Затмение Лилит

Беспечность глупцов погубит их (Притч.: 1,32)

I often wonder why I sit and wait to die

What have I done to justify the sentence they gave?

Too many hours spent in darkness questioning...

"how and why"?[1]

Ноябрь 2016

В вагоне метро было голо и холодно, как в желудке умирающей от голода змеи. 

Несмотря на подогрев, Кэр пришлось прятать оледеневшие руки в карманы просторной куртки, в попытках удержать тепло почти обнимая себя там, в невидимом пространстве между подкладкой и старым заношенным свитером, пропахшем сейчас лекарствами и мокрой собачьей шерстью. Этот запах смешивался с кислым ароматом сырых металлических дверей, толстой резиновой прокладки в двойном окне вагона, чьим-то перегаром и мощным призраком чрезмерно приторных духов. 

Булькающий голос из динамика объявил станцию. Все мышцы ныли, поэтому вставать было тяжело, особенно если учесть, что ей так и не удалось заставить себя вынуть руки и взяться за поручень. Больше всего сейчас хотелось просто завалиться в угол потемнее где-нибудь здесь, и проспать суток трое, а может даже до самой весны. Разбитое состояние, впрочем, не полностью принадлежало телу. Где-то с половину его, или больше, принесла моральная усталость. 

Сегодня девушке, как бы она не пыталась этого избежать, пришлось ассистировать на операции. В приюте не хватало рабочих рук. Опять. Огромный черный пес, жутко искалеченный людьми, не вырывался и не рычал. Смотрел с пониманием, отчего было еще хуже, и даже с некоторым сочувствием. Мол, я-то хоть уже отмучался… 

Станция метро, на которой Кэр пришлось покинуть вагон, находилась не под землей, а снаружи, и всего лишь одного шага через металлический порог хватило, чтобы оказаться под неприятным пронзительным ноябрьским ветром. На пустынной платформе несколько уцелевших фонарей заливали мертвенным светом большую часть окружающего пространства, скрадывая в тенях слишком прямые очертания столбов, опор и квадратных урн. 

Темная и вонючая кишка переулка привела к задней части круглосуточного супермаркета. В это время суток большая часть праздничных реклам и рождественской атрибутики были спрятаны во тьме, и о приближающейся зиме напоминал только пронизывающий холод. Грустно, но вместе с тем – предельно честно. 

Последним препятствием между девушкой и ее домом был узкий, но хорошо освещенный магазинной иллюминацией проход. Однако едва она успела шагнуть на тротуар, как увидела его, этот силуэт на внешней лестнице у подъездного входа. У ее входной двери, расположенной сейчас напротив, через дорогу. Слишком крупный для собаки, слишком подвижный для мешка с мусором, пронзительно-черный контур четко выделялся на фоне серых бетонных ступеней. 

В этот момент у Кэр впервые возникло это неприятное ощущение, которое в дальнейшем буквально начнет преследовать девушку, как бы ей ни хотелось от него избавиться. Такое бывает, когда видишь лежащего на земле пьяницу или приходится проходить мимо каких-то торчков на задворках клуба. Что-то, что ты предпочел бы не заметить, обойти, перешагнуть и как можно быстрее забыть. Вот только перешагнуть, увы, не получится. 

Силуэт слабо шевельнулся. Мягко, плавно, словно обессиленное больное животное. Притормозив, Кэр свернула в супермаркет, скорее для того, чтобы потянуть время, чем для покупок. Когда минут через двадцать она вновь оказалась напротив – он все еще был там, и от этого стало еще хуже. 

Иногда и вправду не стоит даже давать себе право на надежду, чтобы разочарование не показалось куда более горьким. 

Нерешительная заминка длилась недолго. Раздраженно стянув капюшон, Кэр расправила плечи и шагнула на освещенный участок проезжей части. Силуэт терпеливо дожидался ее приближения, не делая попыток напасть или сбежать. 

Уже дойдя до лестницы, девушка смогла разглядеть, с чем именно имеет дело. Из крупного куля мужской куртки, явно размера на три больше, чем нужно было бы существу внутри, внезапно показались тонкие, чрезмерно худые ноги в светлых кедах невнятного цвета, желтых облегающих джинсах. Резкое движение тонких бледных пальцев, и сползший капюшон позволил рассмотреть неожиданную гостью. 

Незнакомка была юной, совсем ребенок, с огромными светлыми глазами, выражающими испуг загнанного в угол зайца, и измазанным уже засохшей кровью лицом. Судя по распухшей брови – кровь была ее собственной. 

Девочка нерешительно сжала пальцами левой сложенные как для молитвы пальцы правой руки, затем медленно потянулась вперед и ухватилась за подол длинной парки Кэр, замершей в растерянности парой ступеней ниже. Несколько раз быстро моргнула, широко раскрывая глаза. Уголки пухлых губ изогнулись вниз – вот-вот заплачет. 

- Он меня убьет, - тихо, на самом пределе слышимости произнесла незнакомка. Голос ее дрожал. – Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне! 

Она легонько дернула за плотный подол цвета хаки, продолжая прижимать к груди маленький кулачок, почти тонущий в широком черном рукаве. 

Такая беззащитная, такая испуганная. 

Повинуясь внезапному порыву, Кэр медленно опустилась рядом, упираясь коленом в ступеньку и стараясь не делать резких движений. Подняла руку, чтобы дотронуться до лица незнакомки, но та дернулась в сторону. Защитная неконтролируемая реакция существа, пережившего физическое насилие. В точности как у многих обитателей питомника. 

Не стоит, пожалуй, трогать ее. Кэр и сама не любила вторжения в личное пространство и прикосновения, особенно от незнакомцев. 

- Пойдем, приведем тебя в порядок, - стыдно даже вспомнить, как этот ребенок заставил ее понервничать еще пару минут назад. Незнакомка куда больше походила на подброшенного на порог котенка, чем на опасного преступника. Оставалось только надеяться, что ей тоже будет достаточно дать еды, показать, где туалет и уложить спать. Остатка сил Кэр едва хватит даже на то, чтобы добраться до собственной постели. 

Когда Кэр встала, девочка медленно поднялась следом. Вид у нее был такой, словно она сидела здесь достаточно долго, чтобы промерзнуть до костей. Стоя с Кэр на одной ступеньке, незнакомка едва доставала макушкой до подбородка своей неожиданной спасительницы. 

Не в состоянии преодолеть привычную опасливость, Кэр старалась держать ее справа от себя, хотя бы в периферическом, но поле зрения. Конечно, сложно было представить, что такая мелочь вдруг кинется с ножом, ударит в спину или выхватит ключи, но черт его знает, что вообще можно ждать в этом богом проклятом месте, да еще и в таком районе, в это время суток. 

Скрипнув, наружная дверь открылась, явив взору тускло освещенную лестницу на второй этаж и несколько дверей комнат первого этажа. Кэр пропустила девушку вперед, и та ловко шмыгнула внутрь, словно только этого и ждала. Остановилась только у самой лестницы, будто знала, что маленькая квартирка ее спасительницы находится вверху. 

Это показалось странным, но едва ли больше, чем все события сегодняшнего вечера в целом. В любом случае, о таком лучше подумать завтра, на свежую голову. Пока мозги уныло перекатывали полторы мысли в голове, руки механическими движениями запирали дверь, медленно прятали связку ключей в карман куртки. 

Вялый жест рукой - знак, что можно подниматься, и несмело улыбнувшись, девчушка повернулась и медленно стала преодолевать лестничный пролет. Рука ее цеплялась за перила, как за спасательный круг, и в каждом движении скользило напряжение. Должно быть, ей сейчас очень страшно. 

В конце концов, то, что Кэр девушка, совсем не гарантировало, что она не окажется маньячкой, убийцей или просто психопаткой. Стоило бы признать, что иногда она производила подобное впечатление на окружающих. 

А может и чуть чаще, чем иногда. 

Кэр вздохнула и последовала за своей неожиданной гостьей. 

Дверь комнаты двести - два ничем не отличалась от других в этом коридоре. Такая же немытая, убогая, покрытая порезами и выщерблинами, но при этом достаточно прочная, чтобы чувствовать себя за ней в некоторой безопасности. На этот раз хозяйка жилья внутрь шагнула первой, предоставляя гостье возможность идти следом. Стянула куртку, повесила ее на крючок у входа и, не оборачиваясь, направилась к двери ванной. 

- Иди сюда, осмотрим твои раны, - аптечка хранилась в шкафчике с зеркалом, висящем над раковиной. За ее содержимым Кэр следила даже внимательнее, чем за собственным холодильником. Маленький, но полезный внутренний пунктик. 

- Мое имя Лили, - гостья неспешно стянула с себя мужскую куртку и шагнула ближе. 

Только теперь, в хорошем освещении, Кэр смогла разглядеть, что она не ребенок – молодая, вполне сформированная девушка. Лет двадцать, может старше. Только худая чрезмерно, как от болезни. И ярко-желтые, по-детски насыщенные цветом штаны только подчеркивали эту нездоровость. 

Огромные серые глаза смотрели широко и доверчиво, пух мягких светлых коротких волос красиво обрамлял лицо. Полные губы словно готовы были вот-вот изогнуться в заискивающей улыбке. 

Кэр медленно наклонилась к ней и осмотрела бровь. Похоже, это была единственная рана на видимых участках кожи. 

- Где-то еще болит? – анатомически, люди те же животные. То, что Кэр делала сейчас, вряд ли сильно отличалось от ставших уже привычными процедур обработки ран в приюте. 

- Нет, он ударил только раз, а потом я успела убежать, - упавшим голосом ответила Лили. Обхватила плечи руками, словно пытаясь спрятаться, закрыться от пережитого страха. Этот невинный, легко читаемый жест заставит Кэр ощутить резкую и довольно сильную злость на этого неведомого «его» (любовника, отца, отчима, незнакомца?). Мудакам, поднимающим руку на тех, кто их слабее, независимо от пола и возраста, нужно эти самые руки отрезать. Тупой ржавой пилой и без наркоза. Таков был ее девиз. 

Видимо, на лице Кэр что-то отразилось, потому что в серых глазах напротив снова проступил испуг. 

- Сейчас я к тебе прикоснусь, хорошо? – взять себя в руки удалось с трудом. – Нужно это обработать. 

Лили медленно кивнула. Ее детская доверчивость немного пугала. 

С одной стороны, Кэр искренне ей сочувствовала и появись сейчас обидчик где-нибудь в пределах ее досягаемости – дай-то Бог ему спастись. Но навалившаяся ответственность за это блондинистое незнакомое существо заставила ощущать себя еще более уставшей и раздраженной. Кэр и о себе-то не могла толком позаботиться… 

Достав пару влажных антисептических салфеток, Кэр бережно очистила края раны, а потом лицо девушки. Бровь оказалась слегка рассечена, но, как и многие другие ранки на голове, выглядела страшнее, чем была на самом деле, и крови из нее успело натечь прилично. Хотя мази и фиксирующего небольшого пластыря оказалось вполне достаточно. 

Все время, пока Кэр обрабатывала рану, Лили, не отрываясь, смотрела прямо в ее лицо, взглядом благодарной овечки, которой перемотали ногу до того, как пустить под нож. 

Эта мысль показалась пугающей. Когда она успела стать такой злой? 

А впрочем, была ли она когда-нибудь по-настоящему доброй?... 

Достав еще пару пластырей из аптечки, Кэр вернула ее на место, закрыла шкафчик. 

- Прими душ, я тебе сейчас чистое полотенце принесу. Ты голодна? Я могу приготовить что-нибудь, пока ты купаешься… 

Громко сказано. Приготовить. Наверняка в холодильнике опять гуляет ветер… Хотя в пакете из супермаркета, кажется, можно обнаружить пару свежих булок с джемом. 

Лили отрицательно махнула головой, и Кэр с трудом удалось сдержать выдох облегчения. Больше всего ей сейчас хотелось выпить чашку чего-нибудь горячего и рухнуть спать, может даже прямо в одежде. 

Девушка посторонилась, пропуская Кэр наружу. Когда та обернулась, Лили все еще стояла потерянно на пороге, а электрическая лампочка без абажура придавала ее волосам странное свечение, будто от нимба. Но эффект этот был каким-то… неправильным. Лживым. Как улыбающиеся лица семей из телевизионных реклам. 

… Вдоль позвоночника Кэр прокатился неприятный холодок. 

Оскар Уайльд как-то сказал, что большинство из нас – это не мы. Мысли наши – это всего лишь чужие суждения, а жизнь – имитация. Мне кажется, в полной мере я поняла эту фразу лишь после появления Лили.

Она стала моим зеркалом. И то, что она отразила – мне определенно не понравилось.

Дневник Кэри Тайрел, 17 января 2016 года

[1] Disturbed «3 (Three)»