"Мне неважно, сколько у меня в сердце ран."
***
Я сидела на лестнице колледжа, подогнув колени под себя настолько, насколько это позволяли бёдра, и старалась дышать ровно. У меня не получалось. Всё внутри было скручено, как мокрое бельё в стиральной машине. Я ревела. Тихо, но настолько безутешно, что слёзы слипались в подбородке, а нос давно покраснел от платка, вывернутого из рукава.
Пухлое лицо стало ещё шире — распухшее, горячее. Я ощущала себя уродливо. И почему, ну почему я всегда выгляжу так, словно мое тело создано не для мира, а для насмешек? Как будто оно говорит за меня раньше, чем я успеваю открыть рот.
Я шмыгнула носом и вытерла слёзы рукавом, когда услышала, как кто-то идёт. Не хотелось никого видеть. Хотелось раствориться, стать облаком пара, исчезнуть — в этой лестничной клетке, в этом городе, в этом мире.
Но шаги не прошли мимо. Кто-то остановился. Я не подняла голову сразу, только увидела протянутую ко мне упаковку влажных салфеток. Медленно подняла глаза.
— Боже, да ты ещё страшнее, чем я думал, — сказал Каин. — Сейчас лопнешь и размажешься по стенке. Хочешь салфетку?
Он стоял надо мной — вечно насмешливый, с прищуром, в тёмной худи и с таким видом, будто я развлекала его куда лучше, чем кино.
— Каин, иди к чёрту, — прохрипела я, но всё равно взяла салфетку.
— Зачем? Там скучно. А тут шоу. Девушка в депрессии. Ревёт, как недоплаченная актриса, — он уселся прямо рядом, вытянув ноги. — Что случилось, толстушка? Кто обидел мою грушу для битья?
— Ты.
— Не в этот раз, — фыркнул он. — Я только что пришёл. Серьёзно, кто? Только не говори, что снова парни с мехмата. У них же интеллект на уровне капусты, ты серьёзно к ним прислушиваешься?
Я замолчала. Отвечать ему казалось бесполезным. Он ведь только сильнее начнёт глумиться. Каин был как ледяной душ — холодный, обжигающий, и ты не знаешь, замерзнешь или закалишься.
— Всё, иди, — выдавила я. — Иначе я тебе врежу. Уж поверь, я тебе не под силу.
— Ого. Какая угроза, — усмехнулся он. — Пугаешь меня своей массой?
Я встала, отряхивая юбку и не глядя на него, но он вдруг схватил меня за руку. Одним движением затащил обратно, и прежде чем я успела понять, что происходит, я оказалась на его коленях.
Я. На. Его. Коленях.
В голове зазвенело. Щёки стали багровыми. И дело было не в романтике, нет! Это было оскорбительно. Унизительно. Я боролась, пыталась встать, но он держал меня, как будто я пушинка, а не сто килограммов живого, дрожащего унижения.
— Каин, отпусти меня! Ты псих!
— Не стоит пугать меня собой. Я тебя осилю, толстушка, — прошептал он мне в ухо. Его голос был низкий, мягкий — как яд, скрытый в мёде.
Я замерла. Его дыхание обжигало. Он не отпускал.
— Или хочешь, чтобы я вслух напомнил, кем ты на самом деле являешься, Лея?
Сердце сжалось.
Он знал.
Он знал.
Я посмотрела на него широко распахнутыми глазами. В его взгляде было торжество. Ему нравилось держать меня в страхе. В стыде. В ужасе.
— Не понимаю, о чём ты, — попыталась выкрутиться.
— Правда? — он склонил голову. — А я вот думаю, что понимаешь.
Он смотрел на меня так, будто раздел до костей. В его взгляде было слишком много знания. Слишком много власти.
— Ты меня ненавидишь, — прошептала я. — Просто... скажи это прямо. И отпусти меня, чтобы я могла хотя бы упасть лицом в грязь с достоинством.
— Я тебя не ненавижу, — сказал он. — Я тобой развлекаюсь.
У меня внутри всё сжалось в ком. Не от боли. От омерзения. К себе, к нему.
Я оттолкнулась и вырвалась, наконец. Он не удержал — или позволил. Я не знала. Сердце стучало, как барабан в груди.
— Мерзавец, — сказала я.
— Я играю в то, что интересно, Иви. А ты — интересная. Но слишком уж громоздкая, чтобы спрятаться за маской.
Он пожал плечами.
— Мне нравится, как ты выглядишь, когда злишься. Прямо как фурия на пончике.
Вот же козел!
— Интересно, твои слёзы на вкус как сахар? — голос раздался у меня за спиной, низкий, с хрипотцой. Не голос — грех на ухо.
Я вздрогнула. Сердце дёрнулось так резко, будто кто-то сжал его голыми руками.
Каин подошёл медленно. Его шаги не слышались, только ощущались кожей, как приближение грозы. И когда я обернулась — он был слишком близко.
Как можно выглядеть так неприлично красиво и при этом быть самой большой занозой в моей жизни?
Узкие бёдра, как у охотника, на котором штаны сидят так, что я за них бы душу продала. Плечи — широкие, грубые, будто вырезаны из камня. А грудь под чёрной футболкой — просто кощунственно рельефная. На нём не одежда — приговор.
И лицо. Это чёртово лицо. Смесь высокомерия и порока, с глазами, в которых столько темноты, что можно захлебнуться.
— Что? — выдавила я, потому что дыхание будто застряло в лёгких.
Каин усмехнулся краешком рта — медленно, мерзко, слишком уверенно. Он знал, что делает.
Одним резким движением он схватил меня за подбородок, заставляя поднять взгляд. Его пальцы были тёплыми и сильными. Уверенными. Такие пальцы не прощают.
— Говорю, — повторил он, склонившись ближе. Его голос стал ниже. — На вкус как сахар?
Я не успела ответить — он другой рукой провёл по моей щеке, собрав остаток слезы. Его палец был чуть шершавым — и этот мимолётный контакт вызвал вспышку внизу живота.
Потом он дотронулся до моих губ. Слегка надавил. Как будто пробовал вкус не слёз — а меня.
— Сладко? — прошептал, глядя мне прямо в рот.
Я сглотнула. Горло было сухим, мысли — спутанными.
— Солёно, — едва шепнула я, не узнавая собственного голоса.
Каин усмехнулся. Он наклонился ещё ниже. Его дыхание обжигало мне скулу, а потом... он облизал её.
Медленно. Горячо. Слишком интимно.
Я замерла. Всё тело напряглось, будто его язык провёл током по каждой клеточке. Грудь болезненно сжалась. Щека пылала, словно он метил территорию. И в этом действии не было ничего мягкого — это был вызов.
Он замер рядом с моим ухом, прошептал:
— Врёшь. Очень сладко.
И мне вдруг стало так душно, будто мы в парящей сауне. В животе зашевелился вихрь. Я не могла ни пошевелиться, ни отвести взгляда.
Его пальцы всё ещё были на моём подбородке. Большой палец чуть соскользнул по нижней губе. Я знала, что он чувствует — как дрожу, как вздрагиваю. И знала, что ему это нравится.
Он наклонился ещё ближе. Его губы были почти у моих. Почти.
— Боишься? — прошептал он.
Я молчала.
— Ещё бы. Знаешь, что с тобой будет, если я решу попробовать тебя по-настоящему, Иви?