Уши за косички

Глава 2

Мирай

Дом бабки Фариды — это вам не какая-то там избушка на курьих ножках, как я себе подсознательно представляла, а настоящий коттедж, почти что особняк! Камеры видеонаблюдения, сигнализация, умные замки — всё как в фильмах про богатых. Осталось только систему «умный дом» подключить.

— Ну, бабка даёт! — присвистнув, я окидываю взглядом ухоженный двор: ровно подстриженный газон, пушистые ёлочки — прям как в лучших домах ЛандОна. — Это чё она, на приворотных зельях такой особняк отгрохала? Может, и мне в знахарки податься? — фыркаю, не сдерживая ехидной улыбки.

— Она же людей лечит, — с укором шипит Зарема.

— Ага, от лишних денег, — бурчу я себе под нос.

Не успеваем мы войти внутрь, как едкий запах трав и специй пробивает нос до самого мозга. Он настолько насыщенный, что въедается в одежду, в волосы, в кожу, и кажется, даже в мысли. Я невольно морщу нос и осматриваю комнату, пока Зарема пытается тактично изложить гадалке свою сердечную драму — типа, она такая белая и пушистая, жила себе, никого не трогала, а он, этот бессердечный Жасик, влюбил её в себя, хотя знать её не знает. И вот нефарт: ей ничего не остаётся, как прибегнуть к магии, потому что страдает, места себе не находит. А так она святая.

Бабка слушает, сканирует нас взглядом; я же целенаправленно не гляжу в её сторону, у неё взгляд тяжёлый, как бетонная плита, до мурашек пробирает. Ловить его лишний раз особой тяги нет.

— Парня приворожить хочешь? — бабка рубит с плеча, без всяких прелюдий.

Зарема вспыхивает, как спелый помидор, но, собравшись с духом, с пафосом выдаёт:

— Хочу выйти за него замуж!

Всего-то?! А где «нарожать детей»? Быть на побегушках и, как собачонка, прыгать от радости, когда господин назовёт «любимой женой»?

— Есть что-то такое, чтобы он захотел на мне жениться? — с нетерпением, но без смущения выпаливает Зарема. — Ну или хотя бы заметил меня, — добавляет она жалобно, чуть не хныча.

Бабка прищуривается:

— Любишь его? — грозно спрашивает.

Зарема утвердительно кивает.

— Ну если любишь, средство найдётся. А если за деньгами гонишься или ещё за чем, — пронзает строгим взглядом, — то ничего не выйдет!

Е-моё, с ума сойти! Если люди любят друг друга, то они и без всяких бабок разберутся, поженятся и будут жить долго и счастливо. Я закатываю глаза и недовольно пыхчу, стараясь не заржать в голос.

Боковым зрением улавливаю, как бабка зыркает на меня. Как бы порчу какую не навела. Хотя я в это не верю. Живу в такой дыре, что никакая порча не страшна.

— Ладно, — бабка смягчает тон, поправляя платок. — Помогу я тебе. Приворот сделаю — да такой, что твой ненаглядный за тобой хвостиком виться будет! Ни на одну вертихвостку больше не глянет, в ногах валяться станет, пятки лизать!

Зарема вся выпрямляется, сияя от восторга. Ещё чуть-чуть и взлетит, в потолок уткнётся.

— Только мне, голуба, — продолжает бабка, — трусы его понадобятся.

— Трусы?! — Зарема чуть ли не давится воздухом.

Мне смешно, но я держусь. И радуюсь, что бабка не волос с задницы запрашивает.

— Да, и не стиранные, а ношеные, — опять грозным тоном предупреждает.

— Грязные, что ли? — подруга брезгливо морщит нос.

— Ну не грязные… Хотя разницы нет, — бабка машет рукой, — всё равно в топку брошу.

— Да как я их достану?! — подруга чуть ли не воет. — Он же сын акима! К нему домой не пробраться, там забор в два раза выше вашего!

— Ну, милая, это уже твои проблемы, — бабка пожимает плечами.

— А без трусов никак? Может, зелье какое есть? — не сдаётся подруга.

— Зелье? Есть, конечно! — усмехается она. — Выпьет, и всю ночь будет тебя любить, а к утру — и имени твоего не вспомнит. Сойдёт?

Зарема уверенно кивает. Она сейчас в таком состоянии, что согласна даже на одну ночь с амнезией к утру.

Бабка, хитро прищурившись, вытаскивает из своего бездонного кармана маленький пакетик с каким-то подозрительно белым порошком и протягивает его ей.

— Добавишь в воду, — наставляет она, грозно размахивая пальцем. — И никакого алкоголя! Убедись, что парень не пьёт антибиотики. С ними или с алкоголем это средство может дать головокружение, дезориентацию, а в худшем случае — рвоту или понос. И до использования храни в тёмном месте! — предупреждает напоследок.

Подруга светится, дрожащими руками берёт долгожданный пакетик, уже готова бежать, искать своего Жасика, чтобы без растворения в воде запихать весь этот пакетик ему в рот, и тут слышит:

— С тебя пять тыщ!

— Ага, — кивает подруга как болванчик, — переводом можно?

— Зачем переводом? У меня QR-код есть! — гордо заявляет бабка, вытаскивая картонку с чёрно-белым квадратиком.

Охренеть! Она что, ИП открыла?! Может, ещё и акции проводит? «Три приворота по цене двух и бесплатная порча в подарок». И главное же ведь, всё легально! Даже налоговая не докопается.

Покидаем обитель зла, то есть дом гадалки, а ощущение, будто из параллельной Вселенной вернулись. Скорее всего, всё дело в том жутком запахе — он слишком токсичный. Голова идёт кругом, ноги подкашиваются, а внизу живота начинает болезненно тянуть. Если бы не две недели до моих месячных, я бы решила, что они нагло решили нагрянуть средь бела дня.

Садимся на мопед, и я вдавливаю газ до предела, лишь бы унестись подальше от этого мистического Чернобыля. Или корпорации «Амбрелла». Зуб даю, в подвале у бабки целая химическая лаборатория с высушенными саламандрами и лягушачьими лапками. Если зомби-апокалипсис когда-нибудь начнётся, то точно с этого места.

Дорога между посёлком и трассой, ведущей к городу, проходит по пустырю. Она без покрытия, но всё же ровная, что позволяет нам лететь по ней. Я стараюсь выжать из маминого мопеда всё, что может эта малышка, но как назло живот тянет с такой болью, что я не то что байк вести, дышать не могу. В какой-то момент чувствую, как между ног хлюпает. Опускаю взгляд и… о Боже! Мой белый турецкий сарафан! Он весь в крови! Это полная катастрофа!! Кровь течёт у меня по ногам. Просто капец!

Я торможу, чтобы понять, в чём дело и, так сказать, оценить масштабы апокалипсиса. Понимать ничего не надо — и так всё ясно!

Это они!

Месячные! Да ещё какие!

Зарема смотрит на меня как на Беатрис Киддо из «Убить Билла». Мне только самурайского меча не хватает. И кучи валяющихся в поле мёртвых якудз.

— Микааа! — в ужасе шепчет подруга. — У тебя прокладки есть?

— Ага, и прокладки, и целая аптека в кармане! Откуда, Зарема?! — взрываюсь я. — До них ещё две недели! — почти рыдаю. — Это всё ведьма твоя! Порчу навела, старая карга!

— Ты же не веришь! — она прикрывает рот руками и невинно хлопает ресницами.

— О, теперь верю! Верю, что сейчас кого-то придушу! Всё из-за тебя, Зарема! — ору на грани нервного срыва.

— Я-то тут при чём?! — виновато пищит.

— А не надо было ехать к ней! Что теперь делать? Есть хоть что-то, что можно подложить?! Салфетка, платок, фантик от конфеты?!

— Нету, ничего нет, — мямлит подруга, разводя руками.

Мы вылетели из дома в чём были, ни шляпки, ни панамки, ни даже каски не надели. А солнце печёт как назло!

Бедный мамин мопед так заляпан кровью, что выглядит, будто мы на нём не ехали, а жертвоприношение проводили. Платье? Его уже не спасти. Оно стало жертвой колдовской любви. Вернусь домой и с почестями провожу на свалку. Вместе со всем Зареминым гардеробом.

Я лихорадочно шарю по карманам, надеясь на чудо — вдруг там завалялась прокладка или хотя бы носовой платок. Ничего! Перехожу к Зареме, злобно ощупываю её платье. На ней такой же сарафан, как у меня, только китайский — ни карманов, ни рукавов, ни воротника, оторвать нечего! В отчаянии заглядываю чуть ли не в её трусы — а вдруг там запасная прокладка? Но чуда не происходит. Зато вижу её заветный пакетик с порошком.

— Ты серьёзно? — тычу пальцем в её «тайник».

— Ну да, — бормочет она, краснея. — Карманов же нет, а бабка сказала хранить в тёмном месте!

Нашла, блин, тёмное место! Я в ярости:

— Трусы свои снимай тогда!

— Трусы?! — она чуть не падает с мопеда.

— Да! Надеюсь, они у тебя чистые?

— Утром только поменяла, — мямлит она в ахере.

— Давай! — рявкаю я, стягивая свои окровавленные трусы.

Зарема, пунцовая от стыда, снимает свои и протягивает мне. Я понимаю, гигиена умерла, но выхода нет — кровь хлещет, как из крана. Сейчас я либо истеку кровью, либо пролью чью-то. И я даже знаю чью! Собственные трусы, превращённые в прокладку, кажутся меньшей из бед. Надеваю Заремины трусы, подкладываю свои — сухого места на них почти нет, но так хоть чуть спокойнее. Ощущение чего-то между ног во время месячных придает немного уверенности.

— Молись, чтобы мы быстро доехали! — рычу я, засовывая её пакетик в свой кармашек. — И чтобы кровь перестала литься. Иначе следующей прокладкой будет твоё платье!

Мысленно представляю, как Зарема въезжает в город голой. Абсолютно голой! Даже без лифчика, потому что она, как и я, его принципиально не носит. От такой картины в голове я чуть не ржу, аж настроение поднимается.

И на душе полегчало.

Летим дальше. Живот ноет, кровь льётся, мир крутится. Впереди уже мелькают деревья, а за ними — главная дорога в город. Вдавливаю газ до упора, и мопед — мой конь боевой — с рёвом вылетает на трассу.

А там… А там, на трассе:

— А-а-а! — орём с Заремой так, что сами глохнем.

Огромная махина, размером с танк, а то и с два, несётся прямо на нас. Вся жизнь, короткая и ненасыщенная, проносится перед глазами. Умирать не хочется, ох, как не хочется! Поэтому я инстинктивно выворачиваю руль, хочу увернуться, но эта махина, с оглушительным визгом тормозов, даёт нам под зад. Да так, что от удара нас подбрасывает вверх, и мы все втроём — я, Зарема и мопед — взмываем в воздух и… летим. Летим… летим…