Ева.
Нежусь в кровати, лениво потягиваясь. На учёбу сегодня не иду — впервые за долгое время могу себе позволить не вставать по будильнику.
Вчера пришло письмо: приглашение на зачитку завещания.
Я — из той категории людей, которым в семнадцать внезапно повезло, “нашёлся” богатый родственник. Какой-то там дальний дядя.
Анатолий Анатольевич Антипов.
Крупный фармацевт, владелец частной сети аптек и медицинских лабораторий по всей Украине. С виду — сухой, деловой, без сантиментов. Виделась с ним пару раз.
Он не забрал меня из детдома — тогда до моего восемнадцатилетия оставалось всего полгода.
Почему? Не знаю.
Да я в принципе и не стремилась к новоиспеченому родственнику. Я его не знала. И он был как-то не располагающим к себе.
Я была не против остаться в детдоме — помогать и дальше с малышами, чувствовать себя нужной. Мне вообще с ним повезло. Он у нас был хороший. Не показушно, а по-настоящему. Воспитатели — добрые, терпеливые. Редкость.
После выпуска дядя не исчез. Наоборот. Каждый месяц стабильно приходят деньги — ровно в одну и ту же дату. Он оплачивает мою учёбу — я учусь в престижном колледже на детского терапевта.
Детей люблю. Умею с ними. Хочу помогать.
Без него я бы не потянула платное отделение и не смогла бы снимать квартиру — стипендия смешная, подработки нестабильные.
Поэтому, когда пришло это письмо… я сразу поняла: если не приду, финансовая поддержка закончится.
Так что пальчики крестиком. Надеюсь, не будет ничего сверхъестественного озвучено. И мне не прийдётся бросать учебу.
Егоистично? Возможно. Но жизнь заставляет волноваться за свой зад.
Сижу на кровати, и снова кручу в руках письмо. Конверт — плотный, кремовый, с выдавленным логотипом юридической конторы. Странно, как такие мелочи могут казаться важными.
В письме — пара сухих строчек. Дата. Адрес. Подпись адвоката.
Ни слова о том, что конкретно будет. Ни намёка. Ни "дорогая племянница", ни "по семейным обстоятельствам". Только обязательное: явка обязательна при наличии интереса к наследству.
Я выдыхаю.
Интерес есть. Должен быть, ведь выбора нету. Дядя может и мёртв, но система, которую он построил, — жива. А вместе с ней — мои платежи за учёбу, за жильё, за жизнь.
Он всегда помогал молча. Без лишних слов. Не звонил, не спрашивал, как дела. Просто переводил деньги, как будто это налог или автоматическая подписка на заботу.
И я… я была благодарна. По-своему. Даже если он не забрал меня. Даже если был почти чужим. Он дал мне шанс. А я старалась не просрать его.
Делаю себе чай, но забываю его пить. Сразу иду одеваться.
А в голове крутится тысяча вариантов. Может, он всё оставил больной собаке. Или коту, как в фильме. Может, я одна из сотен приглашённых. А может, он снова всё предусмотрел и сейчас где-то смотрит на меня с небес, ухмыляясь в свой строгий костюм.
«Вот ты и выросла, Ева. Теперь посмотрим, насколько уверено ты можешь крутиться в этой жизни».
Одеваю чёрное платье на запах. Не на концерт же иду.
Смотрю в зеркало.
— Нормально, — говорю сама себе. — Покойников не боимся. А вот юристов — боимся.
Хватаю сумку, документы. Закрываю дверь.
По дороге думаю о том, что, может, всё это окажется формальностью. Мне просто сообщат что спонсирование будет до момента конца учебы. Мне так хочется.
Выхожу с такси. И задираю голову вверх. Здание огромное.
Ну что ж. Шагай Ева. А то и так впритык по времени.
Здание выглядит так, будто здесь работают люди с хорошей зарплатой и нулевым чувством юмора, но хорошим вкусом.
Мрамор. Стекло. Лаконичность.
На входе — охранник с лицом «я всё вижу, даже сквозь стены».
— Антипов. Завещание, — говорю девушке на ресепшене.
Она кивает, сверяется с каким-то списком и машет рукой.
— Третий этаж. Кабинет 304. Вас уже ждут.
Уже ждут. Чудесно. Я как раз хотела оказаться в центре внимания.
Поднимаюсь. Делаю вдох. Нажимаю на ручку. Вхожу.
Первыми я замечаю строгие костюмы, белые папки, тишину.
А потом — его. И какого спрашивается он здесь делает?
"Этот" сидит, раскинув руки на подлокотниках кожаного кресла, словно на троне. Белая рубашка, часы на запястье, лёгкий прищур. И, конечно, глаза — те самые. Голубые. И абсолютно охреневшие, когда он узнаёт меня.
— О, — выдыхает он, — ну надо же. Винная фурия в реальной жизни.
— А ты молчать не умеешь, — спокойно отвечаю, закрывая за собой дверь.
Он усмехается, наклоняясь вперёд.
— Ты здесь как… уборщица? Или перепутала кабинет, где групповая терапия для психически нестабильных?
— Нет-нет, — я сажусь рядом, не глядя. — Просто пришла испортить тебе день. После — выверну на тебя кофе.
Он хмыкает.
— Надо же. Столько злости. Но я подготовился. Снова в белом.
Адвокат в это время вежливо кашляет, давая понять, что театр закончен.
— Господа, давайте начнём.
Мужчина средних лет, лысеющий, в очках и дорогом костюме, достаёт папку.
— Вы оба приглашены сюда по причине последней воли Анатолия Анатольевича Антипова.
Я выпрямляюсь. Кирилл хмыкает, сложив руки на груди.
— Всё таки не уборщица? — шепчет.
— Может заткнёшся не на долго... пожалуйста, — смотрю скашивая глаза на него.
— А может...
— Итак, — с важностью говорит адвокат, поправляя очки и строго смотря на нас двоих. — Последняя воля вашего дяди. Слушайте внимательно.
Он развернул плотную папку, прочистил горло и начал читать вслух. Голос звучал как у судьи перед приговором.
А приговор то звучит:
— В завещании оговорено конкретное условие, — объясняет. — Наследство — недвижимость, акции, денежные счета и бизнес — передаётся пополам, вам обоим, Еве Максимовне Кудрявцевой и Кириллу Васильевичу Баженову, в случае вступления вами в законный брак...
Я моргаю.
— Простите, в кого?!
Кирилл замер, как будто ему в лоб прилетело чем-то тяжёлым.
Адвокат откашливается.
— …друг с другом. Вы должны пожениться.
Кирилл поворачивает голову ко мне. Медленно.
Смотрит, как будто пытается осознать масштаб трагедии.
— Нет, — выпаливаем в один голос.
И встаем почти одновременно.
— Я на этой невменяемой не женюсь!
— Я не выйду замуж за этого бабника, — говорю одновременно с ним.
Это что за шутки Купидона? Он нахрена меня с этим козлом в законные отношения пихает?
Адвокат терпеливо поднимает руку.
— Вы можете отказаться. Но тогда всё наследство будет передано в благотворительный фонд. Садитесь и слушайте, пожалуйста.
Я сажусь как на электрический стул. Вот тебе и новость под названием "выживет только один в этом браке".
— Минусы при отказе, — продолжает адвокат. Ева Максимовна, Вы теряете поступление денег, вместе с оплатой учёбы.
Это прям приговор. Я тогда точно пойду полы мыть.
— Кирилл Васильевич, Вы теряете свою должность и те акции что имеете.
Кирилл взрывается:
— Да, блять. Это шутка? Такое не возможно!
Адвокат откашливаеться.
— Пожалуйста, без нецензурной лексики.
— Это невозможно, — зло шипит.
Потом спрашивает:
— Если решусь на женитьбу с этой... девушкой?
Я зло смотрю на него. Явно хотел что-то ляпнуть.
— Тогда вы должны заключить официальный брак в течение месяца. Прожить в нём не менее трёх лет под одной крышей. Развод допускается только при отсутствии общих детей. Контроль будет регулярным. Нарушение условий — аннулирует завещание.
— Три года? — снова в один голос спрашиваем.
— Да, — невозмутимо подтверждает адвокат.
— Твою мать, — шипит Кирилл.
Я с ним не выдержу три года. Каким образом? Я его пришибу кастрюлей.
— Что входит в нарушение? — спрашиваю я, сжимая подлокотник кресла, словно от этого зависела моя жизнь.
Он поднимает на меня взгляд.
— Отдельное проживание, фиктивность отношений, фиксация конфликта, длительное расставание. А также публичные высказывания, подрывающие репутацию брака. Всё фиксируется наблюдением через специально нанятого представителя, а также отчётами с вашей стороны.
Я моргаю. Один раз. Второй. Чувствую, как в ушах звенит, будто кровь перестала поступать в мозг.
Фиксация конфликта? Представитель? Это что, брак или реалити-шоу в духе «Выжить с идиотом»?
Кирилл смотрит на адвоката с таким выражением, будто вот-вот вцепиться ему в шею.
— И если один из нас нарушит? — уточняю, почти шепотом.
— Оба теряете право на наследство, — спокойно отвечает тот.
Ну прекрасно. Значит, я не только должна выйти замуж за человека, который меня бесит одним своим дыханием, но ещё и следить, чтобы он не устроил саботаж из принципа.
А ведь я просто хотела быть детским терапевтом. Помогать детям. Спокойно доучиться. И точно не планировала замуж.
— А что делать должны? — спрашиваю, ощущая, как начинает дёргаться левое веко. Отлично. Ещё и нервный тик в подарок к жениху по акции.
Адвокат перелистывает бумаги и отвечает с невозмутимостью:
— Всё, что делают обычные супруги. Совместный быт. Периодические выходы в свет. Совместные фото. Поддержание образа полноценной семьи. То есть: объятья, поцелуи. И, конечно, минимум один отпуск в год. Вместе. За границей. Под наблюдением.
— Боже, — выдыхаю, уставившись в потолок. — Это что, семейная версия «Игры в кальмара»?
Кирилл фыркает.
— А если у нас аллергия на совместный быт?
— Пройдёт, — сухо замечает адвокат, не отрывая взгляда от документов. — Или вы просто не получите ни копейки.
Вот это аргумент.
Я снова сажусь ровнее. Ладони вспотели, спина вспотела, мозг вот-вот растает от стресса и стыда. Я украдкой косюсь на Кирилла. Он выглядит так, будто его посадили в клетку и кидают туда сырники с горчицей, а он их съел.
— И сколько вы собираетесь это всё контролировать? — спрашивает он, мрачно.
— Ровно три года и один день. После этого, если нет общих детей, вы свободны. Но завещание вступит в силу, только если все условия были соблюдены. До последней галочки.
— А если ребёнок появится? — спрашивает Кирилл с кривой усмешкой, скосив взгляд на меня.
Я шиплю:
— Не жди. Я тебе даже ложку не доверю, не то что ДНК.
Он смеётся, сволочь. Прямо в голос. Склоняет голову:
— Ну, как скажешь, жёнушка. У нас ещё три года впереди. Посмотрим, кто кого. Будет интересно.
Я сжимаю зубы. Мне срочно нужна валерьянка. Или кирпич.
Адвокат смотрит на нас с таким лицом, будто перед ним два цирковых пуделя, которые отказываются прыгать через обруч, но спорят, кто первый отгрызёт другому хвост.
— У вас три дня на обдумывание. После этого соглашение будет аннулировано, и условия завещания потеряют силу. Жду вас в это же время в пятницу с ответом. Если принимаете — остальные условия обговорим.
Там ещё что-то? Я в аху... короче в шоке.
— А если… вдруг… мы поженимся, — тяну я, — можно будет продлить учёбу?
— Конечно, — кивает он. — И переводы будут поступать на карту в полном объёме. Без задержек.
Вот и всё. Моя личная версия ада официально оформлена. Осталось только расписаться в документах… и выжить.