Натаниэль. История порока

4

Натаниэль

- У Вас антисоциальное расстройство личности (социопатия): характеризуется отсутствием эмпатии, пренебрежением к правам других людей, агрессивным и жестоким поведением. Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР): это может проявляться в виде повторяющихся травмирующих воспоминаний, неконтролируемых вспышек ярости и жестокого поведения по отношению к женщинам. Сексуальное садистическое расстройство: проявляется в стремлении получать удовольствие через причинение боли или унижения другим людям, особенно женщинам, что может быть связано с глубинными травмами, полученными в детстве. Диссоциативное расстройство личности:, что приводит к агрессивному поведению без осознания своих поступков. Мизогиния (ненависть к женщинам): Это не столько клиническое расстройство, сколько глубокая ненависть и презрение к женщинам, которая может корениться в личной травме, связанной с женскими фигурами в детстве и нарушение контроля над импульсами: Вы можете страдать от неспособности контролировать свои агрессивные импульсы, особенно в отношении женщин, что может быть усугублено личными травмами и ненавистью.

Моя новая анкета хуже предыдущей.

Пока мой лечащий врач перечислял все мои расстройства, я успел зевнуть аж 6 раз. Это действительно скучнее моих лекций, которые я часто пропускал в университете. Я знал все свои пороки. Все до единого. Порой они проявлялись ярко, а порой и вовсе отсутствовали. Сидящая передо мной дама «с синдромом отличницы» даже забыла упомянуть об анхедонии. Я не буду ее исправлять и делать проверку над ошибками ее не совсем хорошего доклада. Доктор совсем еще зеленый. Возможно, у нее много опыта, но мало опыта с такими пациентами, как я. Я особенный. Всегда им был. Во всех смыслах этого слова. Я умею держать всех своих демонов в узде, когда надо и выпускаю повеселиться, когда мне смертельно скучно. Я скучно мне почти всегда. В последнее время даже мысли о смерти более интересны, чем жизнь вокруг меня. Люди называют это депрессией, а я своим обычным состоянием.

Жизнь… Я часто задумываюсь о ней. Сначала она кажется огромной, безграничной — как океан. Но чем дольше плывешь, тем больше понимаешь, что это всего лишь лужа, которая испаряется под палящим солнцем времени. Она пуста, быстротечна, бессмысленна. Вокруг шумят волны чужих амбиций, желания, словно капли, вырываются наружу, сталкиваясь с пустотой. И ты сам — лишь маленькая песчинка на дне, несущаяся туда, куда ее толкнет течение.

Эта пустота не давит, нет. Она нежно обнимает, нашептывает, что все не важно, что каждый наш выбор — лишь иллюзия свободы. Мы бегаем в круге, как хомячки, называем это жизнью, и даже не задумываемся: а есть ли вообще выход из этого лабиринта?

Эмпаты говорят, что чувствуют чужую боль. Если это так, то, может быть, это они наполняют смыслом пустоту? Слышать чужие крики, разбирать их эхо, чувствовать биение чужих сердец… Но что, если боль — это просто напоминание о том, что ты жив?

Парадокс в том, что я чувствую всё, но ничего не принимаю. Словно наблюдаю за миром через толстое стекло — вижу, но не могу дотянуться. Или, может быть, просто не хочу. Потому что за каждым светлым моментом идет тьма. А тьма всегда возвращается домой.

- То, что у меня не все дома я знаю с самого детства. Может перестанем пилить меня на атомы и вскрывать мне мозг, давай займемся чем-нибудь полезным? – прерываю я ее «научный» доклад.

Доктор слегка пялится на меня, обиженная такой моей дерзостью. Но молчит. Она знает кто я и что владелец клиники мой друг. Работа здесь высокооплачиваемая, а я сложный случай, с которым надо работать.

- Месье Руар…

- Можно просто Нэйт, мы кажется, ровесники, нет? – я сканирую ее лицо

- Натаниэль, - еле выговаривает она, - Вам надо быть искренним со мной, расскажите для начала, что именно Вас тревожит?

- Тревожит? Отличный вопрос, док. Наверное то, что никакая женщина на этом белом свете не может выдоить мой член, как следует. Я вечно голодный и неудовлетворенный, - заявляю я, закидывая ногу на ногу и опускаю руку на щиколотку.

На мне домашний халат из вельвета и мокасины того же кроя. Я отказался от наряда «кормящей мамочки».

- Э-м, но кажется Вам надо к сексопатологу, я могу записать Вас…

- А еще мне нравиться трахать до боли в члене, так чтоб все тело изнывало, и мне нравиться, когда дама подо мной страдает от боли и дискомфорта, а еще лучше когда на ней пестрят красные или синие отметины, которые я оставляю на ней, - охотно делюсь я, чем ввергаю ее еще больше в краску, - я люблю кончать им на лицо, душить и шлепать, но это все ради ее же удовольствия. Когда она задыхается от моего члена, я душу ее чтоб показать ей, что бывает ситуации и похуже, чем задохнуться от члена. И я могу даровать блаженство сравнимое с экстазом или эйфорией, называйте, как хотите.

Она ошарашенно моргает.

- Можем ли мы выпить по бокалу вина вечером в ресторане, а после выйти в город погулять? – предлагаю я

- Сожалею, но пациентам запрещено покидать территорию, - доктор тяжко сглатывает, словно она потеряла свою лимитированную помаду от люкс-бренда

- А как тогда заниматься сексом? – спрашиваю я искренне удивляясь, - вот например сейчас у меня стоит, - я опускаю взгляд на домашние шелковые штаны, которые знатно натянулись

Мой лечащий доктор, довольно смышленая. Она быстро встает с места и подходит к двери, запирая ее на замок. На всякий случай. Поворачивается ко мне и томно вздыхает. Я уверен она уже мокрая для меня. Я подзываю ее к себе пальчиком, и она послушно следует на мой зов. Кончив два раза ей на лицо и грудь, я благодарю специалиста за такой внимательный подход к проблеме пациента и хороший сеанс психоанализа. Направляюсь на озеро, прихватив яблоко из стойки администрации. Закусываю по пути.

Прохожу через центральный вход и вижу, как на территорию заезжает кортеж машин. Две машины охраны и одна основная. Из машины вылезают типично итальянские рожи. Невоспитанные аборигены. Они вечно называют нас лягушатниками, а сами даже вилку с ножом держать не умеют, варвары. Даже это пафосное появление в их стиле. Машины, охрана с лицом головорезов. Я еле сдерживаюсь, чтоб не закатить глаза. Я никогда не закатываю глаза между прочим.

Из машины выходит девушка, которую сопровождает целая рота мужчин. У нее бронзовая кожа, с золотистым переливом. Словно дорогой бельгийский шоколад. На ней микроскопическое летнее платье. Она совсем юная. Возможно несовершеннолетняя. Раньше меня такие не привлекали и даже не могли завладеть моим вниманием, но сейчас что-то магнитом тянет смотреть на нее. Ее длинные блондинистые волосы с темным мелированием развиваются от легкого ветерка и от ее шага в припрыжку. Она словно пританцовывает при каждом шаге. Не могу разглядеть лицо. Охраны слишком много. Успеваю лишь зафиксировать пухлые губы и длинные ресницы. Отряхиваю голову, прогоняя мимолетное видение. Продолжаю свой путь. Такие, как она, мне не пара. Они слишком сладкие и ванильные. Им любовь подавай в розовых лепестках. Никакого жесткого траха на скорую руку без особых предварительных ласк.

Партия в шахматы с Месье Жаком полностью вытесняет все мысли о девочке. Я начинаю привыкать к быту в этом месте. И в последствии моя внутренняя пустота входит в фазу «спокойствия». Не знаю, как долго это будет длится, но на этот раз я настроен решительно.