Предел икон

Глава 9

То, что произошло дальше, оказалось настоящим кошмаром. Араб вез меня в аэропорт, и я не могла вырваться из ловушки развязок скоростного шоссе. Мы ехали в гнетущей тишине, от которой мысли не только не концентрировались — их вообще не было.

Наверное, стоило согласиться на его предложение. Одна ночь могла бы не привести меня сюда, оттянуть всё. Но теперь было слишком поздно. Когда я поняла, что происходит, попыталась отпрянуть от него, дернула ручку двери, как только машина остановилась в ангаре с частным самолетом. Я выскочила наружу, тут же упала в лужу чего-то липкого и вонючего. Поднявшись, попыталась бежать, но Киф схватил меня почти сразу. Я извивалась, как дикая кобыла, пытаясь вырваться, и в какой-то момент вонзила ногти в его бороду, надеясь достать до кожи.

— Черт тебя побери, — ругался он сквозь зубы, пытаясь поймать мои руки.

Я не хотела никуда лететь, не хотела быть заложницей, не хотела становиться жертвой. Запах машинного масла и металла смешивался с запахом моего страха и адреналина. Я пронзительно закричала в полумраке ангара, собрав всю свою энергию, и ударила Кифа по голени. Он испустил стон и на мгновение ослабил хватку. Тут же бросилась в сторону, но споткнулась и упала, ударившись головой о металлический край.

— Давай наручники, — приказал Киф водителю, который не успел помочь.

Водитель смотрел на меня с осуждением, пока Киф удерживал на бетонном полу. Он завел мои руки за спину и прижал коленом, не давая подняться. Вокруг витал запах пыли и холодного сырого бетона, а сердце стучало так громко, что отдавалось эхом в ушах.

Когда наручники защёлкнулись на запястьях, Киф ослабил хватку и поднял меня на ноги. Он выглядел недовольным, бросив быстрый взгляд на водителя, как будто ждал от него подтверждения правильности действий.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Киф задумался, а затем, не глядя на меня, сказал:

— Ничего.

Водитель открыл багажник и достал аптечный контейнер. Я в ужасе распахнула глаза: они собирались меня усыпить. Как животное, как товар, как груз, который мешает их путешествию. Зачем? Я отчаянно дернулась, пытаясь избежать неизбежного, но Киф только крепче сжал мои руки.

— Успокойся, это не то, что ты думаешь, — сказал он спокойно, но настойчиво.

Мои страхи подтвердились, когда водитель достал флакон с прозрачной жидкостью и шприц. Я снова попыталась вырваться, но Киф удерживал меня железной хваткой.

— Это просто усыпляющее, — сказал водитель, заметив мой ужас. — Это для твоей же безопасности.

Паника захлестнула меня, и мои попытки сопротивления оказались напрасными. Водитель быстро наполнил шприц и приблизился ко мне.

— Это не займет много времени, — добавил он, делая укол в мою руку.

Мир начал медленно затуманиваться, силы покидали тело. Вскоре я погрузилась в темноту, не в силах больше бороться. Последнее, что я услышала, был приглушённый голос водителя:

— Надеюсь, это действительно нужно.

***

— Никогда бы не подумал, что у Никонова такая "прелестная" дочурка, — голос Кифа Ли раздавался спереди, как будто он говорил с кем-то по телефону. — И все так замечательно складывается, словно сама судьба нам подыгрывает. Да, понятия не имею, кто это был. Не из наших, может, какой-то "горе-охранник", приставленный к ней. В любом случае, теперь он не жилец, и ее дорогому папочке он не помощник. Будем надеяться, это сделает его более "договороспособным", и он сам к нам явится. А то Рамиль уже задолбался.

Киф говорил с едким сарказмом, как будто все, что происходило, доставляло ему удовольствие. От его слов веяло хладнокровием и леденящим спокойствием. Он рассматривал ситуацию как забавную игру, где все ходы просчитаны наперед.

На моей голове был темный мешок, и каждый вдох отдавался в ребрах. Сухость во рту такая, что казалось, песок скрипит на зубах. Я страдаю от сильного обезвоживания, и голова кружилась, точно после безумной карусели. В ушах неприятный звон. Руки, скованные наручниками спереди, почти онемели от затекания.

Я лежала на заднем сиденье машины, ощущая, как каждый толчок на дороге отдается тупой болью во всем теле. Желудок периодически сжимался, вызывая приступы тошноты, а во рту оставался неприятный металлический привкус.

При упоминании имени я мысленно застонала. Рамиль аль-Хаким — наследный принц спорных территорий, где уже не одно десятилетие бушуют нефтяные войны. Эти земли, подобно шахматной доске, арена для грабительских рейдерских захватов, и память неохотно возвращала картины постоянных конфликтов за контроль над черным золотом.

Я — дочь Константина Никонова, человека, чье имя овеяно тайнами и скрыто за завесой конфиденциальности. Но Киф Ли знал об этом. Еще больше настораживало то, что теперь мне стало ясно, зачем ему понадобилась я. Все разыграно по-настоящему мастерски, на грани фола. Я сама попалась в ловушку, несмотря на предупреждения Макса и сигналы об опасности. Теперь остается только кусать локти. Как же я могла быть такой наивной?

Это же арабы, думала я, упиваясь собственным идиотизмом. Они женщин за людей не держат. Если они так дерзко способны убивать людей и похищать посреди белого дня на чужой территории, то чего им бояться? На их стороне вера, доведенная до фанатичного презрения ко всему остальному. И что мне теперь делать?

— У девушки может быть обезвоживание, — заметил второй человек, вероятно, водитель. — Надо бы привести ее в чувство и дать воды.

— Не стоит, — отозвался Киф. — Она крепкая и явно выносливая. Выдержит. А там довезем ее до Рамиля, и он сам решит, что с ней делать дальше. Конечно, она красавица, я бы и сам не прочь повеселиться с такой, но отказ есть отказ.

Водитель одобрительно хохотнул.

— Да они все испуганные, ласковые. Предложи ей еще раз, может, и согласится. А может и сама себя предложит.

— Ну, да. Вот пусть Рамилю и предлагает.

Почти задыхаясь от ужаса под плотной тканью, я издала короткий, бессмысленный крик протеста, но никто его не услышал. Мои мысли были заняты мучительными воспоминаниями о жутких сплетнях о смертоносном Рамиле: «Он держит пленников лишь для того, чтобы пытать их. Он смеется, когда его жертвы кричат от боли. Он рубит головы мечом, ради удовольствия и контента...»

К горлу подступил комок, но я уже не думала о побеге, потому что знала — это невозможно. В памяти всплыл голос отца, который наставлял сводных братьев, когда они были совсем юными: «Если судьба решит, что вы окажетесь в руках врага, примите это с мужеством. В бизнесе, сражайтесь как воины. Нефть не терпит слабых!»

Слова проклятием раздавались в моем сознании снова и снова. Когда машина замедлила ход, и я услышала звуки большого селения, ярость стала преодолевать страх. Я подумала, что слишком молода, чтобы умереть, и что это несправедливо! Все из-за того, что я — дочь Никонова, у которого возникли проблемы с этим кровожадным террористом, поглощающим всё на своем пути.

Машина резко затормозила, и бедное сердце, и без того учащенное, забилось с неистовством загнанного зверя. Вокруг раздавались звуки толпы, вскоре я услышала, как мужчины, будто в трагическом хоре, молят о пощаде:

– Сжалься, Рамиль… Смилуйся, Аллах…

Жуткий вой оборвался резкими автоматными очередями, пробивающими тишину, как камни, брошенные в горы. Меня вытащили из машины с жестокостью, лишенной всякой церемонии.

– Рамиль, – раздался голос, – подожди, мы кое-что привезли для тебя!

Ослепшую от накинутого на голову мешка и с руками, скованными наручниками, подняли, как трофей. Воздух насытился вонючим запахом пороха, пыли и пота, забил нос ароматом отчаяния и необратимости. Вдалеке еще слышался крик мужчины, молящего Аллаха, пока меня несли в неизвестность.

Затем опустили на раскаленную землю и грубо подтолкнули вперед. Ноги, затекшие и лишенные силы, не выдержали, и я рухнула на колени. В отчаянии и страхе перед тем, что может произойти, едва почувствовала, как по телу лижет дрожь, похожая на холодный ветер. «Умереть, так сразу. Русские не сдаются. Умирают в бою», – слова, рвущие душу, как последняя мантра, пока я тщетно пыталась подняться.

Надо мной раздался голос, властный и знойный, точно пришедший из самой глубины ада. Это был голос Рамиля, голос, который, казалось, заполнил собой весь окружающий мир, усиливая и без того невыносимое напряжение, нависшее надо мной.