Вопрос прозвучал без обвинения, но в нём не было и тени любопытства. Это был вопрос женщины, привыкшей видеть ложь и различать полутона, вопрос, за которым стояло требование честности.
Меня будто обдало жаром. Сердце забилось чаще, щеки залились краской. Я почувствовала, как неловкость поднимается волной, от груди к горлу, и слова словно застревают где-то посередине.
Что я могла сказать? Что он помог мне, когда никто другой не вмешался? Что я не понимаю, зачем он это делает, и сама не знаю, что чувствую рядом с ним? Что в его взгляде есть и власть, и защита, и нечто, от чего внутри всё путается?
Я сглотнула, опустив глаза, и почувствовала, как пальцы непроизвольно сжались в кулак. Воздух в кабинете казался слишком плотным.
— Мы… — начала я, но сама не знала, как закончить.
— Вы любовн
