Мы — акацита!

Напарники. Глава 3.

* * *

К старухиному дому они вернулись заполночь, и то Мэтт опасался, что их отследят. Но в округе было тихо. Чёрные горы высились совсем рядом молчаливой тёмной громадой, оттуда всё время словно дул леденящий ветер, заставлявший невольно ёжиться.

Дверь дома была не заперта, Мэтт пару раз стукнул в неё костяшками пальцев и осторожно отворил. Старуха сидела на табурете, опустив узловатые руки на стол. Электричества в доме не было, тусклый свет древней керосиновой лампы выгонял из углов длинные раскачивающиеся тени. Мэтт сперва машинально удивился, зачем вообще слепой старухе лампа, а потом сообразил, что она зажгла её для них. В доме горько и пряно пахло сухой травой, вязанки которой были развешаны там и сям, как в доме Певца.

Мэтт ожидал, что Энн будет спорить и протестовать против их решения. Но она, как ни странно, сразу согласилась пустить их вместо себя в своё жилище на несколько дней.

— Он придёт, акацита, — уверенно заявила она. — Вы же тоже это чувствуете.

И правда. Мэтт не просто чувствовал это — он знал и ощущал себя одновременно охотником и добычей.

— Вы должны сделать это сами, — загадочно произнесла старуха. Её тонкие сухие губы улыбались, и Мэтт вдруг подумал, что в молодости она, наверное, была весёлой бойкой хохотушкой. По крайней мере, сейчас ей очень нравилось то, что они затеяли.

Она показала полицейским, где хранится её незатейливое добро, и живо поинтересовалась у Камня:

— А как же ты, внучек, собираешься прикидываться слепым?

— Надену тёмные очки, мэм, больше ничего не остаётся, — ответил Камень. — Если буду рубить дрова с закрытыми глазами, точно ногу себе оттяпаю.

Энн предсказуемо засмеялась, и Крыло поймал себя на том, что тоже лыбится, как дурак.

Он согнал с лица эту неуместную улыбку и деловито проговорил:

— Тогда мы пока всё подготовим, а завтра явимся за тобой, бабушка, по той же поре.

Он надеялся, что они не опоздают. И точно знал, куда отвезёт старуху на время их операции. В полицейскую казарму, под бок Кону и Джереми. Ребятам он уже накрутил хвост, строго-настрого предупредив, чтобы не болтали о бабкином присутствии, а для пущей важности напугал их рассказом о спятившем ублюдке, возомнившем себя койотом. Парни наперебой стали предлагать свою помощь, но Мэтт отказался, пояснив, что их задача пока что — охранять бабку и помалкивать.

С Камнем он почти не разговаривал. Всё самое важное уже было сказано. Он лишь отдал напарнику распоряжение сгонять в Рапид, купить седой парик в какой-нибудь лавке, торгующей театральным реквизитом, и к вечеру быть на месте.

— Есть, сэр! — отрапортовал Камень, сияя улыбкой. Зараза. Всё это было для него приключением.

Когда стемнело, они снова стояли в доме старухи, следя за её сборами. Хотя следить-то было особо не за чем — Энн сложила в холщовую, расшитую бисером сумку какие-то свёртки и мешочки с травой и объявила, что она готова ехать. Её кот, о котором Мэтт, грешным делом, подзабыл, выскочил из-под крыльца, когда они выходили из дома, и стремглав припустил в кусты, распушив хвост.

— Поймать его? — с готовностью предложил Камень.

Но Энн покачала головой:

— Он хочет остаться здесь. Он сам знает, что ему делать. Не беспокойтесь о нём.

Мэтт заботливо усадил старуху в машину. На ней теперь было надето изрядно выгоревшее на солнце серое платье в мелкий цветочек, худую морщинистую шею украшало два ряда бирюзовых бус, седые волосы, как обычно, были собраны в тугой пучок.

Проводив её в казарму и сдав на попечение Кона и Джереми, обращавшихся с ней так почтительно, словно она была посетившей их королевой Англии, Мэтт ещё раз строго приказал им беречь старуху, никого в казарму не впускать, даже председателя племенного Совета, и не болтать. Сунул им двадцатку — мало ли какие предстояли расходы! — и покатил с Камнем обратно к горам. Ехали они уже не в казённом «форде», а в пикапе Мэтта, который пришлось оставить на стоянке у Майерса и телепаться к развалюхе Энн пешком и в темноте.

Будь он трижды проклят, тот урод, из-за которого им приходилось так выдрючиваться!

Когда они наконец оказались в хибаре, Маленький Камень, зашторив оба окна и запалив бабкину керосинку, принялся неспешно переодеваться. Чёрный балахон доходил ему до пят — точь-в-точь, как старухе. Лукаво покосившись на сержанта, он жестом фокусника извлёк из своего рюкзака седой парик.

— Мать твою, — вырвалось у Мэтта. Парик тоже было не отличить от старухиных волос. Теперь стоило надеяться, что всё получится.

Камень с прежней театральной показушностью, — ей-Богу, Мэтт совсем не знал своего напарника! — натянул парик, пришпандорив его чем-то вроде клейкой ленты, и принялся закалывать волосы в пучок на затылке, втыкая в них шпильки.

Мэтт мысленно сплюнул и с непроницаемым, как он надеялся, лицом отправился обследовать дом.

Домишко этот, переделанный из трейлерного фургона, не отличался изысканностью планировки: два окна, две двери напротив друг друга, никакого чердака, никакого подпола, зато уборная внутри, а не снаружи, чем не каждое жилище Оглалы могло похвастаться. Ещё у старухи была жестяная печка, стол, два табурета и топчан, на котором бабка спала.

Мэтт наглухо забил заднюю дверь, закрыл окна ставнями, чтобы оставить маньяку один-единственный вход, ну или путь к отступлению.

— А ты где будешь спать? — поинтересовался Камень.

— За печкой на полу, где ж ещё, — ворчливо сообщил Мэтт. — Чтобы от двери не было видно.

Но в эту первую ночь никто не пришёл. Мэтт, завернувшись в пару пропахших плесенью, но тёплых одеял, устроился за печкой, уповая на то, что в лачуге не водятся какие-нибудь мерзкие насекомые. Напарник же вольготно раскинулся на топчане, насколько Мэтт мог различить в темноте, и явно наслаждался происходящим. Молокосос.

Разумеется, эта ночь для сержанта стала почти бессонной — надо же было караулить, чтобы молокососу не отрезали его дурную башку, а сам Камень при этом преспокойно дрых, сладко похрапывая. Мэтт подумывал о том, чтобы растолкать засранца, но пожалел — какой смысл не спать обоим?

Наутро Камень был свеж и бодр, как жаворонок, только что не насвистывал. Он украсил наглую морду тёмными очками и отправился рубить дрова и изображать постирушки, рассекая туда-сюда по двору, пока Мэтт, мрачно усевшись на топчане, чистил револьверы и клевал носом.

Бабкин кот так и не появился. Видимо, он привык сам добывать себе пропитание в лесу, молодец.

В течение дня, тянувшегося, как патока, Мэтту удалось немного покемарить, растянувшись на топчане. Камню всё-таки должно было хватить ума позвать его при малейших признаках опасности.

Один раз, подняв тяжёлые веки, Мэтт обнаружил, что тот сидит рядом на краю топчана и, сдвинув на лоб пластиковые очки, увлечённо читает тонкую книжицу. Мэтт протянул руку и повернул её обложкой к себе. Это оказался какой-то Гинзберг. Он тут же вспомнил, где уже видел эту книженцию — на столе в доме у Певца.

— Тыришь вещдоки? — укорил он, сладко зевнув.

— Это не вещдоки! — возмутился Камень, стянув очки. — И я верну! Дочитаю и верну!

Мэтт снова отвернулся к стене и задремал.

* * *

Новая ночь выдалась пакостной — безлунной, холодной и ветреной. Под порывами ветра бывший фургон подрагивал, словно желая сорваться с прикола и укатиться прочь.

Мэтт и Камень наскоро перекусили припасённой консервированной ветчиной и сухими галетами, выпили кипятку с какими-то травами — чаю или кофе у бабки не водилось.

— Надеюсь, мы не засядем до утра в уборной от этой травы, — пробурчал Мэтт и в очередной раз услышал весёлый смешок Камня. Против воли на сердце у него потеплело. Он не удивился бы, если б пацан светился в темноте вместо лампы, которую они погасили, устроившись каждый на своём месте: Камень — на топчане, сержант — на одеялах за печкой.

— Всё, хватит веселиться, — осадил Мэтт напарника и прислушался, настороженно, как пёс. О Вакан, в этой холодной тьме он ничего не мог разглядеть, снаружи было черным-черно, как и внутри, но он всей шкурой чуял, что к ним приближается зло.

Приближается смерть.

Он быстрым шёпотом напомнил Камню:

— Не забудь, нам нужны доказательства, чтобы прищучить подонка. Если он появится, постарайся включить диктофон на запись. Он же не сразу кинется отрубать тебе башку. Потяни время, сколько сможешь, но, если что, просто пали в него.

Всё это звучало как-то не очень обнадёживающе!

А Камень снова зафыркал, зараза, и так же почти неслышно прошептал в ответ:

— На крайняк мы пришьём ему сексуальное домогательство по отношению к бабке!

Чёрт! Мэтт понял, что сам ухмыляется. Засранца ничто не брало!

Мэтт вдруг поклялся — себе, Вакан Танке, незримому и вечно живущему, Чёрным горам Паха Сапа, — что защитит мальчишку, хотя бы и ценою собственной жизни.

Он сглотнул — в горле пересохло, как в месяц суховеев, когда тот же ветер гоняет по прерии колючие растрёпанные комки перекати-поля. Чувствуя, что сердце болезненно и гулко бьётся, Мэтт осторожно приподнялся на локте и в этот миг увидел, как медленно и бесшумно отворяется входная дверь, бросив на дощатый пол тусклую полоску света.

Всё же снаружи было светлее, чем внутри.

Но у вошедшего оказался с собой фонарь — жёлтый луч заплясал по закопчённым стенам старого фургона.

Держа револьвер наготове, Мэтт скрючился за своей печкой, как кот. Насколько он мог судить, Камень притворялся виртуозно: он закутался с головой в одеяло и даже похрапывал.

Вошедший вовсе не таился. Кого ему было бояться, одинокой слепой старухи, что ли? В два шага он преодолел расстояние, отделявшее его от лежанки, и бесцеремонно сдёрнул с Камня одеяло. Тот тонко вскрикнул и засучил ногами, ёрзая на топчане и инстинктивно прикрывая руками голову.

— Я ничего не вижу! — запричитал он высоким срывающимся голосом. — Кто вы? Что вам нужно? У меня нет денег!

Он принялся хлопать ладонью по подушке в поисках очков. Нападавший молча ждал. Его лица не было видно, луч фонаря освещал только топчан, но Мэтт уже с величайшим облегчением убедился, что перед ними — не житель Оглалы, ведь все в резервации от мала до велика знали, что Энн очки не нужны, она безнадёжно слепа и видит, как сама утверждает, не глазами.

Мысленно Мэтт благословлял длиннющий балахон, прикрывавший мнимую старуху от подбородка до босых пяток. Ещё он молился о том, чтобы парик удержался на непутёвой башке Камня. Ну и чтобы тот не забыл включить диктофон, само собой.

Камень ухитрился тем временем отпихнуть ногами нападавшего, луч фонаря дрогнул и описал дугу. На краткую долю секунды Мэтт ясно увидел лицо чужака. Молодое лицо белого парня, исполненное какой-то злобной решимости, с плотно сжатыми, как от боли, губами. Опять же на миг Мэтту показалось, что это Джеки Шульц, но он тут же понял свою ошибку — лицо было незнакомым. Кроме того, непокрытая голова парня была наголо обрита.

— Прекратите шуметь, мэм, это бессмысленно, — он наклонился и встряхнул мнимую Энн за плечо, словно пытаясь привести в чувство, отчего та опять истерически взвизгнула.

А ведь настоящая Энн приняла бы смерть стоически и гордо. Кем бы парень себя ни мнил, он совсем не знал лакота. И никакого оружия у него в руках не оказалось. Только за спиною — что-то вроде рюкзака. И шума его подъехавшей машины Мэтт тоже не слышал. Шёл пешком? Ехал верхом? Голосовал на дороге? И почему у него всё-таки нет даже ножа?

Мысли Мэтта лихорадочно метались из стороны в сторону.

— Будете хорошо себя вести, мэм, — продолжал тем временем чужак с какой-то старомодной учтивостью, — я позволю вам дойти до нужного места на собственных ногах и в полном сознании, а не обездвижу, как скотину.

«Обездвижу, как скотину»?

Ещё одна догадка осенила Мэтта. У ветеринаров же есть какие-то препараты, чтобы парализовать любое животное. Так что никакой пистолет ему и не был нужен! Парализовав несчастных тварей, он мог кромсать их, как хотел. Значит, всё-таки ветеринар?

Но для практикующего вета он был слишком молод — лет двадцати, не больше, на вид. Студент ветеринарного колледжа? Сын ветеринара?

Или просто имеет отношение к медицине и доступ к лекарствам? Санитар? Парамедик?

Тем временем тот дёрнул Камня за локоть, побуждая подняться.

— Обуйтесь, мэм, — велел он заботливо. — Путь, хотя и близкий, но по горам.

Да уж, полицейские ботинки сгодились бы тут куда лучше, чем старухины стоптанные мокасины, которые Камень принялся послушно нащупывать возле лежанки. Парень наклонился и помог ему, а потом потащил за собою, крепко держа за локоть.

— Куда ты меня ведёшь, внучек? — плаксиво осведомился Камень, шаркая за ним. — Чего ты хочешь от меня?

За «внучка» он вполне мог и по роже схлопотать, от белого-то, но чужак не оскорбился, напротив, в его голосе, когда он заговорил, прозвучало нечто вроде удовлетворения:

— Вы, мэм, священный человек, или, как таких тут называют, «вичаша вакан», не так ли? Вы прорицаете и тому подобное?

Мэтт невольно усмехнулся. Нет, этот подонок точно был не местным.

— «Виньян вакан», — хриплым полушёпотом поправил его Камень и кашлянул. — Я ведь женщина. Виньян.

Крыло не удивился бы, если б чужак достал из кармана блокнот и принялся бы педантично записывать услышанное, но тот лишь настойчиво повторил:

— Но вы прорицаете? Беседуете с духами? Я выяснял.

Интересно, кто ему это рассказал? Да кто угодно мог, решил Мэтт, осторожно высовываясь из-за спасительного укрытия. Ему не хотелось пропустить ни слова из этого странного разговора, а между тем парень уже собирался вытолкнуть мнимую Энн на крыльцо.

Мэтт безнадёжно глянул на захлопнувшуюся за ними дверь. Если Камень позабыл о диктофоне, он с него сам шкуру снимет.

Досчитав про себя до ста — эти сто секунд показались ему самыми длинными в его жизни, — сержант прокрался к двери, бесшумно приоткрыл её и чуть ли не на четвереньках сполз с крыльца. Впереди плясал жидкий луч фонарика и слабо вырисовывались две тёмные фигуры на фоне затянутого облаками неба. Мэтт даже не знал, молить ли ему Вакан Танку, чтобы облака разошлись и выглянула луна. В конце концов, именно в его интересах было оставаться невидимым. Стараясь не издавать ни звука, он двинулся следом за уходившими, изо всех сил напрягая слух. Уши у него, казалось, встали торчком, как у сторожевого пса.

Но он мало что мог разобрать. Высокий голос псевдо-Энн бубнил и бубнил — чёрт знает, что долдонил Камень своему похитителю, видать, просто зубы заговаривал. К счастью, он всегда был мастером плести всякие небылицы. Сам бы Мэтт на его месте просто тупо молчал, и это наверняка взбесило бы психа.

Тропинка, по которой они шли, вела на плоскогорье под названием Бизонья Спина. Мэтт неплохо знал эти места, он подростком охотился тут на кроликов и белок со старым дробовиком отца. Ему отчаянно хотелось подкрасться поближе, но он не смел. Похититель шёл так уверенно, словно побывал тут много раз, а вот Камень то и дело спотыкался, останавливался и что-то умоляюще канючил. Тянул время, ясное дело. Молодец, сообразил.

Чужак всякий раз терпеливо ждал. Возможно, ему просто влом было тащить старуху на собственных плечах. Бабка-то при её росте явно была не лёгонькой.

Ещё пара поворотов — на подъёме вверх тропинка стала гораздо уже, потом снова расширилась. Внизу еле слышно бормотал ручей, струясь по камням. Темнеющая во мраке скала, опять поворот — и Камень с похитителем вышли на плоскогорье, а Мэтт — за ними, в десятке шагов поодаль. Холодный ветер пробирал до костей… или же предчувствие чего-то невыразимо ужасного промораживало его насквозь?

Парень остановился и придержал псевдо-Энн за плечо.

— Сейчас мы придём на моё потайное место, — торжественно и гордо объявил он. — Это место Силы. Я его сам нашёл. Там, за кустами, оно и так достаточно скрыто от посторонних глаз, но я его ещё замаскировал. Идёмте же.

«Скрыто от посторонних глаз», ну надо же. Этот урод выражался, как в книжке. И чуть ли не кланялся. Он даже взял Камня за руку. Тому повезло — руки у него были небольшими, ладони — узкими.

Колючие ветви кустов безжалостно хлестали Мэтта, впиваясь в одежду, пока он пробирался следом за быстро удалявшимися фигурами. Оставалось надеяться, что Камень не бросит своё выламыванье перед чужаком и задержит его, как может.

Поляна открылась впереди так неожиданно, что Мэтт едва не выдал себя, вывалившись из зарослей молодого сумаха. Теперь его пробил пот, на лбу проступила испарина. Он споткнулся и замер, вцепившись в ствол деревца и пытаясь унять своё запалённое дыхание. Но чужак явно и понятия не имел, что кто-то следует за ними, он даже ни разу не обернулся, торопясь показать старухе своё таинственное «место Силы».

— Вот, это здесь, видите! — громко и восторженно воскликнул он и тут же разочарованно сник. — Ах, да, вы же не видите…

Зато видел Мэтт. Слишком хорошо видел, потому что луна, как нельзя более кстати, выскользнула из-за туч и ярко осветила поляну. Мэтт не знал, что испытывает Камень, на котором всё-таки были тёмные очки, но у него самого вся кровь в жилах превратилась лед, и сердце остановилось.

По периметру поляны торчали заострённые колья, всего шесть, машинально подсчитал Мэтт, водя по сторонам остекленевшим от ужаса взглядом. И на каждый из них была насажена голова.

Некоторые владельцы животных не заявили о своей пропаже. Собачьих голов было две, затем голова жеребёнка, овцы, телёнка и, наконец, человеческая. Голова женщины с распущенными, спадавшими вниз, растрёпанными волосами и ртом, распахнутым в мучительном вопле агонии.

Днём, очевидно, над этой трупачиной кружились довольные мухи. До Мэтта донёсся слабый тошнотворный запах разлагающейся плоти. Ноги у него подкосились, и он снова ухватился за тонкий ствол сумаха, судорожно сглатывая горькую слюну.

— Вот проводники, — снова возбуждённо заговорил парень, волоча упиравшегося Камня за собой. — Я не сразу понял, почему у меня не получается так, как надо, но потом понял. И нашёл вас, виньян вакан. Вы можете пощупать их, вот так. Они ждут только вас. Они вам рады.

Он неожиданно опустился на колени, восторженно глядя на Камня снизу вверх.

— Вам выпала честь стать последней в этом кругу Силы. Последним звеном цепи. Вы проводите меня… туда.

— Куда? — проскрежетал бедняга Камень, рефлекторно отпрянув от окровавленного кола с собачьей головой на нём. — Что ты тут наделал, мразь?!

— Сила войдёт в меня, — почти бессвязно забормотал тот, вскочив с колен и снова попытавшись ухватить Камня за локоть. — Сила всех проводников, встретившихся здесь. И ваша, виньян вакан. Вы отдадите мне её, чтобы я мог вечно странствовать между мирами. Я никогда не умру! Никогда!

— Наги сапа. Койот, — прохрипел Камень, видимо, припомнив недавние слова Энн, и парень отчаянно и радостно закивал. На его худом лице блуждала изумлённая, почти детская улыбка.

— Да! Да! Вы тоже знаете, виньян вакан! Почему же вы сами не воспользовались этим знанием? Ведь вы так стары…

— Потому что чужие мучения моего сраного бессмертия не стоят, — отчеканил вдруг Камень своим настоящим голосом, сорвал с себя мешающие очки и, изловчившись, пнул свихнувшегося убийцу в колено. У него, видимо, не осталось сил больше слушать, и Мэтт его за это не винил. Ублюдок взвыл, опрокидываясь навзничь, но, прежде чем покатиться по земле, схватил Камня за полу чёрного балахона и сильно дёрнул на себя, так что наземь рухнули оба.

— Сучий потрох! — взревел Мэтт, вылетая наконец из кустов с револьвером наизготовку. — Подними руки, тварюга! Полиция!

Камень безуспешно пытался заломать ублюдка, а тот выворачивался с неожиданной силой, рычал и выл, будто настоящий койот. Спину Мэтта вновь пробило морозом. Возможно ли, чтобы поганое заклятие всё-таки сработало?! Подбегая к дерущимся, он отчаянно прокричал Камню:

— В сторону, дурак!

Но тот в азарте схватки его не слышал, одной рукой вцепившись ублюдку в горло, а другой — лихорадочно пытаясь достать револьвер из складок старухиного балахона. Это ему никак не удавалось.

Бледный гнойник луны и раздувшиеся окровавленные головы бесстрастно взирали на всё происходившее, а Вакан Танка, наверное, отвернулся от них!

— Дайте же мне… дайте мне завершить обряд! — завизжал чужак, задыхаясь. — Вы не смеете! Я так близко… так близко! Я почти… дошёл!

Мэтту наконец удалось ухватить его за шиворот и приподнять с земли, заглянув в белое оскаленное лицо с расширившимися глазами. В углах его большого рта проступила пена. Он наверняка ещё и обмочился, будто припадочный.

Мэтт беспощадно вывернул ему правую руку так, что хрустнул сустав. Парень в очередной раз истошно взвыл, но свободной рукой всё-таки успел выхватить из кармана расстегнувшейся куртки какой-то блестящий предмет. Шприц!

Здоровенный шприц из тех, какими колют лошадей, с иголкой чуть ли не в ладонь длиной!

— Мать твою! — беспомощно выдохнул Мэтт, а парень, булькая судорожным смехом, с размаху всадил иглу в бедро пытающегося увернуться Камня. Тот упал, дёрнулся пару раз, его пальцы судорожно сжались и разжались, хватаясь за пожухлую траву, и он вытянулся неподвижно на каменистой твёрдой земле.

Последним усилием Мэтт оттолкнул убийцу в сторону. Тот пошатнулся, но на ногах устоял. Его тёмные глаза были полны всё той же дикой мольбы, ненависти и страха.

— Почти дошёл, говоришь? — бесстрастно спросил Мэтт, вскинув револьвер. — Так вали уже, тварь!

И он без колебаний всадил две пули в грудь стоящего перед ним… нет, не человека. Человеком тот давно не был. Выстрелами его отшвырнуло к обрыву, но он не скатился вниз, просто тяжело грохнулся набок. Его ноги, согнутые в коленях, задёргались, оставляя на земле глубокие борозды, а потом он затих.

Мэтт глянул на него лишь мельком. Он с наслаждением разнёс бы уроду его тупую башку для верности, но прежде всего, прежде всего…

Спотыкаясь, он подошёл к Камню, машинально сунув за пояс свой револьвер. Опустившись на землю возле неподвижно лежащего напарника, он приложил пальцы к его шее и затаил дыхание.

Глаза Камня были плотно закрыты, но кожа под пальцами оказалась тёплой, сердце, хоть слабо и неровно, но всё-таки билось.

Значит, ублюдок просто обездвижил его, как и обещал.

— О Вакан… — прошептал Мэтт, с ужасом чувствуя, как к горлу подступает рыдание. Позорище какое-то.

Но он ничего не мог с собой поделать.

Он плакал… и лишь надеялся, что Камень находится в полной отключке и не запомнит этого.

Наконец Мэтт кое-как утёрся рукавом, высморкался и принялся сдирать с напарника чёртов балахон и седой взлохмаченный парик. Камень не хотел бы, чтобы его нашли в таком постыдном виде. А как только всё станет известно, народу тут окажется хренова прорва, это к гадалке не ходи.

Потом Мэтт стянул с плеч собственную куртку и закутал в неё безвольное тело Камня, вытряхнув у того из карманов револьвер и злосчастный диктофон.

— Я скоро вернусь, — выпалил он, глядя в посеревшее лицо мальчишки. Я мигом. Ты жди.

Через несколько минут он уже спускался по тропе, таща на плече скрюченный труп недоделанного койота, чья кровь пропитывала ему рубашку. Нельзя было оставлять урода здесь, мало ли что, вдруг всё-таки возьмёт да оживёт, а подмога ой как требовалась.

Когда примерно на полпути до равнины почти из-под ног у Мэтта раздался дикий кошачий мяв, он подскочил на целый фут, едва не уронив свою ношу, и привалился боком к утёсу. Сердце колотилось так, что едва не проламывало рёбра.

— Чтоб тебя разорвало, — еле шевеля языком, пожелал он старухиному коту, чей единственный круглый жёлтый глаз светился в рассеивающемся мраке, будто фара аварийной тачки. — Я же чуть не обосрался, ты, поганец.

Кот снова мявкнул, на сей раз с полным удовлетворением, и даже замотал драным хвостом.

— Сволочь, — устало констатировал Мэтт, поправляя труп на плече. — Давай, подымайся наверх, там Камень мой лежит в отключке. Так что иди и присмотри за ним.

Он дождался, пока зверюга скроется в кустах, оттолкнулся локтем от утёса и поспешил дальше. Он не сомневался, что кот его послушается и приглядит за пацаном.

* * *

Воронье Крыло проклял всё на свете, пока, пошатываясь и спотыкаясь, не добрёл до бензозаправки Майерса. В том числе всех всевидящих прорицающих старух, полоумных вонючих койотов и стервеца Камня, который преспокойно отдыхает себе на полянке, когда он тут надрывается похуже вьючного мула.

Чёрт, уже светало!

Он не стал пугать Майерса и его работников видом окровавленного трупа. Как не стал даже подходить к своему одиноко торчавшему на стоянке пикапу. Он пошёл к оранжевой будке телефона-автомата, усадил труп всё ещё безымянного урода, отмотавший ему все руки, наземь, и принялся накручивать диск телефона, бросив внутрь десятицентовик.

Пускай шериф уже тащит сюда свою толстую задницу.

Дальше события разворачивались именно так, как и предполагал Мэтт. Когда окончательно рассвело, округу наводнили всевозможные силы правопорядка, среди них даже вертолёт ФБР, на котором Мэтта и доставили на пресловутую поляну.

Труп убийцы к тому времени уже увезли в морг.

— Послушайте, сержант, — осторожно спросил Мэтта агент в чёрном отутюженном костюме и галстуке, сидевший напротив него в вертолёте, — но почему вы забрали с места происшествия тело преступника, а не своего напарника?

Мэтт крепко потёр ладонью затылок, — башка у него просто раскалывалась, — и сказал чистую правду:

— А вдруг бы сукин сын ожил и испарился? Ищи его сызнова потом. Преступника отпускать нельзя.

— У него две пули в груди, — напомнил агент. И он, и вертолётчик уставились на Мэтта во все глаза, как на диковинку какую-то. Понятное дело, он был для них дикарь дикарём.

Для них — дикарём, для бунтарей из ДАИ — продажным цепным псом… а ведь он только исполнял свой долг. Он и Камень.

— М-м, — промычал Мэтт, прикрывая глаза, и даже не демонстративно. — У вас аспирину не найдётся? Голова болит.

— Но, сержант, — не отставал фэбээровец, настырный, как чёрт. — жизнь вашего напарника должна быть для вас в приоритете.

Слова-то какие наворачивает!

— Я должен прежде всего пресечь преступление, — отчеканил Мэтт. — А Камень, как и я — акацита.

Он знал, что эти васичу, бледнолицые в отглаженных костюмчиках, ровным счётом ничего не поняли. И тем более не стал говорить им, что за Камнем присматривает старухин кот. Они бы решили, что он совсем рехнулся.

— Так где аспирин-то? — напомнил Мэтт, разлепляя веки, под которые будто песку насыпали. И забросил в рот пару капсул из протянутого ему пузырька. — Спасибо, пила майа.

Вертолёт начал снижаться, и агенты прилипли к окошкам. Вот она, поляна, вот они, колья. И распростёртое на земле, неподвижное тело Камня. Кота уже, разумеется, не было видно — заслышав стрёкот вертолёта, тот живенько убрался в кусты, не дурак.

Мэтт снова порадовался, что по взаимной договорённости всех участников этой операции было решено как можно дольше держать в неведении газетчиков, телевизионщиков и прочую братию.

Пока агенты и помощники шерифа табуном носились по поляне, фотографируя страшные находки, Мэтт присел на корточки возле Камня и привычно пощупал пульс у него на шее. Потом выдохнул с превеликим облегчением и уселся на земле, вытянув ноги. Не было никаких сил. Просто не было, и всё. Кончились.

По сторонам он даже не смотрел — только на осунувшееся, посеревшее и безмятежное лицо своего напарника.

— Эй, — тихонько позвал он. — Батарейки-то в диктофоне насмерть сели. Ты их когда вообще менял в последний раз, обалдуй хренов?

Камень, понятное дело, молчал. Дрых или притворялся, зараза.

— Так что только в городе выяснится, чего там записалось, — продолжал Мэтт. — Того и гляди, меня самого заметут за у******о, если ничего не удастся пришить тому уроду.

Но Камень не отреагировал даже на эдакое. Мэтт лишь крякнул.

Вдруг на него упала чья-то тень, и он вскинул голову.

Рядом стоял Джеки Шульц и смотрел на него непонятным, напряжённым взглядом.

— Так вы только вдвоём пытались поймать этого гондона? — негромко спросил он, кивнув в сторону кольев. — Чего ж вы не пришли к шерифу?

Мэтт вздохнул:

— О пропаже той бедной девчонки никто не заявлял. А то, что погибли индейские коняги да собаки… кому это надо? Твой шериф про такое и слушать бы не стал.

— Мог бы меня попросить помочь, — буркнул Джеки, отходя.

— Учту, — с облегчением крикнул Крыло ему вслед. Он, конечно, не стал говорить парню, что подозревал и его.

Подоспевшие парамедики с санитарного вертолёта уложили Камня на складные носилки и утащили. Подумав, Мэтт поднялся и поковылял за ними. Пока его действительно не упекли за решётку, надо было присматривать за Камнем. Теперь именно это стало его первоочередным долгом.