Добровольно / принудительно

Доверие, хрупкая вещь

   Он шёл неспешно к столу, видя её боковым зрением и обращая всего себя, на неё, пока руки искали телефон, набирая номер Артура, которого Питер выгнал, фактически, из кабинета, а она сейчас, стойкая, едкая и резкая в словах, качалась в этом взвешивании, молча глядя на него, повертит едва уловимо шеей, с этим недоверчивым взглядом, и опуститься вниз на колени, всё ещё молча. Отчего он просто замрет, внутренне, не ожидающий от неё и этого, дышать забудет, как. Бурю внутри, что рвёт её, но она молчит, а он не верил, что это возможно, покорная, стойкая, спокойная и он только отошёл от неё.

   Слышатся в ней всей, всё ещё его слова, отскакивая от поверхностей, гуляя сквозняком по кабинету, он ведь едва ее не потерял, этим давлением, Артуром, только передавил, что с ней не сработало, да и не должно было. Зато это укрепило понимание, и подтвердило в нём желание, именно её, будто доказательство, что другой рядом он и не потерпит. Только он не был уверен, что в утрате было дело, кажется, именно в самой Марине, стойкой, спокойной, способной разыграть сцену, примерить любую маску, обнажить себя всю, и потребовать того же, мягко и жёстко, властно вынуждая, и будто сам этого желаешь. Выбирать и отвечать, не ей, себе, почему она? И на что он готов пойти, ради этого желания? За тем, что уже озвучено, оценено, оговорено и осталось только привести в действие! Так, казалось бы легко и просто, и так сложно на действии. Но он замер, и говорил Артуру, что нужно изменить, глядя на неё, ещё не полностью в его власти, ещё только на этой хрупкой грани, качающейся и она же может, все это прекратить, но она стоит перед ним на коленях в его офисе.

   А Питер забыл, как дышать, что делать дальше, всё вылетело из его головы, от одного только этого её действия, что требовало, кричало и всё же, она молчала, могла и голову склонить, если он попросит. Он замер, наслаждаясь моментом, неожидавший и потерявший всякую надежду. Договор и пункты, что надо было добавить, ещё потом ознакомнеление и время всё это, отнимает его, неизбежно. А она взяла и качнула всё, ускорила, не может же, до самого-самого, тут, с ним, быть?! Стоит и покачивается с этим дыханием, пульсирует венка на шее, нервно поднимается грудь. Эта лёгкая усмешка и приподнятая бровь. Богатая мимика и ожидание, томительное, ответных его действий.

   Кто-то должен уступить первым, в этом неравном бодании, за право быть первым, властвовать и подчиняться, бросать вызов и принимать последствия, довериться вначале, всегда сложно, в этом нерешительном шаге. А она на коленях, хотя он не просил и не оговаривал. Вертит головой, как упрямая ослица, цокает язычком, издаёт звуки фыркающие, чмокающие, но молчит, будто это он у неё отобрать не сможет. И ждёт, готовая ему довериться, бросая ему вызов, ждёт от него ответных, вынуждая, прогибая под себя, или просто устала, бодаться? Что с ней, верно? Всё разом? Или что-то отдельное? Где она настоящая? А где наигранно?

   Как отделить и приручить, то, что выше, больше, эмоциональнее и хитрее! Да, эти хитринки - искорки, что будорат его кровь, адреналином разгоняя всё, он так долго этого ждал, что вымотан за сегодня! И готов был, сдаться, а она не дала, придавая решимости, сил, необходимость открыться и говорить, довериться, выстраивая эту хрупкую вещь.

   Пока Артур сопит недовольно в трубку, чуя, что потерял всё шансы с ней, и теперь требуется, более детально проработать и добавить пункты, что намерено были удалены. Не многие думают и подходят к данному процессу настолько щепетильно и потом, многие этим пользуются. Не прописано, не чьи проблемы. Тон Питера говорит, что Артур за бортом, и не увидит её более, только официально или на публичных мероприятиях, но это не то же, что было в офисе, там, откуда, Питер попросил его выйти. Да и не по зубам ему, такая женщина, слишком долго возиться и гнуть её.    Быть может после него, покорнее, послушнее, можно будет попытать счастье, а пока Артур в сторонке, понаблюдает. Питер голоден, в трауре и долго отказывался от спутницы, это влияло на работу, на отношения, на всё, в мелочах и деталях. А размениваться по чуть-чуть, он не умеет, всё или ничего, одна или никто, не ищет лёгких замен, долго не может открыться, как и довериться не каждой может, оттого он выше, лучше, но сдаёт позиции. Голодный, не сытый, не в форме Питер, пока ещё держится, но сходит с дистанции. Слухи летят быстрее пожара, и ему ищут замену, так, что или эта Маринна, или долгие поиски, но уже за бортом этой фирмы, а там и в оплате, и другом он потеряет.

   Буря не утихла в ней, подчинение ещё не давалось, но она молчала, а он уже знал, что согласна и не просто это далось, ни на миг, зато какой накал, её грань, на которой она пошатнулась и открылась, не глядя на Артура, требуя и от Питера открытости, вынуждая решить, а так ли он хочет, именно её?

   Ведь за этой дверью, есть другие! И она может уйти! Он не удержит! Оттого и вышел Артур, почти вон, обиженный! Не вошла ещё Ольга, ей рано! Но она угадала, Марина, наличие, кого-то, кто будет теперь рядом с ней, когда он не может, связующего звена, что постоянно будет её контролировать, докладывать ему и передавать его поручения.

   - Доверие - это хрупкая вещь, Марина! - необходимость произнести её имя, не говоря слишком сухо, катая на языке и смакуя этим, неторопливо, осторожно, ступая на эту грань, когда она уже согласна, но ещё не довольна, ещё пока ершится, выбивая свои условия и он прогнется, в ответ, обязан, но так ли это будет? Звучат слова Питера, всё ещё в каждом из них и представления расходятся с ожиданием. - Не выстраивается за секунды, - он не прикасался к ней, стоя позади, дышал тяжело, даже это давалось с трудом, она едва не ушла и всё же, эта игра, чуть не оборвалась, - не берётся из ниоткуда, - она водит шеей, цокающий звук её не согласия, не оскорбительный, а даже немного возмущённый. Она не похожа на ту, что не осведомлена, делая это постоянно, подчиняясь обстоятельствам, воле родителей краткосрочного мужа, не обязана, но подчиняется, это не даётся ей легко, отсюда и ершистость, едкость и колкость в словах. Не выговоренная боль, на кончике её языка и это ему знакомо, - это общение, прикосновения, это диалог, где без твоего согласия не произойдёт ничего такого, что может навредить! - и он говорил это стоя у неё за спиной, затаив дыхание и не торопился. Она вызывала желание покорить её такую стойкую, прогнуть и переделать, не гнущуюся, научить быть иной и именно темперамент, её состоятельность, как личности, жизненный непростой опыт, Питер и сам не понимал, что в ней, настолько ему подходит?!

   Но этот диалог, это хрупкое доверие, предвкушение чего-то большего, разговор без слов, в прикосновениях, дыхании на коже, в возбуждении обоих, и лёгком флирте от касаний, вот, на самом деле, тот пик доверия, что хотелось и видилось именно с ней. Когда она позволяет, он говорит, она исполняет и немного колеблется в этом решении, ещё не на всё готовая, не полностью окунуться в этот мир, и сгорая от любопытства, медленно, доверяя по чуть-чуть, протягивает ему не руку, а всю себя. И это действительно обоюдное желание, раскрыться, без осуждения, без стеснения, без посторонних, всё то, что важно и играет роль, когда желание, становится наваждением, жажда прикосновения, горит внутри и ещё до самого этого контакта, горит, колется, сходит с ума. Остальное, просто подручные средства, что помогают, и да, назад, после этого, дороги нет и не будет, хотя Питер и допускал, что такая, как она, им одним сыта не будет, в итоге, потом.

   Как и то, что скорей всего, не всё во вкусах у них совпадёт, это нормально, допустимо. Он нуждался в ней, и впервые не решался, прикоснуться. Потянется, привычным жестом руки до неё, её щеки и шеи, и она вроде, ему навстречу инстинктивно двинется, но дрогнет в какой-то миг, будто перепутала его, смахнет наваждение, и качнется обратно, едва-едва заметно, будто это больно ещё. И он, Питер, он не ожидающей такого, дернется, всего себя, вынужденный сохранять дистанцию.

   Это не просто и не легко, это больно, голодно, одиноко, и невыносимо зудит под кожей, в каждом выдохе и вдохе, по разному, сжирает изнутри желанием и невозможность вернуться к превычному, а тому, кого знал, и не нужно было слов. Можно было включиться, как только послышаться шуршание одежд, щелчок замка, как только сквознячок донёс её запах, а он голодным зверем ждёт её, сгорая и она включается, мгновенно. Не нужно ждать, просить, даже говорить, только взгляд, какой-то звук и она уже знает, чего и как, он желает, сегодня, сейчас, не глядя на время, не думая, сколько это займёт. Пока он не утолит свой голод, не насытиться, без оглядки и её не утолит собой.

   Сжимаясь в этом порыве, развернётся, а она поймает его руку, пока сжимается кулак другой. Опустит глаза в пол, сожалея и качая головой, пока он возвращается к ней и смотрит сверху вниз, не понимая всего до конца, но желая её понять. Слишком эмоционально было сегодня, слишком рано, что-то просить, но он голоден и опасается не сдержаться. Много эмоций, многое её противоречивой, людей перед глазами, за день, что мельтешили. Он устал, вымотан, голод даёт о себя знать, и она тянется, не сразу, поднимая глаза, качнется едва-едва, касаясь губами его ладони, разворачивая всю себя и немного потреться о взмокшую разом его чувствительную сейчас, кожу, щекой.

   - Что будет, когда ты наиграешься? - эта та самая буря, до, когда Артур ещё сидел в кабинете, Питер надменным, откинулся на спинку и она изменилась в лице. Полчаса? Час назад? Сколько? И имеет ли это значение? Если в итоге, она окажется, на коленях, перед ним!?! Но он не знал, тогда этого и не предугать было с ней, никак этого исхода. Так, что, да! Это важно. Её буря, эмоции, или игра? Как понять, если вы не знакомы? Где она настоящая, не истеричная, когда надменная и едкая, а когда просто ершится, не в силах уступить? Недоверчивая, изменчивая, такая закрытая и думающая. Вот, сейчас, в атаку, выворачивается из угла, маневренно, эффектно, вальяжно, меняя позицию, упираясь, казалось бы, во входную дверь спиной, потому, что там, нет никого. - В ошейнике и наручниках, как дворняжку продашь или передашь другому? Что будет потом Питер? - это приятно, когда она зовёт его по имени, перешла сама грань, потому, что внутри, выкипела, сломала мозг, в поисках решения, и его нет. Перестала ломаться, внутри, распрямила плечи, всё ещё держит себя в рамках стола и стула, готовая метаться по кабинету, и не доставить им обоим этого удовольствия. Противоречивая, зажатая в угол, и всё ещё решающая, в этой лобовой, тараном, атаке, и да, он перегнул с давлением, с часами, отведенными на приём. Потому, что не ждал её такую, не был к ней готов?

   "Искал то, что не знал и не гадал, а она вот, перед ним?! И, каково же это, с ней? Вот, так всё время? Как на войне? Или под ней? Всё время, в этой борьбе за власть? Или она умеет быть покорной? А что если нет?" - И Артур не оставить её в покое, и это плохо для неё кончиться, а Питер, останется в стороне, хотя тащит её, упорно тащит в то неизведанное для неё, не оставляя шансов. - "Просто потому, что русская? Славянка? Или оттого, что удобная у неё ситуация?" - не оставляя выбора, кроме, как уступить, подчиниться, довериться и пока, она этого не сделает, а, что собственно, она должна сделать?

   - Мы уже на ты? - съезвит он.

   - Да! Да, потому, что нельзя Питер, загнать в угол и не договорить, не учесть всех фактов. Что будет, если последствия того, что не желательно, но возможно, в виде беременности, станут очевидны? Это есть в твоём договоре? Продашь и беременную? Потому что не планировал? - Артур хихикнет, потому что этого пункта, там тоже нет. - Не смешно, Арти! Не тебе ведь, вынашивать и рожать! - и тот хрюкает, от негодования, возмущения, такого обращения, да ещё и от нее.

   - Не будет, этого!

   - Последствий? Ты стерилен? - и это выбьет его из колеи, при Артуре, что с любопытством, смотрит, ждёт ответа. Ей удалось? Сейчас, здесь, он не покраснеет, но смутиться, слишком личным вопросам. - Ведь, секс возможен, ты так, сказал! И этот пункт есть, а последствия, Питер? Они не учтены? Так, ты стерилен? Есть подтверждения? Потому, что я детей не хочу, не так! - и больно обит, не досказанное ею, что не с ним. И ведь, он не думал о детях и последствиях, никто не кричит о них, в офисах, не прет танком, против всего, и она ведь, вольна уйти, а он уже этого не хочет. - Мне своих хватает! - и это, снова, что-то надломит в ней, что-то, она утаит, убирая глаза, прячась.

   - Нет!

   - Неучтенные пункты! - её усмешка, она всё ещё в негодовании. Всё это было в его кабинете, и это сейчас, было важно, проговорить эти нюансы, к которым он был не готов, всё это время, к такой, как Марина, он не был готов и не возможно, было подготовиться заранее никак.

   Она стоит перед ним, шатаясь внутренне, на коленях, перехватывает дыхание, скачок вперёд и даже не верится, что они всего пару часов здесь, пантомима? И, день, и всё это кажется, никогда не кончится, но она стоит, немного цокает с возмущением языком, вертит шеей и головой, кипит внутреннее и выгорает, вымотанная, как и он.

   - Со мной всегда так, понимаешь? Вот, как сейчас, всегда! Ты не готов, не решил, а оно происходит, - она говорит с надрывом, Артура уже нет, он стоит позади неё, она ещё на стуле и всё, что может Питер это коснуться её, едва-едва, и Марина потреться щекой о его руку, вздрогнет от её наличия, и его фамильярности, - эта встреча, этот договор, ты не учтешь, и не сдержишься, не сегодня, но завтра! Мне нельзя беременеть, это меня убъет! - надрыв в голосе, отстранение полное её самой, боль, что ощутима, Питер вздрогнет, будто его оглушили внезапно, не понимая до конца, всего этого. - Да и положение, прости, не то! Как и воля случая! Так, что решись, наконец, какого чёрта, я здесь делаю, потому, что я устала! Твоё время выходит и моё здесь, задержалось, слишком! - ещё миг, и он пойдёт к столу, просить Артура переделать договор, а она опуститься на колени перед ним, и это будет ещё не всё, не конец, а только начало.

   И он всё прыгает в этом дне, с этой Мариной, усмешкой, что за дверью непременно, стоит Оля, догадка, что оказалась верной. Артур, что ещё не ушёл и она совсем на грани, едва сдерживается, от истерики.

   - А знаешь, - вдруг глядя на него, не дождавшись чего-то, усмехнется, будто Питер должен был догадаться, и вот, прошёл какой-то отрезок, что она ему выделила, а он не сделал чего-то, - иди к чёрту! Я не обязана это решать, и вообще, меня это не касается! - поднимая обе руки вверх, отрицательно мотая головой. - Нет, не обязана!

   - Простите? - возмущённо, не понимающе, вдруг выдаст Артур.

   - В смысле? - удивится Питер. - Ты их доверенное лицо.

   - В прямом, - улыбнётся победно, вдруг она им, - фактически, я ничего не теряю. Они мне никто, виза истекет и мы вернётся, обратно! - ведёт снова шеей и головой, непропорционально немного, будто исход не желательный, но возможный, как вариант. - Я не плачу налоги, не являюсь гражданкой это страны. Что я теряю? Я лично, ничего! Потому ничего моего тут, и нет!

   - Это не разумно! - спохватиться вдруг Артур.

   - Разве? Есть друг мужа, что предлагал брак, это по существеннее мутного договора с его неучтенными пунктами. Что сегодня есть, а завтра, не срабатывают.

   - А, как же... - теряя дар речи, пытается Артур, потому что такой Марины, такого фортеля с её стороны, никто не ожидал и по существу, сейчас, она в принципе, имеет на это право и ничего, что оставит родителей мужа, в этой ситуации, решать свои проблемы. Другая страна, другие нравы.

   - Договоримся с ним как-нибудь, детей он любит, принимал, фактически, роды, в их жизни участвует, и всё по честному.

   - Да, как же... - снова пытается сформулировать мысль Артур, что не был готов, к такому повороту событый, сбитый с толку, а оказывается у неё есть запасные планы.

   - Не мои проблемы, как вы вдвоём, тут, будете вынуждать стариков, пожилую больную чету женатых и уважаемых, встать на четвереньки и лизать одному или обоим ботинки! Я своё отстояла! - пожмет она плечами и этот её надменный спокойный взгляд, на Питера, выжидающая поза. И эта фраза, последняя, она резанет Питера, по больному, живому, не зажившему? Именно эта формулировка! Её надрыв в этом, открытость вся, вот же, она перед ним.

   Да, что он знает, о том, что ей пришлось, выхлебать ложкой, за последние три года? Переезд, сама беременность, скандал, с которым эти пожилые и милые родители краткосрочного мужа, пытались отобрать у неё детей, квартиру Тимы, счета и оставить её на улице, в положении?! Скандал и нервотрёпка до самых родов, а его ли это дети?

   А потом, чуть ли не в судебном порядке, им решилось выбить с новорождённых подтверждение независимой экспертизы, чтобы Влад не был причастен и его клиника, тоже. Новые встречи, на которые кормящей уже, не явиться она не могла, и новые требования. Никакого брака с её женщиной, до их смерти, это испортит их репутацию. Переезд на их условиях, жить с ними под одной крышей. Два года, не подарок судьбы, нет, новые проблемы, садики, адаптации, изучение языка и визы, не даются с небес. Труд, титаническое терпение, попытки заставить их найти работу. Неудачные рисковые сделки и финал, она тут, что могло пойти не так? Райская же жизнь!

Влад, от поддержки которого ей пришлось отказаться, так, как он стал не просто другом, и всё жаждал переступить чёрту. Переезд и адаптация. Пустить псу по хвост, когда её дети счастливы? И не узнают её радужного детства? Или того, что сейчас, происходит? Небо и земля, и тут, можно сказать рай!

   Расчёт холодный и спокойный. Ей больно это говорить, она бы не поступила так, не с ними, Марина не сможет смотреть им в глаза и сказать, что они банкроты, видеть, как хватаются за сердце, снова слышать истерику, но это не всё, нет, они поехали, обратно и внуков, всё, что осталось от единственного их сына Тимофея, что погиб, а она, как истинная мразь, забирает, не в силах оставить с ними. Да и кто позволит? Они в возрасте и ни одна опека, Да и сама Марина, не позволит. Детей с детьми? Одни не выросли, другие слишком стары? Нет, конечно, она перевернёт всё, что можно, найдёт способы, Влада попросит на крайний случай, заключит другие выгодные или не очень сделки, найдёт, вывернется, но не даст старикам, лезать чужие ботинки, переживать, что их счета пусты и они зря её с детьми, сюда выдернули. Но и загнать себя в угол, этим двоим, она не может позволить, ведь, даже позвонить они ей не дают, ничего! И Влад есть, всегда, как вариант, на её удачу, для них не учтенный.

   - Вы не можете... - артачится Артур.

   - Кто сказал, Арти? - и его передернет от её фамильярности, приподнимается её бровь. - Для меня важны дети, а эти бумажки, они меняют всё и репутацию, которой вы так дорожите, почёт и уважение. Мне плевать на это, не так воспитана!

   - Это не разумно, Марин! - пытается уже Питер.

   - Этот сценарий, хотя бы есть! - меняясь в лице, станет она серьёзной. - А ты был не готов к тому, что они есть у меня, запасные планы! Ведь, так, Питер? Нежелательные варианты, но они есть! И этот, он не единственный! А теперь, убеди меня, что цена стоит потраченных усилий, и я всё же должна или могу? Существенно? Что-то, что даст гарантии, и ты не выкинешь фортель, вроде, я наигрался, передам-ка, другому! Я не трофей и не игрушка! - ледяной тон, холодный оскал и угроза, она перешла в нападение, и дальше всё, что он заготовил не сработает.

   - Артур, ты свободен! Я позвоню, если понадобишься! - он вдруг решился, когда она такая, смертоносная, опасная, загнанная и расчетливая. - Попроси, Ольгу не входить! И никого не пускать!

   - Но я бы, не советовал...

   - Артур, спасибо, я позвоню! - и он встанет, убирая бумаги в мусорку, открывая перед ним дверь и оставаясь с ней один на один.

   Всё это, было спешно, меняло действительность и его самого. Так, он оказался у неё за спиной, а она всё ещё на стуле.

   И он бы присел рядом, но останется стоят позади, щекотить прикосновением её волосы, а она замрет, затаив дыхание, касаясь кожи на шее, вверх и вниз скользя. Слыша эхом, сквозняком, что отражается от поверхностей, а он всё стоит, касаясь её, не в силах отойти. Нужно, должно, но так волнительно, голодно, одиноко и черезчур эмоционально было, всё это. Он едва её не потерял!

   - Я перегнул, прости, не готовый к тебе! - и он всё не спешит, она чуть-чуть повернёт в его сторону лицо, не полностью, не пытаясь посмотреть. Нежась в этой странной ласке, в этом моменте, где не нужны слова.

   - Я занята и не предпочитаю изменять! - звучит тихо её голос, под пальцами у него, под её кожей. - Это не правильно и не честно, не мой стиль! - и она бы встала, но он надавит на её плечи, с обеих сторон.

   - Я изменю пункты, - не в силах устоять, и опуская руку в вырез блузки, не касаясь декольте, едва-едва скользит по шее, - мне нужна ты и только! Это не просто и я в трауре, это больно и ты понимаешь! Знаешь, как это! - она дернется, пока этим его давлением, пока одна ладонь касается под одеждой плеча, другая шеи, подбородка, щеки. - Это изменит тебя, перевернёт, и обратного пути из-за Артура, его нет. - Волнами расходится по её коже, желание, возбуждение, удовольствие, этого не скрыть. - С тобой не просто, мне хуже и в этом я вижу, идеальный договор. Один - два раза в неделю, и я уступлю с тем, что ты просила. На год договор, с продлением и изменением условий. Мы встречаемся и обговаривает всё, но потом, я говорю, ты исполняешь, есть до и после, ты можешь корректировать! - его палец касается её губ, не глядя, на ощупь, опаляется её дыханием, играет с кончиком языка. - Всё это, что сейчас, и чуть больше позже, это всё, что нужно мне, пока все! - склоняясь к её макушке, вдыхая аромат волос, мечтательно, волнительно, выдыхая в неё, с вожделением, замиранием. Оно всё в ней, отражается на поверхности, вот же, она вся, как на ладони, качается в его сторону. - Да, - чуть сколяясь к её затылку, всё ещё скользя рукой, до локтя и снова вверх к плечу, - будет Оля, телохранитель и водитель с машиной, обязательный атрибут, нашего договора. - Всё ещё треться головой о её затылок и эти волны, это возбуждение, желание чего-то большего, на самой грани, прикосновения губами, несмотря на волосы, к шее и она её выгнет, подставляя под его горячее соприкосновение.

   - Я мать, - тихо с замеранием и придыханием выдохнет она, уже совсем иначе, - и не всегда, смогу, - в этом моменте, где её хочется, сжать, а он продолжает скользить, пальцами, от губ, к подбородку и ниже, ключицам, второму плечу, - по первому твоему, прибыть! - отклоняя голову ему назад, с закрытыми глазами. - Дети, родители мужа, неурядицы и может быть задержка! - выдыхая это томно, нервно, снова закусывая губу, изнутри немного.

   - Мы найдём компромисс! Я уступчивый, если и ты будешь! - всё ещё удерживая её на этой тонкой грани, касаясь то влажными ладонями, то тыльной стороной с волосками, щекоча её дыханием и гладковыбритым подбородком, щекой своей. - И наказываю, если ты не слушаешься! - уточняя, скорее, она пойдёт на это? - Не так, как детей! - с усмешкой.

   - А если ты? - вдруг с этой усмешкой, огоньками, её глаза откроются и выжидающее посмотрят на него. - Ослушаешься или будешь не прав? - и это впервые звучит заманчиво для Питера, это что-то новенькое.

   - Мы придумаем, как... - запнется он, не представляя, и по её искоркам догадываясь, что она представляет.

   - Помни пожалуйста, что со мной, не просто! Но тебе без меня, ещё хуже будет тебе в первую очередь! А компромисс, мы найдём, вместе...