Я тебя тоже, толстушка

Глава 7. Твое тело - моя карта

"Будем вместе лечить душевные раны."

***

Я пришла.

Чёрт, я правда пришла. Стою под дверью, сжимаю ручку рюкзака до побелевших костяшек и не могу заставить себя войти. Сердце колотится, будто я собираюсь сдать экзамен по жизни. «Ты справишься. Просто шагни внутрь», — твержу себе. Глубокий вдох. Выдох. Я толкаю дверь.

Аудитория пуста.

Почти.

В первых секундах меня встречает только пыльный пол, скрип сцены и запах старого дерева. Я уже собиралась облегчённо выдохнуть, но занавес на сцене вдруг дёрнулся. Я вздрогнула, будто в ужастике. Из-за кулис вышел он. Каин.

О, Господи. Только не он. НЕ ОН.

Я начала пятиться к выходу, молясь, чтобы он меня не заметил. Но слишком поздно.

— Ну привет, Лея, — голос его звучит как шелест ножа по стеклу. — Или как там тебе сейчас удобнее?

Я вздрогнула. Он знает. Он всегда знал. И не упускает случая мне об этом напомнить. Я обернулась, надеясь, что моё лицо не выдало всей паники внутри.

Каин стоял на сцене с ухмылкой, одной рукой держал воображаемый арбалет, направленный в мою сторону. Взгляд насмешливый, глаза опасно блестят.

— Пиу, — он согнул палец, будто выпустил стрелу.

Я невольно хихикнула — нервно, с вызовом.

— Промазал, — бросила я, стараясь не показать, как ноги подкашиваются.

— Неа, — он медленно спустился со сцены, — прямо в сердце, Лея.

— Хватит. Меня зовут Иви. Здесь я Иви.

— Конечно. Здесь ты Иви. А в Интернете ты стройная блондиночка с чужими ногами. Жизнь — театр, да?

Каждое его слово било по самому уязвимому. Он наслаждался этим. Я знала, он ненавидит меня. И эта ненависть была… обжигающей. Почти сексуальной. Вот только я не должна об этом думать. Не должна чувствовать, как у меня дрожит живот.

— Можем… хотя бы тут не знакомиться? — выдохнула я. — Просто играть. Нейтральная территория. Ты меня не знаешь, я тебя тоже.

Он усмехнулся.

— О, я тебя знаю, Иви. Лучше, чем тебе хотелось бы.

И всё же кивнул.

— Ладно. Не знакомы. Пока.

Он махнул рукой и вернулся на сцену.

— Поднимайся. Покажу, с чего начинаем. У тебя роль девушки, которая молится в начале этюда. На коленях, у стула. Глаза закрыты. Образ целомудренной, наивной любви. Всё такое.

— Ага, как же. Это же я, — пробормотала я себе под нос, но взяла стул и вышла на сцену. Страх всё ещё плыл в венах, но я не могла отступить.

Я опустилась на колени. Подложила ладони под подбородок, сцепила пальцы. Закрыла глаза.

— Так? — прошептала я, чувствуя, как сцена чуть подрагивает.

Ответа не было. Только лёгкий скрип.

Я открыла глаза… и едва не подскочила.

Каин уже сидел на стуле.

Прямо передо мной.

Мой подбородок оказался на уровне его живота. Его колени — по бокам от моих плеч. Он смотрел на меня сверху вниз, прищуренно. Его рука лежала на подлокотнике, пальцы неторопливо барабанили по дереву. А я — стою на коленях, как на причастии. Как в грязном фильме. И это положение… чертовски взрывает голову.

— Что, молитва уже закончилась? — его голос низкий, с хрипотцой.

— Ты больной, — прошипела я, стараясь не смотреть на его живот, на ремень, на то, что слишком близко.

— А ты — влюблённая лгунья в сценарии. Значит, мы квиты.

Я хотела встать, но он слегка коснулся моей щеки — почти невесомо, будто просто обвёл контур. Я вся вздрогнула. Горло пересохло. Он это чувствовал. Знал. И это бесило.

— Прекрати, — прошептала я. — Ты не должен...

— Я ничего не должен, Иви. Кроме как сыграть с тобой любовь. Или её имитацию. Мы ведь актеры. Но ты же мастер имитаций, верно?

Я отпрянула.

— Знаешь, — выдохнула я, — если ты решил превратить репетиции в сеанс унижений, то ошибся. Я не для этого пришла.

— А для чего ты пришла? Чтобы врать себе, что ты кому-то интересна? Что в этом теле можно кого-то увлечь? Или ты хотела, чтобы я смотрел на тебя… как они в твоих сообщениях?

Я ударила его. Не сильно. Скорее, от отчаяния. Ладонь вспыхнула болью, но удовлетворения не было. Каин лишь усмехнулся.

— А вот теперь ты настоящая, — бросил он, глядя на меня взглядом, от которого хотелось сжаться, но и таять одновременно. — Такая ты мне даже интереснее.

— Урод, — прошипела.

Он не ответил.

Я попыталась встать, но Каин резко протянул руку и обхватил меня за талию. Его пальцы уверенно легли на мои бока. Мягкие. Жирные. Я знала, что я не «вкусная» худышка, не из тех, к кому прикасаются с удовольствием. И всё же он держал. Держал меня, будто я — не ошибка, не уродство, а нечто, чем хочется обладать.

Мозг кричал: «Уйди!». Но тело предательски замерло.

— Ты совсем ненормальный! — рванула я, пытаясь вырваться, но он только крепче прижал.

— Нет, Иви. Просто честный, — прошептал он мне в висок, и мурашки растеклись по коже.

Я разозлилась. До дрожи. До слёз.

Но он уже легко поднял меня — как будто я ничего не весила — и перекинул через свои колени. Моя грудь упёрлась в его бедро, бёдра свисали с другой стороны, а живот... он давил на него. Я чувствовала, как растекаюсь по нему, как жир мой выдаёт меня с головой, и от этого хотелось провалиться под сцену. Но его рука легла на мои ягодицы, и всё, что было в голове, испарилось.

— Ты что делаешь?! — захрипела я, пытаясь приподняться. Сердце било в ушах, дыхание сбивалось.

— Вживаюсь в роль, — его голос был ласков, почти нежный. — Разве не так говорят актёры?

Он сжал мою ягодицу. Сильнее, чем позволительно. Я захныкала — от удивления или желания, не знала сама. Всё тело вспыхнуло.

— Ты плохая, Иви, — его пальцы начали лениво рисовать узоры через ткань брюк, — очень плохая девочка. Грешная. Ты лгала, притворялась, соблазняла чужими фото. И теперь… расплачиваешься.

— Ты — мразь, — прошипела я, извиваясь. Но это уже не была ярость. Это была борьба.

Он шлёпнул. Громко. По одной, потом по второй. Я зажмурилась, стараясь не застонать. Нет. Нет-нет-нет. Я не должна от этого таять.

— Ещё одно слово — и я заставлю тебя молчать, — шепнул он, пригнувшись ближе. Его губы почти коснулись моего уха. — Или тебе нравится? Быть пойманной? Наконец-то настоящей?

— Ненавижу тебя, — сорвалось у меня.

— Прекрасно, — и снова его ладонь опустилась на меня. Горячая, быстрая, дерзкая. — Потому что я тебя тоже.

Я была не просто уязвима. Я была открыта — как книга, которую он читал не спеша, но с наслаждением. Пальцы скользнули по поясу, не вторгаясь внутрь, но этого было достаточно, чтобы во мне всё вспыхнуло, как бензин от спички.

— Мы не делаем этого, — прошептала я, зарываясь лицом в ткань его штанов. — Мы. Не. Дел. Аем. Это.

— Конечно, нет. Мы просто репетируем. Всё ради искусства, помнишь?

Я вздрогнула, когда он провёл пальцем вдоль позвоночника, легко, как будто отмечая маршрут по телу.

— Хочешь правду, Иви? — вдруг спросил он. — Никто не узнает тебя так, как я. Даже под маской. Даже под сотней чужих фотографий. Потому что я вижу то, что ты прячешь. Вот это, — он снова сжал меня, вызывающе, — и то, как ты дрожишь. И знаешь что? Это чертовски живое.

Я вырвалась. Резко. Почти упала, но удержалась.

Слёзы стояли в глазах. Я ненавидела его. И одновременно — хотела, чтобы он говорил это снова.

Он смотрел на меня спокойно. Ловко выровнял складки на рубашке, как будто ничего не произошло. Как будто он не сбросил с меня все доспехи.

— Репетиция окончена, — сказала я. Голос предательски дрожал.

— Пока, Ивелина, — ответил он с лёгкой насмешкой.

Я вышла из аудитории, будто из ада. Но на губах всё ещё горело его дыхание.