Перерождение Бьёрна

1.5. Прочь из дома!

Бьёрн попытался в первый раз в жизни поступить не так, как захотела его левая пятка, а так, как уговаривал папенька. В университет он поступил играючи. Хоть и слыл парень отпетым хулиганом, но учился всегда хорошо. Ректор неоднократно вздыхал по этому поводу: если бы не взрывной темперамент Энгстрёма, школа могла бы им гордиться!

Так вышло, что в первый год после окончания школы, участники группы «HOARSE» практически не виделись.

Петер улетел на заработки в Канаду по приглашению отцовского приятеля. Хотел побыстрее накопить денег на собственное студийное оборудование, чтобы не переплачивать посредникам за запись и сведение музыкальных дорожек.

Клавишник Лассе Блуберг встал за прилавок в мясной лавчонке своего отца.

Гитарист Даниэль Лундквист решил посвятить себя компьютерному программированию. Провалив вступительные экзамены, он устроился курьером в фирму двоюродного брата, занимавшуюся разработкой видеоигр. В надежде поступить в университет на будущий год, Даниэль старательно посещал курсы по подготовке к вступительным экзаменам пару раз в неделю.

Круче всех досталось Свену Торссону — басисту группы. Тому самому мальчику с крупными оттопыренными ушами, для которого ректор школы когда-то попросил защиты у Петера и Бьёрна. Отец Свена - строитель по специальности — решил перекрыть протекающий участок крыши своего дома и умудрился сорваться с конька. Поскольку «бывалый мастер» работал с явными нарушениями правил техники безопасности, страховая компания отказалась платить компенсацию за дорогостоящее лечение и реабилитацию. Адели Торссон пришлось устроиться кассиршей в городской универсам: на её плечах разом оказались муж-инвалид и трое детей. Вместо того, чтобы поступать в ВУЗ, Свен устроился фотокорреспондентом в местную газетёнку, рисовал комиксы для парочки столичных еженедельников и проходил курсы по программам Открытого института, рассчитывая в будущем получить профессию журналиста.

Будь у Бьёрна больше мотивации, он смог бы стать лучшим студентом потока в университете. Но учёба ему показалась невыносимо скучной. Отцовская святая святых — юриспруденция - музыканту и отъявленному сердцееду виделась тусклой и замшелой, как древняя статуя. Если бы не десяток симпатичных однокурсниц, по очереди побывавших в постели Бьёрна, полтора года, проведённые в университете, остались бы в памяти младшего Энгстрёма как самоё никчёмное время его жизни. Он уже жалел, что пошёл на поводу у отца, считавшего, что «музыкой на жизнь не заработаешь». Но можно ли зарабатывать достойно тем, чем заниматься ненавидишь?

Уезжая в Австралию, Элинор Сундваль сделала юному любовнику ещё один неоценимый подарок: выслала контракт на аренду квартиры, служившей местом их тайных свиданий. Помимо контракта в конверте лежала банковская выписка: Элинор перечислила на счёт агентства сумму, с лихвой покрывающую ещё три года проживания. Движимая непонятным ей порывом, женщина проделала всё быстро и не задумываясь. Между тем, своим импульсивным поступком Элинор значительно облегчила будущую жизнь Бьёрна, не подозревая об этом.

Надо отдать парню должное: жильё он содержал в чистоте и порядке и никаких оргий там не устраивал.

Пока Бьёрн учился в университете, он в основном жил дома. Мать и слышать не хотела о том, чтобы сын ушёл в «самостоятельное плаванье». Но как только Кнут Энгстрём узнал о том, что Бьёрн отчислен со второго курса, разразился невероятный скандал, погасить который не удалось даже старшей дочери Эмме, буквально накануне случившегося приехавшей навестить родительский дом.

Семья собралась за столом, безукоризненно сервированным к обеду. У Агни Гёст хозяйство отлажено, как швейцарские часы: никакими потрясениями железобетонную экономку не сбить с толку! Если хозяин сообщал о неожиданных гостях всего лишь за час до их прихода, никогда не приходилось им выжидать приглашения к столу с «завывающими» от голода животами. Ну а уж рутинные завтраки, обеды и ужины подавались бы вовремя даже в случае атомной войны (если бы семейству Энгстрём посчастливилось выжить).

Бьёрн, как обычно, задерживался, и отец распорядился подавать еду: семеро одного не ждут! Телефонный звонок прервал неспешный разговор отца и дочери, начатый во время первой перемены блюд. Агни Гёст показалась в дверях гостиной: спина прямая, словно к ней линейку привязали, от белизны туго накрахмаленного передника аж глазам больно, и без того тонкие губы поджаты в злую колючую нить.

- Звонят из университета. Просят к телефону Вас, Кнут.

- Спасибо, Агни. Подождите, пока я возьму трубку в рабочем кабинете.

За последние годы отношения между падчерицей и мачехой стали гораздо теплее. Раньше с уходом хозяина дома из гостиной за столом могла повиснуть неловкая тишина. Но не теперь...Эмма принялась рассказывать Хедвиге о нынешнем бойфренде, с которым у неё, кажется, всё очень серьёзно. Они с Генри решили съехаться и посмотреть, как пойдёт совместное проживание. Оказывается, в Лондоне не так-то просто найти квартиру, которая соответствовала бы всем запросам: не старый фонд, побольше зелени, приличные соседи и адекватная арендная плата.

Даже по нынешним меркам старшая дочь Энгстрёма «засиделась в девках». Сама Эмма не слишком переживала по данному поводу, но вот отец вечно кручинился, что внуков ему дождаться не суждено: младшие, ветреники, порхают с цветка на цветок, а старшая уж слишком долго раздумывает да перебирает...

Хедвига в отсутствие мужа раскрепостилась: подробно расспрашивала падчерицу об английском быте. Они как раз смеялись, обсуждая некоторые странности англичан, когда Кнут вернулся в гостиную. Эмма тут же подметила, что стоило отцу появиться на пороге — и мачеха буквально вжалась в спинку стула, опустив голову, подобно нашкодившей школьнице.

Обычно ступавший павлином, сейчас Кнут пронёсся по комнате вихрем, уронив по дороге пустой стул. Он склонился над женой, вцепившись при этом в обшлага домашней куртки так, что пальцы побелели...

- Доигрался твой золотой мальчик! Ты тут ему бутербродики с собой готовишь, деньги в карман подсовываешь, переживаешь, что задерживается допоздна: как бы не надорвался бедняжечка на учёбе! А он клал с прибором на лекции! Отчислен! Со второго курса!

Ярость не давала Кнуту спокойно стоять на месте. Но, обежав вокруг стола, он снова навис над женой:

- Это ты, ты во всём виновата! - с налившимися кровью глазами орал он на Хедвигу, брызгая слюной. - Вот он, твой бог: бездельник, тунеядец и гуляка! Нечего сказать — хорош наследничек! И ты хороша! Пригрел змею на своей груди!

- Отец, прекрати! - вступилась за Хедвигу Эмма.

- С чего это мне прекращать? Или это неправда?

- Неправда! Ты уж извини, но я сейчас буду говорить ОЧЕНЬ прямо...Я прекрасно помню, когда и почему Хедвига в нашем доме появилась. Мы с Гердой очень благодарны ей за то, что она для всех нас сделала! Похоже, это ты забыл, что никто матушкин несносный характер выдержать не мог, когда она заболела. Сбегали даже опытные профессиональные сиделки… А Хедвига терпела все дебильные выходки до последнего вздоха Сельмы... И что-то я не видела, чтобы она тебе на шею вешалась или прозрачно намекала на то, что не прочь сменить статус сиделки на статус жены, как наша бесподобная Гёст всю дорогу делала...Разве не ты, едва вернувшись с кладбища, заявил собирающей вещи девушке, что ни к какому следующему пациенту Хедвига не пойдёт? Разве не ты ей тут же предложение сделал? Но я не за это тебя осуждаю...А за то, что до свадьбы дотерпеть не мог, и в ту же ночь к ней в спальню вломился...Чем ты рассуждал в тот момент, какой головой? Думал, что мы с Гердой глухие и слепые? Что не имеем права тебя судить, потому что ты - мужчина и к тому же наш отец? Я до словечка могу тебе повторить, как Хедвига тебя умоляла её не трогать...Герда уши подушкой закрывала, а я лежала — и слушала...И думала о том, что никогда никому не позволю ТАК со мной поступать…

У Эммы пересохло в горле и она сделала несколько глотков из стоящего перед ней стакана с водой. Но отповедь отцу ещё не была закончена:

- Послушай себя сам: вечно у тебя Бьёрн только Хедвигин. А почему не твой? Или нашего золотоволосого братишку аист на порог подкинул? Где ты-то был, когда парень рос? Почему не воспитывал, как тебе нужно? То, что он избалован, это факт. Но это не вина Хедвиги, а её беда... Вина как раз твоя: как ты с ней всё это время обращался? Много Хедвига от тебя ласки да заботы видела? Командовал только, как своими подчинёнными на работе…Ты вообще хоть когда-нибудь, хоть к кому-нибудь испытывал глубокие человеческие чувства? Мать похоронил, нас с сестрой из дома выпихнул, а над молодой женой только и знал, что строжился, как священник-старовер...

Мачеха с удивлением смотрела на падчерицу: от кого угодно она ожидала слов в свою защиту, но не от любимицы Кнута.

Слова дочери сработали для Энгстрёма-старшего, как холодный душ. Кнут покраснел, ноздри раздувались, как у разъярённого быка, жилы на шее напряглись...Промолчать в ответ на обвинительную речь дочери оказалось невероятно сложно, но он справился. Дважды измерив гостиную тяжёлыми шагами, Кнут вернулся к прерванному обеду. Уткнулись в свои тарелки и Хедвига с Эммой (у обеих немного дрожали руки).

Возможно, буря так и улеглась бы, но тут вернулся с тренировки Бьёрн. Он заглянул в гостиную и, как ни в чём ни бывало, поприветствовал домочадцев. И тут Кнута прорвало.

- Явился, ублюдок…

- Отец, я не понял: в чём проблемы?

- Посмотрите-ка на него: Его Величество не поняли! Вон! Вон из моего дома, сволочь неблагодарная!

Кнут Энгстрём в два прыжка подскочил к Бьёрну и набросился на сына с кулаками. Хедвига попыталась встать между ними, но муж схватил её за плечи и отшвырнул в угол комнаты. За что тут же сам оказался схвачен за грудки, оторван от пола и Бьёрн, глаза которого потемнели от злости, прорычал отцу в лицо:

- Ещё раз узнаю, что ты хоть пальцем тронул мать — убью!

И это «убью» прозвучало настолько убедительно, что Кнут как-то разом сник. Правда, через долю секунды

взял себя в руки и вышел из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что со стены над диваном упал деревенский пейзаж, нарисованный Гердой.

Рама раскололась, стекло разбилось…

Хедвига горько заплакала, закрыв лицо руками. Эмма поспешила обнять мачеху, налила той воды и погладила по плечу, не зная, что ещё тут можно сделать и что сказать. Потом она подняла взгляд на Бьёрна:

- Отцу из университета звонили. Услышанное его не обрадовало. Тебе есть куда пойти ночевать?

Бьёрн кивнул.

- Тогда возьми самое необходимое на несколько дней и постарайся не попадаться отцу на глаза. Он успокоится и всё наладится.

- Он-то успокоится, да я — нет. Не смогу я жить по его указке. Не первый это скандал, но, будем надеяться, что последний. Пора собственным умом жить…

- Бьёрн… - почти простонала мать. - Но как же ты, сыночек? Куда ты пойдёшь?

- Не переживай, не маленький уже! Так будет лучше, мам...Перестану мельтешить перед глазами — меньше отец на тебя срываться будет. Думаешь, мне легко было все эти годы сдерживаться, глядя на то, как он тебя шпыняет, да тобой командует? Может, я и не самый лучший сын на свете, но оскорблять тебя никому не позволю! Звони мне, если вдруг разойдётся так, что руку на тебя поднимет: приеду и заберу!

Повернувшись к сводной сестре, Бьёрн неловко обнял Эмму. Он вдруг понял, что совершенно не знает старшую сестру: чем она интересуется, о чём мечтает, к чему стремится? Но сейчас самым значимым оказалось то, что Эмма не побежала вслед за родным отцом, а осталась с мачехой…

Написав на бумажке номер своего мобильного телефона, Бьёрн вручил её Эмме со словами:

- На всякий случай...Я поеду, пожалуй. За вещами заскочу на днях, когда отец на работе будет...Спасибо тебе за поддержку…

Поцеловав мать на прощанье, Бьёрн заглянул в свою комнату, кинул в спортивную сумку кое-что из одежды, с десяток самых любимых музыкальных дисков — с этим и покинул отцовский дом, отправившись в квартиру, оставленную для него Элинор.

Через полчаса после ухода сына Кнут Энгстрём вернулся в гостиную. Еда на идеально сервированном вышколенной прислугой столе давно уже остыла. Впрочем, аппетита у присутствующих в комнате всё равно не было. Заняв своё место, Кнут взял из фруктовой вазы яблоко, и принялся срезать кожуру небольшим острым ножичком. Эмма завороженно следила за тем, как зелёная спиралька укладывается на десертную тарелку.

- Узнаю, что помогаешь сыну — пеняй на себя, - обращаясь к жене ледяным тоном, Кнут не смотрел на неё. Почему-то это ранило Хедвигу ещё больнее, чем голос мужа, лишённый всяческих эмоций. - Завтра утром я перепишу завещание. Бьёрну после моей смерти не достанется ни копейки.

Хедвига прикрыла рот ладонью. Эмма снова попыталась было возразить, но отшатнулась, встретившись с полным ненависти отцовским взглядом.

- А ты попридержи змеиный язычок, если не желаешь с голой задницей остаться! Хороша семейка, нечего сказать! Дождётесь у меня: всё на благотворительность отдам, побираться пойдётё! Особенно ты, Хед! Что ещё ты умеешь делать, кроме того, как лизать задницу своему психованному сыночку?

Хедвига сорвалась со стула и выбежала из комнаты. Эмма сидела бледная, как смерть. Потом молча встала и тоже вышла из гостиной.

- Идите! Все идите к чертям собачьим! Не знаете вы, что такое наступать на хвост Кнуту Энгстрёму! - неслось ей вслед.

Пустота и тишина их с Элинор любовного гнёздышка быстро даванула Бьёрну на психику.

«Забавно, перекувыркался здесь практически со всеми однокурсницами, а до сих пор, думая об этой квартире, вспоминаю Элинор».

В небольшой и уютной студии, обставленной современной мебелью из ясеня, многое напоминало о женщине, окончательно превратившей Бьёрна в самоуверенного и самовлюблённого мужчину. Элинор не смела ни в чём ему отказать!

Покупая бытовые дизайнерские штучки для украшения квартиры, она всегда советовалась со своим юным любовником. А тому нравилось чувствовать власть над женщиной — даже в таких мелочах. И он мог заартачиться и запретить покупать что-нибудь, в чём они действительно нуждались. Признавать же свои ошибки и просчёты Бьёрн не любил. Когда Элинор пыталась указать ему, где и в чём он оказался неправ, её ожидал сеанс особо жёсткого секса или сессия морального унижения, когда ей приходилось ползать за Бьёрном на коленях по всей квартире и вымаливать у избалованного мальчишки прощения.

«Эх, чёрт, жалко, что моя «старушка» так далеко! Сейчас бы сняли стресс от папашиного бесячества! Мать жалко...К гадалке не ходи: старый дурак на ней отыгрываться за мои грехи начнёт! Но маман тоже хороша: давно надо было бросить этот мешок с дерьмом! Уж прожили бы как-нибудь!»

Теперь вот «как-нибудь» следовало жить ему самому. Не сказать, чтобы Бьёрн был неприспособленным к жизни маменькиным сынком. Но до сих пор ему не приходилось задумываться, где брать деньги на хлеб насущный: в родительском доме парень жил на всём готовом. Впрочем, везение и сейчас не оставило Бьёрна: Элинор-молодчага угадала со своим подарком! Об оплате квартиры можно ещё долгое время не беспокоиться. Но ещё ж надо что-то есть, во что-то одеваться и на что-то развлекаться!

«Кстати, а не пойти ли мне выпить куда-нибудь? Раз никакая бабёнка на горизонте не маячит, утопим стресс на дне бутылки!»

И Бьёрн принял очередное судьбоносное решение: отправился в любимый ночной клуб в центре Стокгольма. Выходя из дома, он даже и не подозревал, что в этот вечер найдёт и работу, и следующую женщину, с которой у него сложатся более-менее «долгоиграющие отношения».

В ночном клубе «Reflex» жизнь била ключом. На выступающих из стен платформах, устроенных на разных уровнях, в огнях стробоскопов извивались девушки, танцующие в стиле go-go. На основном танцполе — яблоку негде упасть: многоликая потная толпа колыхалась радужным маревом. Не без труда протолкнувшись к полукружью бара слева от входа, Бьёрн заказал двойной виски и принялся озираться в поисках возможной жертвы женского пола. Взгляд его привычно выхватывал из толпы обладательниц ладных фигурок, длинноногих красавиц, девушек с роскошными бюстами… Направившись к одной из них, Бьёрн в последний момент изменил маршрут — вернее, его вынудили это сделать.

Донна Ливстрём отмечала тридцатилетний юбилей в кругу коллег, сидели они уже давно и молодая женщина напринималась коктейлей до такой кондиции, когда ходить без провожатого сложно и небезопасно. Отправившись в дамскую комнату, на обратном пути Донна чуть не упала, споткнувшись о последнюю ступеньку лестницы. Её поддержала сильная мужская рука, а сфокусировав взгляд на спасителе, Донна попыталась присвистнуть — но у неё ничего не получилось. Бьёрн расхохотался: ему не привыкать было к неожиданным реакциям новых знакомых на его внешний вид, особенно когда те находились подшофе. А Донна ухватила парня за руку и потащила к столику в зоне лаунж, где её компания как раз заказывала официанту очередной круг коктейлей.

- Знакомьтесь...это...А как, кстати, тебя зовут?

- Бьёрн.

- Стало быть, знакомьтесь — это Бьёрн! Не дал вашей начальнице навернуться с высоты пятнадцатисантиметровых шпилек!

Присутствующие по очереди пожимали Бьёрну руку и называли имена, полностью растворявшиеся в звуках долетающей с танцпола музыки. Впрочем, парню плевать было на то, кто эти люди и как их зовут. Главное имя он расслышал: спасённую им женщину звали Донна. Пристроившись рядом с ней на диванчике, крытом чёрной кожей, Бьёрн понаблюдал за реакцией присутствующих мужчин. Но никто не возмутился тем, что парень с места в карьер приударил за именинницей. «Похоже, свободна!» - с облегчением подумал Бьёрн и тут же положил руку Донне на талию. Та не стала её скидывать: добрый знак.

Через полчаса сразу в нескольких местах огромного зала начались потасовки. Дежурившие в зале вышибалы на миг растерялись: их оказалось меньше, чем «очагов опасности». Бьёрн, всё ещё трезвый и шустрый, в три секунды скрутил спровоцировавшего ближайшую к их столику драку изрядно подвыпившего мужчину с многоцветной татуировкой на мощных бицепсах и как пушинку понёс того на выход. Вернувшись в зал, он помог вышибалам успокоить последнюю расшумевшуюся компанию, и с чувством выполненного долга направился к столику Донны, где его встретили восторженными аплодисментами и похлопываниями по плечу.

Праздник продолжался. Донна несколько снизила обороты в поглощении спиртного, всё чаще прижимаясь к Бьёрну стройным телом, обтянутым красным платьем из искусственной кожи. Попивая виски из очередного бокала, он позволял дамочке распаляться, извиваясь у него на коленях. Время от времени он ненароком проводил у неё по груди или по-хозяйски пристраивал ладонь на оттопыренной попке. Постепенно компания начала разбредаться по домам. Как раз в тот момент, когда Бьёрн приготовился уводить из зала свою очередную добычу, к нему подошёл один из вышибал и пригласил парня в кабинет шефа.

- Никуда не уходи без меня, слышишь? - строго наказал Бьёрн Донне, поднимаясь с дивана

Та шутливо отдала ему честь:

- Слушаюсь, мой генерал!

И она действительно дождалась своего негаданного кавалера: лучшего подарка на юбилей и придумать нельзя! Высок, широкоплеч, мускулист, красив и наверняка хорош в постели!

А Бьёрн после разговора с владельцем ночного клуба сиял, как новенькая монета: ему предложили работу вышибалы. Недолго продлились поиски возможности заработать себе на хлеб! И напрягаться особо не пришлось! Теперь осталось разобраться с новой дамочкой:

- К тебе или ко мне? - шепнул он на ухо Донне, обнимая ту за талию.

- Ко мне...Не люблю просыпаться в чужой постели…

- ОК...Пальто в гардеробе?

- Куртка...Номерок где-то в сумочке...Сейчас найду…

Донна чуть не вывернула содержимое сумочки на пол, но Бьёрн снова был начеку и вовремя предотвратил катастрофу, выхватив металлический жетон из бокового кармашка.

Ещё через несколько минут он уже целовался с новой знакомой в такси, несущем их в один из престижных столичных районов. Дамочка, похоже, не из стеснительных: чуть не отдалась Бьёрну прямо в машине!

Но ему как-то не улыбалось прерывать начатое на полпути, поэтому он мужественно сдерживал натиск Донны, у которой грудь почти вываливалась из глубокого выреза на платье.

- Да подожди же ты...Никуда я от тебя не денусь!

Женщина положила голову ему на плечо и голосом недоверчивого ребёнка спросила:

- Обещаешь?

- Зуб даю!

Бьёрн пошутил, не подозревая, что действительно «зацепится» за Донну Ливстрём надолго.