Дикая.

Глава девятнадцатая.

Лифт полз вниз со скоростью черепахи. Молодая, хорошо одетая женщина смотрела на загорающиеся циферки с тоскливым безразличием. Лифт едет медленно и пусть...

Там, в просторной квартире на девятом этаже, Юлю не ждет ничего хорошего. Вроде бы Дима дома, его машина стоит возле подъезда. И что с того? Он больше не муж для Юли, в полном понимании этого слова. Он друг, товарищ, как говорили ещё совсем недавно, но ни в коем случае не муж!

Год назад Дима заявил, что им лучше спать раздельно, что он не высыпается рядом с женой, потому, что она мечется во сне. К тому же он часто возвращается поздно и не хочет Юлю будить.

Почему муж возвращается поздно, Юля не спрашивала. И так всё понятно! А спросишь, чего доброго, он ответит честно. И что тогда?

Семьи больше нет. Дима живет с Юлей по инерции. Он до сих пор продолжал обсуждать с женой дела, брал ее на все мероприятия и, скорее всего, не планировал с ней разводиться. До последнего времени...

Юля — женщина с характером. Когда муж начал погуливать, она сразу догадалась. Она успела обзавестись знакомствами. Жены многих братков считали её подругой, так что, о том с кем Дима гуляет Юля узнавала первой. Сначала была девушка с дурацким именем Лёля, потом Оксана, теперь вот Анжела. Анжела, пожалуй, самая красивая из тех, кто был у мужа.

Юля срочно завела дружбу с одной «серой мышкой», работавшей в юридическом отделе администрации. Выглядела сотрудница, как «серая мышь», но «ухо держала востро». Всегда в курсе, кто с кем и где. Она Юле и доложила, что Анжела начала хвастаться своей беременностью от Дмитрия Романовича. Говорила, что ребенка обязательно родит. И вообще, Дмитрий ей много чего обещал.

Это «много чего» звучало туманно...

Может быть, Юля и не думала, что Дима хочет уйти. Может, и не хочет. Но ребенка он не оставит, это понятно.

Стоя возле лифта, Юля машинально провела рукой по своему плоскому животу. Когда-то Дима тоже любил его поглаживать, когда в нем зарождалась жизнь. А теперь там ничего зародиться не может. А Дима так хотел, так мечтал...

Юля уже и не помнила, когда последний раз она радовалась жизни. Год назад, когда Дима стал поздно возвращаться, она обратилась к врачу по поводу своего угнетенного состояния. Это была самая настоящая депрессия. Жуткая, непрекращающаяся, сводящая с ума, толкающая на дурные мысли.

Жизнь как-то перестала доставлять удовольствие. Юля вспоминала себя, ту молоденькую официантку с боевым раскрасом и жестким начесом на голове. У нее не было ничего. Для первого свидания с будущим мужем она одолжила лосины у подруги. Тогда она умела радоваться жизни. Да, ещё как умела!

Теперь же шкафы ломятся от модных шмоток. Есть собственные машина и куча свободного времени. Юля даже в квартире не убирается на это есть приходящая домработница. Всё есть, а радости нет!

Только депрессия и зелёные пилюли, выписанные врачом, что едва ли спасают от тоски. Но при муже Юля старалась не хандрить. Их брак и так держится на волоске, а если она ещё всё время будет ходить с постной физиономией, Дима точно её бросит.

Она дождалась лифта, как сомнамбула шагнула в него, поднялась на девятый этаж. Встряхнулась перед дверью квартиры, и через порог переступила совсем другая женщина.

Прежняя Юля, с улыбкой на губах, крикнула:

— Дима, ты дома?

Ответа не было, как и света ни в одной из комнат. Хотя на улице начинало темнеть и в квартире царил полумрак. Юля было подумала, что она ошиблась, и возле подъезда стояла вовсе не машина мужа, но тут же качнула головой.

Нет, это точно машина Димы. Она в депрессии, а не сошла с ума. Хотя кто знает, кто знает...

Мужа Юля нашла в зале. Он сидел, не включая света, закинув ноги в блестящих лакированных ботинках на журнальный стол. На этом же столе лежала какая-то бумажка, но на неё Юля не обратила внимания. Судя по напряжённой позе мужа, по тому, что он прошёл, не разуваясь, женщина поняла, что что-то случилось. Щёлкнула выключателем и на белоснежном потолке ярко засветилась огромная люстра, переливаясь бликами в своих многочисленных хрустальных подвесках.

— Дим, ты чего?

— Садись, — хрипло сказал муж, указывая на кресло у противоположной стены.

Он не позвал жену присесть рядом, на диван. Указал на кресло, чтобы сидеть лицом к лицу, чтобы видеть глаза друг друга. Юле это сразу показалось странным, как и тон супруга. Но она села. Села очень прямо, не касаясь спиной кресла.

— Что-то случилось?

— Да, случилось. Скажи мне, Юль, ты рожала когда-нибудь?

Вопрос был задан без подготовки. Резко, как удар, как пощечина. Юля и дёрнулась словно от пощечины. Такой вопрос без повода не задашь!

Сколько времени, сколько Юля ждала, что Дима всё узнает. Вернее, не ждала, боялась! Но продолжала молчать. Потом успокоилась по этому поводу. А Ника постоянно ей снилась, снилась чуть не каждую ночь. Маленькая девочка, какой она была, когда была еще нормальной, еще не свихнулась от шока. Видно, была между ними связь и Ника не отпускала предавшую её маму.

Но, Дима!!! Что делать? Впрочем, чего уж там?

— Ты узнал о Нике?

— Надо же, она даже не пытается отрицать, — короткий смешок Димы больше походил на скрежет. — Да, я узнал о Нике. Представляешь, узнал! Я тебе больше скажу, я знаком с твоей дочкой не первый год. Когда-то я даже хотел ее удочерить. Помнишь, узнав о том, что ты не сможешь больше родить, я рассказывал тебе о девочке из детдома?

— Но это не может быть Ника, не может! — вскрикнул Юля. — Ты рассказывал мне о нормальном ребенке. Говорил, что она одарённая, умная, а моя Ника сумасшедшая. У неё произошёл какой-то сдвиг в голове. Она перестала разговаривать, перестала узнавать людей. Вела себя, как зверёк. Стоило к ней приблизиться, кусалась. Это что-то психическое.

— Вот и директор так о ней говорила. Тогда, несколько лет назад, когда я пришёл в детский дом, желая удочерить девочку. Она тоже мне врала, что Ника психическая. А это неправда!

Дима помнил, как несколько часов тому назад Светлана Дмитриевна дрожащей рукой положила перед ним личное дело Вероники Кошкиной. Первым делом он стал рассматривать медицинскую карту девочки. Ветрянка, скарлатина, простудные заболевания — обычный набор детских болячек. А больше ничего. Чтобы не ошибиться, Дмитрий подозвал Юрия Аристарховича.

— Посмотрите вы.

Профессор пролистнул карту и торжествующе сказал:

— Я же говорил вам, что Ника нормальная. Зачем вы вводите людей в заблуждение? — обратился он к директору.

Светлана Дмитриевна стояла, словно воды в рот набрав. Ее глаза покраснели, веки набрякли. Женщина понимала, что «выйти сухой из воды» не удастся, точно не удастся.

— Понятно, что Свете нечего сказать.

Дмитрий специально издевался над директором, нагнетая обстановку. А сам, тем временем уже листал личное дело девочки. Интересно ему стало, что с ее родителями. Нашел место рождения и снова ухмыльнулся, подумав, что девочка не только однофамилица его жены, а еще и землячка.

Читая дальше, окаменел. Отца у Ники не было, но мама-то, мама известна! Та самая мама, что написала отказную от девочки. Дима взял эту бумажку, прилагавшуюся к делу, впился глазами в знакомый почерк. Посмотрел дату и понял, что в это время они с Юлей уже были вместе.

Именно в это время умерла её мама, и она уехала на похороны, одна, на неделю.

«Этого не может быть, не может», — пульсировало в голове, но в душе Дима уже знал, что это правда. Не зря его так зацепила Ника. Внешне они с Юлей не похожи, у них было что-то общее, во взгляде, в характере. Несомненно было!

Вот только Ника — добрая девочка, а Юля.... Кто она вообще такая?

Дима перечитывал отказную снова и снова, не веря своим глазам, пытаясь убедить себя, что это галлюцинация. А Юрий Аристархович в это время расспрашивал директора:

— А где Ника сейчас? Почему она не ходит в школу с остальными детьми?

— Ника пропала. Ее нет в детском доме, — выдавила из себя Светлана Дмитриевна с огромным трудом.

— Что, что ты сказала? — медленно поднял на директора бешеные, налившиеся кровью глаза Дмитрий. — И сколько уже ее нету?

— Четыре дня, — директор машинально сделала шаг назад. Подальше от стола, за которым сидел этот проклятый бандит. Как она его ненавидела в эту минуту! — Четыре дня, как ее нет. Она пропала не одна, с пятнадцатилетним подростком. Они часто вместе сбегали.

— С Сашей, — кивнул Юрий Аристархович и схватился за голову. — Боже мой, что могло с ними случиться? Конечно, то, что они бродили одни по вокзалам, по электричкам, не могло довести до добра. Вы же написали заявление в милицию? Детей ищут?

— Собиралась. Сейчас поеду и напишу.

После этих слов директора Дмитрия окончательно перемкнуло. Его злость на Юлю, обманывавшую не первый раз, злость на Светлану Дмитриевну соединились воедино. Он кинулся на женщину, орал и, наверное, угрожал. Плохо помнит, что говорил. Помнит только, как вывел его из детского дома новый знакомый.

Профессор тоже был расстроен, взбудоражен и все равно убеждал Дмитрия не «рубить сгоряча».

— То, чем вы сейчас грозились, не выход! Поймите, действовать надо по закону. Вот вы говорили, что можете доказать присвоение денежных средств, а я могу подтвердить, что воспитанники детского дома побирались в электричке. Директор должна ответить по закону. Но не это сейчас важно, важно найти детей. Я так понимаю, что пропали они сразу после того, как обокрали мою дачу. Возможно, испугались и прячутся. Хочется на это надеяться. Давайте поедем в милицию и заявим об их исчезновении. И насчет директора, подумайте. Не надо физической расправы.

— Хорошо, — гаркнул Дмитрий, — я не буду трогать эту морщинистую жабу. Она и так уже в штаны наложила. Она сядет, я клянусь, она сядет! Короче, я тебя сейчас довезу до ментов. Иди и заявляй. Запиши мой номер телефона и дай свой адрес. Мы найдем Нику. А сейчас у меня возникло срочное дело.

Дима высадил Юрия Аристарховича возле милицейского участка. Тот посмотрел, в недоумении, на круто развернувшийся автомобиль. Что сейчас важнее розыска Ники? Видел же Юрий, что Дмитрию небезразлична судьба девочки. А еще видел, что что-то поразило этого человека в личном деле Вероники. Что-то он там такое вычитал, после чего перестал себя контролировать.

Когда Дмитрий приехал домой, Юли там не оказалась. Жену пришлось ждать долго, мучительно долго. Мужчина успел не то, чтобы остыть, но как-то успокоиться, осмыслить произошедшее. Поэтому, когда Юля все-таки пришла, он начал разговаривать с ней почти спокойно.

— Кто ее отец? Кто отец Ники?

— Да какая теперь разница, Дим? Можешь считать, что никто. Я молодая девчонка, он молодой парень. Вскружил голову, я поверила. Он исчез. Даже фамилии его не знаю. Я родила и сразу вышла работать в «Льдинку». С Никой сидела моя мама. Когда мама умерла, ее не сразу нашли, и все это время Ника находилась при ней. Она свихнулась, Дим, понимаешь, свихнулась!

— Да это ты свихнулась! — мужчина все-таки не выдержал, перешел на крик. — Зачем ты мне врала, зачем от нее отказалась?

— Можно подумать, ты бы обрадовался, узнав при нашем знакомстве, что у меня есть дочка! — тоже закричала Юля. — Вспомни, что бы ты тогда сделал? Отвез бы меня домой и забыл! А я влюбилась в тебя, понимаешь, влюбилась! Мне очень хотелось быть с тобой. И потом, когда мама умерла, допустим, я вернулась бы с Вероникой. Что бы ты сделал? Молчишь? Вот то-то же! Не надо сейчас корчить из себя святого, Дима! Я столько с тобой навидалась! Помнишь, как нашла у тебя в багажнике тело? Помнишь, как помогала избавиться от него? Да что я говорю, ты и сам все знаешь. Мой грех по сравнению с твоими ничтожен. Я всего лишь отказалась от проблемного ребенка. Это можно простить.

— И я бы простил! Простил, если бы это случилось до моего появления в твоей жизни. Я не могу простить тебе твою ложь. Ты права, ты много со мной прошла. Столько обо мне знаешь. Я был с тобой честен до конца. Мне казалось, нет ближе человека. И вдруг такая огромная, грандиозная ложь! Причём, не первая с твоей стороны. А знаешь, Юля, я сплю со своей секретаршей, и она от меня беременна. Ещё сегодня утром я говорил ей, что никогда не уйду от жены. Тебя не брошу, слышишь, Юль? Ещё сегодня утром я считал тебя самым близким человеком. А вот сейчас смотрю и мне кажется, я тебя не знаю.

Я долго сидел тут, ждал тебя. Если бы ты оказалась дома, избил бы. Честное слово, избил. У меня прямо руки чесались.

— Ну, избей, — дёрнулась в кресле Юля. — Давай, сделай это. Ударь, вымести свою обиду, а потом прости.

— Простить? Нет! Теперь точно нет. Я ухожу от тебя. Ты можешь оставаться в квартире, пользоваться моими деньгами, но жить я с тобой больше не буду.

Юля не побежала за мужем, когда он ушел. Не пошевелилась, сидя в кресле. Только почувствовала, как тоска железной рукой сдавливает ее горло, не дает дышать. Женщина поднялась, когда стихло эхо от грохота захлопнувшейся входной двери. Взяла с журнального стола отказную от Ники. Перевернув листок черкнула несколько строк.

Прошла в коридор, высыпала на пол содержимое своей сумочки, не желая искать пузырек с пилюлями.

Вот он, стеклянный пузыречек с зелеными таблетками! Они ей нужны сейчас, чтобы не свихнуться. Одной будет мало.

Юля сыпанула на ладонь несколько штук и проглотила без воды. Таблетки застряли в горле, но запить их хотелось не водой.

Она прошла в большую комнату, рванула откидывающуюся створку стенки. Не глядя на тёмные пузатые бока дорогого алкоголя, достала первую попавшуюся бутылку. Выпила залпом половину. Выпила, как воду, не ощущая ни жжения, ни крепости. С бутылкой в руках поплелась на балкон, забралась на перила и села на них, свесив ноги.

Страшно не было. Смотреть вниз не страшно. Страшно продолжать жить.

Только что она кричала мужу, что оставила дочку из-за любви к нему. В то время, несколько лет назад, Юля так не считала. Тогда казалось, что она хочет хорошо жить, хочет денег, квартиру, машину.

Сейчас у нее все есть. Можно жить и радоваться. Только без Димы.

Но внезапно Юля поняла, что без него не хочется. Она на самом деле его любила. Любила такого, как он есть — жестокого бандита. Любила и потеряла интерес к жизни, когда муж отвернулся от нее.

И это произошло не сейчас. Нет, это произошло раньше, гораздо раньше. Из-за этого она носила в своей сумочке пузырек с зелеными пилюлями.

Теперь таблетки не помогут, ничто не поможет! Юля сделала еще несколько больших глотков из бутылки, бросила ее на балкон и отпустила перила.

Почему-то последняя мысль, когда женщина оторвалась и полетела вниз, была не о Диме. Она была о Нике. Маленькой пятилетней Нике, ведь Юля помнила дочку именно такой!