Защищенный любовью

8

   Так, по широкому тротуару, совершенно не воспринимая, невиданные до этого и когда-то, очень к себе манящие, вознесшиеся ввысь краснокирпичные стены и башни Кремля, Ольга вышла в Александровский сад. Но и здесь, у могилы Неизвестному солдату, так же, маячило несколько фигур в мышиной амуниции. А потому, ей ничего не оставалось делать, как продолжить свой путь по тому же тротуару, вдоль трубчатого дорожного ограждения, дальше. Постепенно, погруженная в неразрешимые, мрачные думы и раздавленная сознанием собственной неприкаянности и бессилия, Ольга обошла Кремль и оказалась на довольно широком мосту через Москву-реку.

И вот тут, завороженная течением огромной массы, свинцовой в ночном освещении, а потому какой-то угрюмой воды, девушка замерла. Она, совершенно бессознательно, оперлась на широкие перила и лихорадочно горящими глазами, стала пристально всматриваться, в темные водовороты внизу. Удивительно, но этот образ неприветливой влаги, достаточно гармонично вошел в ее подсознание и моментально связался в нем с внутренним раздраем, так же как и вода, мечущейся души. И то и другое, искали хоть какого-то пристанища и, никак не могли найти его.

В таком положении обреченного, безвольно свесив голову на тонкой, девичьей шее вперед и, упорно глядя в беснующиеся мелкие волны, Ольга простояла достаточно долго. Не нужно было бы много гадать в отношении того, какие мысли посещали ее воспаленный мозг в данный момент и, как с прямолинейной беспощадностью, перед ее внутренним взором, картины былых обид и несправедливых унижений. Постепенно, все это, превратилось в единый, черный пречерный, беспросветный ком, который, хрупкие плечи девушки, были уже не в состоянии держать на себе. Потому-то, стараясь пронзить взглядом, бегущие внизу маслянистые потоки, Ольга, вдруг, посчитала куда большим благом для себя, если сейчас, одним движением тела, с головой, кинется в этот мрачный омут. Наверное, только тогда, вместе с опостылевшей ей, и это в 21 год, жизнью, будет способен свалиться с ее души, уже даже не камень, а целый утес, безысходности собственного существования.

И она, действительно, изготовилась привести в исполнение, этот немудреный, но, все ж таки, требовавший определенного мужества, акт свершения всех своих счетов с земным. Девушка приподнялась на онемевших руках, уперевшись в перила моста - оставалось только оттолкнуться от асфальта и, перевалиться за ограждение. И все!!! Нет больше Ольги Дробышевой - вышла вся! Так стремилась в Москву, в Москве и растворилась, до основания, став реально, с ней единым целым. Но в эту, очень не простую секунду последней решимости перед непоправимым, в помутившемся сознании девушки, что-то предательски щелкнуло и она, в ужасе, обуявшем все ее естество, вмиг отпрянула назад.

Нет, мужества у нее было предостаточно. Однако на этот раз, откуда-то из глубины, в ее мозг, в самый пиковый момент, восставшим чувством самосохранения, был послан решительный и бескомпромиссный сигнал: "Не смей! Выход всегда должен быть!". Действительно, это простое для понимания, послание от собственного "Я", заставило девушку призадуматься. В самом то деле, за свою короткую жизнь, Провидение ужу дважды успело поставить Ольгу на грань между жизнью и смертью. Первый раз в СИЗО, когда от отчаяния, она вскрыла себе вены. А второй раз в лагерной больничке, где по той же самой причине гримасничанья, далеко не ласкового к ней бытия, она едва, по собственной инициативе, не заразила себя СПИДом. И оба раза, это точно, выход был найден!

А раз так, то видимо и впрямь, существует какая-то система, в этом глобальном жизненном конгломерате, где судьба каждого отдельного человека, представлена не иначе, как в виде длинных нитей, спутанных в клубки, узлы и петли. Достаточно, в своей безысходности, дойти, что называется до стенки, упереться в нее лбом, сжевать свои зубы от бессилия и.... Она, стенка эта, вдруг, являет тебе узкую щелку в себе, достаточную для того, чтобы пролезть в иное состояние. А потому, пролистав в себе все эти моменты, Ольга, наконец, кое-как, оторвав свой взор, от по-прежнему, манящей к себе воды, пошла по мосту дальше.

А уже достаточно скоро, ее внимание, переключилось на совершенно иной объект, на противоположном берегу. Судя по архитектуре, освещению, афишам и скоплению, одетых по случаю выхода в свет, людей, это был, скорее всего, театр. А когда девушка, с замиранием сердца, прочитала на огромных щитах, знакомые имена известных артистов, то и вовсе, забыла о своих недавних намерениях и, заметно воспряла духом. Еще бы, ведь для провинциалки, какой она оставалась до сих пор, это было сродни прикосновению к чему-то нереальному и, даже не совсем земному. Надо же, они, кумиры и почти небожители, находились вот тут, рядом с ней, достаточно протянуть руку, купить билет и... Но, на этой стадии полет ее фантазии заканчивался - купить билет, Ольге было не на что. Конечно, от сознания этого, непреложного, но, увы, реального, посетившее девушку видение несколько померкло, однако не настолько, чтобы вновь впасть в беспросветное отчаяние. Ольга осторожно, будто ступая по нежным коврам, все так же завороженная, прошлась мимо фасада здания, которое оказалось Театром Эстрады и, завершив, таким образом, как бы ритуальный обход, приобщивший и ее к толике прекрасного, отошла чуть поодаль.

Здесь, на одной из скамеек, выставленных в ряд, расположилась, довольно приветливая на вид, бабуська, которая, разложив на стульчике перед собой какой-то товар, достаточно бойко торговала им. Ольга присела по соседству и, принялась с любопытством наблюдать за процессом. А это было действительно интересно, но, самое главное, позволяло девушке на какое-то время отвлечься от собственных забот. Доморощенная торговка, достаточно грамотно рекламировала свой нехитрый товарец, представленный очищенным арахисом, старательно упакованным во вполне фирменные, фабричные пакетики. А зрители, спешащие на концерт, активно раскупали его, чтобы в ходе общения с прекрасным, иметь возможность, сочетать приятное с полезным. Потому и бабуськина сумка, пустела буквально на глазах. И так, продолжалось до тех пор, пока народ, предпочитавший дожидаться начала представления на свежем воздухе, не потянулся внутрь театра.

- Ну, вот и все, на сегодня торговля закончилась. Пора и восвояси собираться, - весело констатировала бабуська, весьма довольная выручкой и, обращаясь к притихшей Ольге, произнесла. - А ты то, что сидишь, красавица? Иди уже, третий звонок дали. Сейчас начнется.

- Некуда мне идти, - тихо прошептала девушка и, сама не понимая того, что делает, демонстративно отвернулась.

- А что так? - искренне удивилась, вероятно, очень любознательная торговка.

Она быстренько свернула остатки своего товара и, не чинясь, да, наверное, желая просто поболтать, находясь в приподнятом настроении от удачной торговли, устроилась рядышком.

- Что так, спрашиваю? Билет, что ли, не достала? Оно и ясно - его трудно было достать. Ведь концерт то, сборный, все звезды, как его, эстрады, да юмора. В общем, полный бомонд! Но ты не переживай особо - не это главное в жизни.

- Да нет, бабушка, не пыталась я доставать билет, - отозвалась Ольга.

- Какая я тебе бабушка, - вдруг, по-доброму, взбеленилась торговка. - Тоже мне, внучка нашлась! Тетя Тоня я и баста!!!

Она пристально вгляделась в незнакомку и, вероятно, обладая немалым жизненным опытом общения с людьми, по только ей заметным признакам, сердцем почувствовала, что с девушкой творится что-то неладное. Да и выглядит она, совсем не как эти, крашенные-перекрашенные чувырлы, что выходят в эту пру на промысел.

- Ну-ка, ну-ка, глянь-ка на меня, - произнесла она и тут же, по привычному, бабьему раскладу, не смущаясь, выдала диагноз. - Оно и видать, что не в театр собралась - нос висит, что твоя брюква, да и лица нет. Что, муж побил?

- Да никто меня не бил, - огрызнулась Ольга. - И мужа у меня, в помине нет.

- Ну, и ладно, - с готовностью согласилась тетя Тоня. - Нет, так нет - и суда нет.

Не желая больше лезть человеку в душу, но все равно, пребывая в прекрасном расположении духа и, скорее всего, имея некоторое время в запасе, торговка ни с того, ни с сего, принялась рассказывать о своем сыне и невестке. О том, что живут они аж в Ташкенте и вот, присылают ей с оказией, арахис. Он там очень дешевый. А она, естественно, приторговывает им и, имеет не плохую прибавку к пенсии. Ольга же слушала рассеянно и, лишь из чувства такта, кивала головой. Но, когда в рассказе прозвучало, знакомое до боли, название города - Ташкент, она чуть не подпрыгнула на скамейке, от вдруг, нахлынувшей на нее радости и удивления одновременно. Бабуська же, заметила эти перемены в собеседнице и, не замедлила поинтересоваться.

- А чего это ты расплылась, будто в рот мармеладку положили? Тоже, что ль, родичи, в этой Азии обретаются?

- Да я сама оттуда! - выпалила на радостях Ольга. - Только, не из самого Ташкента, а километров сто от него. Ну, не сто, а шестьдесят, точно будет.

- Да ты что?! - картинно всплеснула руками тетя Тоня и, тоже, от избытка чувств, порывшись в сумке, вручила собеседнице пакетик с арахисом. - Тогда пожуй родное, так сказать, не стесняйся. Надо же, какая Земля тесная. А в Москве что? Учишься, или так, как и остальные, салатами пробавляешься?

Вполне понятно почему, Ольга, вдруг, прониклась каким-то особенным, даже трогательным доверием, к этой забавной старушенции. Ведь так, давно с ней не беседовал никто, столь просто, с пониманием и искренним сочувствием. А потому, подталкиваемая неведомыми силами, внутри себя, девушка достаточно подробно принялась излагать свою нелегкую историю покорения столицы. Конечно, ввиду малой значимости для слушательницы, она многое пропускала. Да и зачем надо было знать тете Тоне, о стерве Соньке и ее любвеобильном хахале, об истинных ужасах лагерной жизни, и многом другом. Совершенно незачем. Поэтому, ее рассказ и получился, достаточно лаконичным, но все равно, ёмким по сути - приехала в столицу с благими намерениями, влипла по дурости в неприятность, честно отбыла свое, пополам с чужим, а теперь, без денег и, особых надежд на будущее, вновь оказалась на распутье. Вот, собственно и все - потому и кислая такая.

Тетя Тоня внимательно, не перебивая, слушала, а когда Ольга закончила свое повествование, лишь чисто по-бабьи, искренне сочувствуя, покачала головой и, тут же выдала:

- Да-а-а, у нас в России завсегда было так - родился, заимел шею, вот тебе на нее и хомут кандальный! Поноси, что б жизнь медом не показалась. Эх, эх!

В ее словах, не было ни капли осуждения и, это обстоятельство, еще больше, придало жизненных сил Ольге.

- "Надо же, есть еще, оказывается, душевные и понимающие люди. А я, дура, уже совсем разуверилась", - с грустной усмешкой, вспомнив свое недавнее желание свести счеты с жизнью, подумала она.

А тем временем, тетя Тоня тоже, о чем-то крепко задумалась и, спустя несколько минут, после того, как всамделишно хмурила и распрямляла свои седые брови, достаточно серьезно, произнесла:

- Вот, что, дорогая! Как зовут то, кстати?

- Ольга.

- Вот и чудненько. Ольга, значит. Поехали-ка ко мне. Хоромы у меня, трехкомнатные, сын, сама слышала - по Азиям мотается, так, что места хватит. Мне одной, мышей не гонять. Осмотришься, перышками обрастешь, а там, видно будет. Как у вас то, в Ташкенте говорят: или ишак сдохнет, или шах умрет! Это меня сын научил, опять же, в письмах.

От такой, во всех отношениях приятной, неожиданности, Ольга даже потеряла дар речи. Вот уж поистине, как всегда, только недавно собиралась топиться, а тут, на тебе - выход! И какой! Но тетя Тоня, была вовсе не из тех рафинированных особ, которые с удовольствием наслаждаются произведенным эффектом, от их благотворительности. Она, достаточно рассудительно, взвесила еще раз все "за" и "против" и продолжила:

- А что, в самом то деле, не пропадать же тебе, молодой и красивой, зазря. Москва, она уж точно сказано - слезам не верит, хоть навзрыд изойдись. Наоборот, норовит еще кровавыми слезками, простого человека извести. А у меня, хоть и не столица, но все же - и воздух чище, да и суеты меньше. В поселке я живу, там, за Мытищами. Ничего поселочек, даже парочка домов этажных есть. А рядом, пансионат - чин чинарем. Там все наши и работают. Ну, и тебя, естественно, устрою. Специальность то есть?

- Курсы бухгалтеров. Краткосрочные, в лагере, но честно признаюсь - ни бум-бум. А так, больше ничего, - ответила девушка.

Тетя Тоня пожевала губами и, достаточно честно, чего уж тут, реверансы выделывать, сказала:

- Бум-бум, не бум-бум, все равно, твои курсы не пролезли б ни в какие ворота. Это я сразу тебе скажу, не обижайся. Как есть. Тебя, бывшую зечку, к живым деньгам теперь на версту не подпустят. И кто у вас там, такой умный, такую ахинею выдумал? Да и практики у тебя нет.

- Нет.

- Вот и я об том же. Но в обслугу возьмут. Корпусов там порядком, так что ничего - тоже работа. Проживем как-нибудь, да и мне веселее будет.

- Но, тетя Тоня, - выдавила из себя, все еще не веря своему счастью Ольга. - Вы всерьез, или так. ведь сейчас только и говорят о том, что там обворовали, здесь убили. А?

- Говорят, ну и что! И не только говорят! - подбоченилась та. - Только я ж не слепая, вижу небось, да и сердцем чувствую. Ну, а окажешься неблагодарной - будет мне наука, старой. Хотя, что я мелю - не поверила бы в тебя сразу, не волнуйся, в жизни б не предложила. А раз сказала, то хоть за дуру меня принимай, а рассиживаться нечего. Собирайся и точка!

Сказав это, она принялась основательно укладывать свою сумку и после этого, встав со скамьи, посмотрела добрыми глазами, на все еще пребывающую в нерешительности Ольгу. Затем тетя Тоня нарочито нахмурила брови и, решительным тоном, не терпящим возражений, словно заправский старшина-служака, скомандовала:

- Ну, что, оглохла? Все, подымайся, перекур окончен. Нам еще считай, через весь город, на метро телепаться. А там, на последнем автобусе, прямо до поселка. Закончились твои мытарства. Вопросы есть? Нет! Шагом марш!