно выгнула бровь. Она знала мою болезненную, скорее даже маниакальную зависимость от грамотного письма.
- Поясни, почему?
- Да потому что она умеет сосать, и у неё есть сиськи!
Не выдержав, мы обе одновременно расхохотались. И благо что сидели на полу за низким кофейным столиком, иначе свалились бы со стульев.
- Ну, вообще-то, сиськи есть и у меня, - не переставая смеяться, я стиснула свою, чуть больше троечки, грудь, выпячивая её вперёд. – И попа.
- Но у тебя нет такого рта, - вытирая нижние веки фалангой указательного пальца, Юля пыталась выровнять дыхание. – А у неё губы наверняка увеличены. Или она просто натренировала их, а, как думаешь?
Последняя фраза была сказана со всей серьёзностью. И именно поэтому мы снова катались по полу от смеха.
- Может, - я лежала на спине, держась за живот, - может на фитнес запишемся? Клуб как раз через дорогу. Или в бассейн?
- Не-а. Парочка таких приступов и у нас будет стальной пресс. Чёрт, мышцы и правда болят.
- А, знаешь, - эта догадка так некстати посетила мою голову, — ведь это не она ухаживает за вишенкой. А он. Представляешь, каждый день отвозит её на мойку; полирует, заправляет полный бак. А потом ставит на место.
- То есть ты уверена, что этот твой джигит подарил вишенку «сосиське»? А ты не допускаешь, что это его машина? И что нет никакой… грудастой дамочки с длинными ногами.
- Не знаю. Нет, я так не думаю.
- Ой, Ланка, всё! Выброси это из головы. Посмеялись и хватит. И дай мне слово, - Юля села, поджимая под себя ноги и уставившись на меня, - дай слово, что ты никогда и ни за что не станешь…
- Искать с ним встречи? – я фыркнула и закатила глаза. – Ты за кого меня принимаешь? Нет! Точно нет. Потому что, хоть я видела его мельком, но я его… боюсь.
И это была правда. Но проходя утром мимо вишенки я сочувственно ей улыбалась. Как мог такой мужчина, как гордый джигит, выбрать для себя эту машинку? Да ещё такого цвета. И чтобы развеять все сомнения и доказать самой себе, что я, я была права, и яркая красавица могла принадлежать только женщине, полезла в интернет.
[1] Нурибаси – многоразовые палочки для еды, искусно украшенные.