Нюра Осинина. Попаданство с вакансией.

Часть 6. Вакансия

Вечером, на закате пришёл Стеф, принёс карту виконтства Бьёркрюгерес (Берег Крюгересов). Но сначала поужинали. И мясо, и бульбар, особенно мясо, ему очень понравились. Потом, убрав со стола и переставив его к дивану, расстелили на нём карту.

- Так-так-так, – глубокомысленно протакала я, нависая над картой. Рядом, стоя коленями на диване, нависла Милли. – Что тут у нас? Ага-а-а, – была озвучена ещё одна глубокая мысль. – Это порт, да?

- Да, – подтвердил Стеф. – Вот две рыбацкие деревни слева от порта. И ещё две справа. Жирной линией обозначена территория виконтства. Смотри. Вот тёмно-зелёный цвет – это низины. Очень плодородные, нужно сказать.

- Что ты мне тут картографию преподаёшь? – ни с того ни с сего взъерошилась я. – Я и сама могу её тебе преподать. Карты я читать умею. Я вижу: вот горы, вот равнина, тут лес. И всего: раз, два, три, четыре, пять, шесть – шесть деревень, не считая рыбацких. А, вот ещё одна у кромки леса. И две вот тут, у самой границы с соседним виконтством на берегу озера. А-а, вот ещё две в предгорьях. Так?

- Так, – хмыкнув и крутнув головой, подтвердил Стеф. – Значит, географию на «отлично» знала?

- Знала, – буркнула я. Что это я разошлась? Эй, баушка, угомонись! Этот молодой человек, годящийся тебе во внуки, как-то раздражающе на тебя действует. – А вот эти пунктирные линии, это что? – спросила, приводя себя в адекватное состояние.

- А это, дорогая будущая виконтесса, – ёрничая в ответ на мой срыв, проговорил Стеф, – отхваченные соседями кусочки твоей территории.

- А вот эти тонкие линии, тоже какие-то границы?

- Это баронства.

- И бароны отдали свои земли во владения соседним виконтам? Вот, озеро, надо сказать, что не маленькое, полностью с двумя деревнями захватили? И тут, какой-то небольшой лесок с деревней.

- Этот лесок, Лео, самое ценное на территории виконтства. Это стролл.

- Что же это получается? Самое ценное откусили! Здесь стролл, здесь озеро, здесь рыбацкую деревню.

- Это не просто рыбацкая деревня. Здесь добывают жемчуг.

- Ла-адно-о-о, – многообещающе протянула я. – Подрастём и с соседями разберёмся, и с баронами, отдавшими или продавшими земли.

- Вот видишь, Рэд, ты испугался, что я хочу навесить на Лео виконтство. Да она сама, как только представится возможность, ухватится за него.

- Тут вот ещё гор немного имеется, – ткнула я пальцем в карту. – Что-нибудь полезное есть?

- В них много чего полезного есть, – ответил Рэд. – Но с тех пор как исчез последний виконт Крюгерес, там ничего не добывают. В них обитают леокады. Люди боятся ходить в горы.

- Значит, всё-таки леокады есть, – расстроено приняла к сведению.

- Есть-есть, а ты сомневалась? – хохотнув, ответил Стеф.

Его, конечно же, поддержала Милли. Рэд только хмыкал, да головой то качал, то крутил. У него не находилось слов на то безобразие, что разворачивалось перед ним.

- Почему же при виконте леокады не мешали горнодобычу вести, а виконта не стало и леокады оказались помехой? – мне эта ситуация показалась странной.

- Про этих Крюгересов вообще ходили странные слухи, – произнёс Рэд. – Вроде бы у них в роду по прямой линии рождалась раз в двести лет женщина, обретавшая в тридцать лет силу подчинения леокадов, леополей и других магических и обычных животных.

- И что же случилось с этим родом? Неужели совсем никого не осталось?

- Может и есть кто-нибудь, – пожал плечами Рэд. – Говорят, что вроде бы один сильный маг хотел взять в жёны такую девушку, но отец отказал. Объяснил, что у них в роду женщины сами выбирают себе мужей. Девушка была не согласна выходить замуж за того мага, и он проклял их, а сам ушёл в другой мир. С тех пор род стал хиреть. Когда умер последний виконт, герцогу пришлось взять виконтство под своё управление, назначив управляющего, так как никто не изъявляет желания стать виконтом Бьёркрюгерес. Боятся, что проклятье на них перекинется.

- Ну и как давно умер последний виконт? И что? Даже бастардов не осталось?

- Про бастардов ничего не скажу, а вот сын у него был. Учился не в Королевской, а в столичной Академии. Перспективный был маг. Но судьба его не известна. А виконт умер сравнительно недавно, лет пятнадцать прошло. Сын для принятия наследства не появился.

- Отлично! – оценила я перспективы на будущее, заряжаясь боевым духом. – Милличка, – обняла свою, теперь почти дочь, – красота-то какая! Работы будет невпроворот. Вот представь: сядем мы верхом на леокадов… ой, – оборвала я себя, – а они большие хоть?

- В два раза крупнее леополя.

- Ну, значит, Милличка, – продолжила я фантазировать, – сядем мы верхом на леокадов, возьмём в руки плётки, а лучше пастушьи бичи, и начнём гонять со своих земель всех, кто несанкционированно захватил лакомые кусочки. Наши лакомые кусочки. Ведь это же, как надо обнаглеть, ты только посмотри на карту, из пятнадцати деревень шесть откусили со всеми землями и не подавились.

Милли, видимо очень ярко представила описанную картинку, потому что сначала подзависла, потом прыснула и расхохоталась. Оттолкнулась от стола, пытаясь завалиться на диван, но, неизящно взболтнув ножками, нырнула под стол. Благо падать не высоко.

- Милли, детка, как ты? – обеспокоенно поинтересовалась я. – Не ушиблась?

- Не-е-ет, – ответила Милли, с хохотом поднимаясь из-под стола.

Стеф вторил ей, подхрюкивая, а я стояла, довольная полученным результатом. Рэд, глядя на нас, улыбался.

- Серьёзная заявка, – с улыбкой, сказал он.

- Да! Мы русские женщины такие:

Коня на скаку остановим,

В горящую избу войдём,

Захватчиков плёткой разгоним,

Леокада на службу возьмём! – пропела я торжественным гимном. – А ещё какие интересные, необычные животные в горах водятся?

- Да много кого водится. Но особый интерес представляют стеарганты – владыки неба.

- Это птицы?

- Это гигантские птицы. Размах крыльев достигает десяти метров. Вживую их изредка наблюдают жители предгорий. Добыть эту птицу не удаётся. Они обитают на Стеаргантовом плато, что располагается за Леокадовым хребтом. Охотникам туда не попасть, а стеарганты весьма осторожны и летают на высоте, недосягаемой для самого мощного арбалета. Ходят слухи, что они могут обращаться в людей или в существ, похожих на людей.

- Вот бы познакомится с этой птицей, – мечтательно произнесла я.

- Да ты поздороваться с ней не успеешь, как без головы останешься, – напуская на меня страху, проговорил Стеф и хохотнул.

- Лео, что такое не-санк-ци-они-ровано? – спросил Рэд, произнеся по слогам сложное иномирное слово.

- В нарушение Закона. Тоесть без разрешения, самовольно. Повеселились, а теперь едем дальше, – объяснив смысл слова, сказала, успокаиваясь, а то что-то раздухарилась не по-взрослому. – Что нужно сделать, чтобы всё это свершилось?

- Как я уже говорил, тебе нужно длинное двойное имя, – произнёс Стеф.

- Леокадия-Леопольдия, – выдала я сходу.

- Грозное имя, – констатировал Рэд. – И необычное.

- Зато как звучит: Леокадия-Леопольдия ду Крюгерес! – пафосно произнёс Стеф.

- Если я вдова, то кто тот несчастный, что поспешил покинуть мир, не выдержав многолетней нервотрёпки со мной? Или у вас за вдовой родовое имя мужа не оставляют?

- А вот тут мне придётся потрудиться в поисках достойной тебя кандидатуры, – раздумчиво произнёс Стеф. – У тебя, Рэд, нет на примете женатого покойничка? Сироты, вроде Лео?

- Да я уже не слежу за тем, кто из магов покинул наш мир и когда.

- Давайте, отложим на завтра решение проблемы моей легализации в вашем мире, – предложила я. – Утро вечера мудренее. Вон, Милли уже носом клюёт, а ей ещё дитё кормить.

- Ничего я не клюю, – сонным голосом пробурчала Милли.

- Ложись спать, Милли. Я покормлю, – пообещала я.

- Нельзя, – возразил Рэд. – Чтобы привязать к себе полуразумное магическое существо с рождения, нужно чтобы хозяин сам кормил его, ухаживал за ним не менее полутора-двух месяцев. Так что Милли, корми ребёнка сама.

Вот как. Значит, мы не можем переложить свои обязанности на кого-то другого. Няньку, например, нанять. Всё сами, всё сами. Назвались мамками, так не становитесь мачехами.

Мы подхватили леополек и пошли с ними в туалет, принимать водные процедуры. Не будем же мы их вылизывать.

- Лео, а чем это ты зелёным и блестящим пришибла Стивера? – вспомнил Стеф рассказ Милли.

Я достала из своей сумки бутылку «Мартини» и поставила на стол. Милли свою добычу отдала деду, а бутылку она вчера ему показала и сунула в мою сумку. Стеф взял в руки бутылку, взвесил на руке, потом поставил этикеткой к себе, развернул обратной стороной. Я пристально следила за ним, а он с прищуром вглядывался в мелкий текст.

- Убери, – выдавил через сжатое спазмами горло, прокашлялся. – Потом, как-нибудь, угостишь.

- Угощу. Обязательно угощу. Вот как обустроимся с Милли, так и угощу.

- Я домой, – сообщил Стеф.

Поднялся из-за стола и вышел на улицу. Что-то настроение у него не ахти, совсем испортилось. Рэд, молча, проводил его сочувствующим взглядом.

Милли уснула сразу, только голову на подушку уронила, я же ворочалась, не могла никак уснуть. Из головы не уходил Стеф. Его душа с Земли, из России. Я поняла это по его реакции, когда рассказывала о себе, как бутылку рассматривал. Интересно, он специально прокололся или случайно? И имя. Очень уж оно созвучно с другим именем. Степан.

Мы были соседями. Моя старшая сестра Юлька была одногодка со Степаном Калюжным, а его младший брат Колька был одногодок со мной. Разница со старшими у нас была три года, но она была чувствительной. С Колькой мы дружили с незапамятных времён. С ясельной группы детского сада. Даже ещё раньше. Когда наши матери выходили с младенцами на руках, чтобы посидеть на лавочке возле нашего или их дома. С первого класса сидели за одной партой. Вместе водились с их младшими Серёжкой и Грунечкой. И вообще были «не-разлей-вода». И на меня нахлынули воспоминания.

Мы с Колькой сидели на жердевой изгороди, разделявшей наши огороды. У них во дворе была гулянка – провожали старшего в армию. Родня, друзья, соседи. Даже наши ровесники там околачивались. Кто-то из мальчишек нет-нет, да и урывал стакан бражки. Меня родители не пустили, запретили строго-настрого там появляться. Отец пригрозил, если меня увидит, за ухо до дома проводит. Нас, девочек, в семье очень строго держали. Из нас двоих только старшая Юлька на гулянку пошла. Она ровесница Степана и была безответно влюблена в видного соседа и бывшего одноклассника. Вот я и сидела на жердине изгороди, прислушиваясь к шуму гулянки, разудалой пляски под гармошку и частушки. Вон как Юлька выводит. Она у нас певунья лучшая в деревне. У меня-то голос обычный, не певческий. Колька принёс мне угощение, кусок пирога с яблоками, и из солидарности со мной разместился рядом.

- Лёв, тебе из ребят кто-нибудь нравится? – вдруг спросил он.

Я чуть куском не подавилась. Так неожиданнен был вопрос.

- У нас все мальчишки хорошие, – ответила, прожевав. – Вот только Юрка Скорняков грубый, как мужлан, разве что мата при девчонках не допускает. Да Эдька Шварц, руки любит распускать, так и лезет полапать.

- И тебя лапал? – спросил, нахмурившись, и затаил дыхание.

- У меня лапать нечего, – рассмеялась я. – Сами же меня между собой «доской занозистой» обзываете. Я слышала, да и девчонки рассказывали.

- Почему это нечего? – Колька потянулся рукой к моей груди. – По-моему так очень даже есть чего.

- Брысь! – я стукнула друга по руке, аккуратно накрывшей полушарие моего первого номера. – Глыкнул, что ли уже?

Он, прошипев, резко отдернул руку и чуть не свалился с жерди.

- Не дерись! Я же по-дружески. У меня тебя лапать руки не поднимаются. Да и зачем, если я тебя в купальнике каждый день вижу и в поле на прополке, и в огороде, и на пруду.

- Так Эдька тоже всех девчонок в купальниках видит, а все одно лапать лезет.

- Значит, никто тебе по-особенному не нравится? – вернулся к своему вопросу друг.

- Ну, так я тебе и сказала, – смеясь, спрыгнула с жерди и оказалась в крепких лапищах Степана. Как это он так незаметно тут оказался?

- Осторожней, попрыгунья, – аккуратно поставил у столбика. – А ты что тут сидишь? – обратился к брату. – Там дружки твои банку с бражкой спёрли, тебя обыскались. Шуруй, – слегка подтолкнул. – Мне с соседкой поговорить надо. Тет-а-тет. Да не зыркай, – успокаивающе проговорил, похлопав Кольку по плечу, зло стрельнувшего в брата глазами. – Ничего с твоей подружкой не случится, не обижу, поговорю только. Иди, иди.

Колька, не глядя на меня, сунув руки в карманы, медленно, насвистывая, побрёл меж грядок к калитке во двор. Степан, обложив меня ручищами, уперев их с обеих сторон в жердь, вздохнул, дыхнув на меня водочным свежаком. Я поморщилась.

- Извини. Ты же знаешь, что я не пью. Сегодня первый раз. Принудили. Пришлось стопарь захлебнуть. Так говоришь, никто из мальчишек не нравится. А я?

Нравился. Ой, как нравился! Степан в прошлом году, по окончании школы, пытался в лётное училище поступить, но забраковали. Что-то там с вестибулярным аппаратом неладное. Зиму дома был. Отцу на кузне помогал молотобойцем. А нынче, вот, в армию уходит. Весной девятнадцать лет исполнилось. Красивый, Степан-то. Высокий, мускулистый. Светло-русый чуб завивается, глаза синющие, курносый немного. Колька тоже красивый, но масти другой и против Степана мелкий. Но Колька ещё пацан, а этот взрослый парень. Мужик. Я же знаю, что он к «весёлой» вдове Агнейке похаживал.

Стою перед ним, глаза прячу.

- Нравишься, – прошептала и покраснела до слёз.

- Лёвушка, девочка моя, – проворковал и стал целовать.

По-настоящему!!! Мы с мальчишками целовались, когда в «бутылочку» играли. Это не то, что происходило сейчас. Меня жаром окинуло. Ой, мамочка! Коленки подгибаться начали. Степан прервал поцелуй.

- Сладенькая, – хихикнул, – ребёнок ещё совсем.

- А ты извращенец. Ребёнка по-взрослому целуешь, – зло, со слезой выкрикнула и стукнула кулаками в грудь. – Иди, вон, с Агнейкой целуйся или с Юлькой. Она тебя любит.

Парня качнуло назад, но он успел ухватиться одной рукой за жердину изгороди.

- Не сердись. Я же попрощаться пришёл, – пропустил Степан мимо ушей моё высказывание про Агнейку с Юлькой. – Ждать будешь?

- Я-то так и так тебя дождусь. Сам же сказал, что ребёнок ещё. Но специально ждать не обещаю. Школу закончу, в институт поступлю. Это ты, смотри, жену из армии не привези, как Петька Судаков.

- Вот и договорились, – развернулся, сделал несколько шагов, не оглядываясь, – а пока служу, у тебя и полапать будет за что, – заржал. Оперевшись одной рукой о столбик рядом с калиткой, легко перескочил через изгородь во двор.

 Вот жеребец не взнузданный! Выпендрёжник. Ой, мамочка, а губы-то как горят, руки трясутся, и плакать хочется.

Не дождались мы Степана. Ни я, ни родители. Степан на Кавказе на границе служил. Письма мне писал душевные. Природу описывал, красоты южные. О любви ко мне, что любовь эта помогает ему переносить тяготы службы. Фотокарточку прислал в военной форме на фоне знамени. Это их фотографировали, когда присягу давали. И каждое письмо поцелуями заканчивалось. Я в этом месте краснела, когда читала и каждый раз его поцелуй вспоминала. А потом пришло извещение из части. Погиб Степан под обвалом во время обхода пограничной полосы. За два дня до приказа на дембель.

Степана проводили, а Колька-то остался. Как пёс сторожевой вокруг меня крутился. Парни над ним смеялись, что он меня для брата стережёт. А когда сообщение из части пришло, что нет больше Стёпы, Колька всем своим поведением доказал, что я его. И берёг он меня. В те годы такого развратного баловства не было, как сейчас. Девушки себя для мужей берегли, да и парни бережнее относились, ответственнее. Были, правда, случаи, но очень редкие, когда девушки до замужества невинность теряли.

И ещё вспомнилось. Я как-то разговор двух соседок нечаянно подслушала. Это когда мы после окончания школы дальше учиться пошли. Я в сельхоз, на зоотехника, а Колька мечту Стёпину и свою осуществил – в лётное поступил. Мы уже третий год учились, переписывались, а встречались только на каникулах. Я-то домой часто наведывалась. Институт в областном центре. По железной дороге два часа езды. Вот и прикатила на седьмое ноября – День Октябрьской революции.

В своей комнате была, когда соседка пришла, мать Колькина. Я внимания на их разговор не обращала, пока своё имя не услышала. Ухо к двери и затаилась.

- Уж коли со Стёпушкой такая беда случилась, так может с Николаем сложится, – произнесла, тяжело вздохнув, тётка Дарья. – Ведь он её с седьмого класса любит. Отец как-то пошутил над ним: «Что, Николай, на девочек-то уже поглядываешь? Вон, какие красавицы в вашем классе расцветают». «Что они мне, пусть цветут», – ответил и заявил, да так серьёзно: «Я уже выбрал. Я на Лёвке женюсь». «Тю-у, на щепке-то соседской? Заноза та ещё», – подколол отец. Так вот я и говорю, может, даст Бог, сложится у них.

Не сложилось. Не окончил Николай лётного училища. Не успел. Во время тренировочного полёта на последнем годе обучения что-то случилось с его самолётом. Был вынужден катапультироваться. Не сработала автоматика раскрытия парашюта катапульты. Конечно, родителям этого не написали. Приезжали друзья, сопровождавшие цинковый гроб, рассказали подробности. Замуж я только в двадцать восемь лет вышла, за вдовца. За Юрку Скорнякова. У него жена вторыми родами умерла. Тяжёлые были роды, а она до последнего тянула, в роддом ехать не соглашалась. Вот и дотянула. Ребёнок не правильно шёл. Ребёнка спасли, а её не смогли. У нас с Юрием ещё двое родилось – сын и дочь. Я сама к нему пришла. Он и не грубый вовсе оказался, ласковый, заботливый и хозяйственный. Хорошо жили, ладно. Три года назад инфаркт его скосил.

Нелёгкие воспоминания навеяла встреча с магом. Интересно, а на Земле его как звали? А, вдруг, душа Степана или Николая в этот мир попала.