Неистовый квартет. Часть 2. Превратности любви и магии

Глава 1. Часть 4

Они вышли из леса уже в сумерках. Тащиться по темноте до города не осталось ни сил, ни желания, так что решили заночевать в ближайшей деревеньке.

Как обычно выбрать самый богатый дом не получилось: все подворья выглядели примерно одинаково. За хлипким плетнем пара сараев и сам дом, который от них можно было отличить только по наличию окон, сейчас, в теплое время года не затянутых бычьим пузырем.

Друзья выбрали дом наугад, им сразу повезло: хозяева, пожилая пара, согласились пустить путешественников на ночь в сарай и угостить ужином.

Стол не мог похвастаться богатством: овсяная каша, лепешки из черной муки и смородиновая наливка, которую хозяева явно достали из закромов, чтобы попотчевать гостей.

Старикам было ужасно любопытно, что происходит в мире за пределами герцогства. Постепенно завязался разговор, в котором в основном участвовала Бланка. Карл и Дора изредка вставляли пару слов, Фриц, обычно болтавший без умолку, уткнулся в свою тарелку.

И вот, рассказывая об их борьбе с чудовищами, Бланка случайно проболталась об убийстве местного монстра. Хозяева тут же разволновались, потребовали доказательств.

Пришлось показать голову чудовища. В конце концов, Сезар не сказал четко, что нужно соблюдать секретность.

Убедившись в гибели монстра, хозяйка утерла повлажневшие глаза передником, а хозяин отказался брать деньги за еду и ночлег. Оказалось, от когтей чудовища погиб один из их внуков. Выяснилось, что жертв было гораздо больше, в том числе ребенок, вопреки запрету старших отправившийся в лес за ягодами.

— Вот видишь, ты еще хотел отказаться от работы, — заметил Карл, когда они остались вчетвером в сарае.

Здесь можно было хорошо выспаться на кипе приятно пахнущего сена. Хотя хозяева пытались уступить героям, отомстившим за внука, свое супружеское ложе. Пришлось долго и велеречиво отказываться: не хватало еще отправлять стариков ночевать на сеновале.

— Да ты прав, с монстром стоило разобраться, — неожиданно покладисто согласился Фриц и, устало потерев переносицу, добавил:

— Меня все еще терзает поганое предчувствие…

Бланка ободряюще пожала его руку, Дора предложила:

— Поспи, все пройдет.

Но Фрицу не спалось.

Когда все помолились, Карл быстро уснул и вскоре уже раскатисто храпел, развалившись на соломе. Бланка свернулась калачиком рядом. Дора тоже собралась укладываться, но заметила, что Фриц все еще сидит на пороге и смотрит в звездное небо.

Такой отличный шанс поговорить с ним с глазу на глаз не стоит упускать.

Встав с уже расстеленного одеяла, Дора подошла к Фрицу и присела рядом.

— Может, расскажешь, что у вас с герцогиней Сфорца произошло? Если она действительно опасна, мне стоит знать. Карл и Бланка не хотят выдавать твои секреты…

Фриц криво улыбнулся, и Дора добавила:

— Когда облегчишь душу, станет лучше.

— Прямо, как на исповеди… Эх, давно я никому не исповедовался.

Он довольно долго молчал, сжимая крест, Дора уже решила, что не услышит ничего. Но тут Фриц заговорил нарочито небрежным тоном, за которым ощущалась боль и напряжение:

— Ты уже, наверное, догадалась, что мы с Соланж были любовниками. Только звалась она тогда не «Ее Светлость», а Сола — дочка Отто Пьянчужки. Я был совсем молокососом, она — на четыре года старше, опытнее, да еще такая красивая… Я, конечно же, влюбился без памяти. Наша связь была не похожа на преклонение рыцаря перед прекрасной дамой, когда она позволяет только поцеловать себе руку, а он сочиняет ей стихи. О, нет… Мы чаще делили ложе, чем разговаривали. Сола всегда хотела попробовать что-то новенькое. Даже мне… мне!.. стыдно подчас вспоминать, что она проворачивала… Потом оказалось, что я был для нее чем-то вроде соломенного чучела, на котором тренируют удары меча. Познав все премудрости любовной науки и научившись ублажать мужчину, Сола окрутила проезжавшего через деревню герцога Сфорца. Сначала стала его любовницей, затем женила на себе.

Чем дольше Фриц говорил, тем больше едкого сарказма появлялось в его голосе, но Дора слышала скрывающийся за самоиронией надлом.

Ей хотелось как-то поддержать Фрица, в конце концов, его история была не такой уж печальной, поэтому сказала, не подумав:

— Все не так уж плохо. Зато ты сполна насладился плотскими утехами…

Дора осеклась, натолкнувшись на бешеный взгляд Фрица. И, словно бы ощутив жар его гнева, поняла, что не стоило так грубо судить.

В следующий миг Фриц совладал с собой и даже надтреснуто рассмеялся.

— Ну да, отчасти ты права — я счастливчик. У нас, мужчин, чувств ведь нет, нам лишь бы куда-нибудь всунуть свою морковку. И думаем мы тоже ей.

Дора ощутила себя виноватой, если честно, в глубине души она всегда так мужчин и воспринимала. Но быстро спохватилась и произнесла с осуждением:

— Знаешь, ты себя так ведешь, что действительно кажется, будто тем самым местом иногда думаешь.

Взъерошив волосы, Фриц улыбнулся почти искренне.

— Да уж, выставил я себя в самом худшем свете. Постарался… Можешь не верить, но когда я ушел в монастырь, то искренне хотел соблюдать целибат, мучился, чуть ли не каждую ночь видел во сне Солу и просыпался в весьма неприличном виде. Но оказалось, что целомудрие в церкви уже давно не в чести. В миру я только слышал разные слухи, а в монастыре увидел все своими глазами. У настоятеля была невенчанная жена, жившая рядом с монастырем, братья регулярно ходили в бордель ближайшего города, один особо изощренный совращал юных послушников…

— Боже, какая мерзость! — Дору передернуло.

Она, конечно, знала, что многие святые отцы ведут довольно распутную жизнь. Да что там, ходили упорные слухи, что настоятель единственного в Пьетро храма хаживает ночами к одной пышногрудой вдове. Но если дело уже дошло до богопротивного мужеложства — церковь прогнила окончательно.

Фриц хмыкнул.

— Быть целомудренным среди святых отцов почти зазорно. Вот и я начал за компанию с братьями посещать веселый дом. Хотел таким образом отомстить Соле. Ха! Как будто ей было дело до того, с кем я делю постель… Постепенно я привык играть этакого распутного повесу. Не задерживаясь возле одной женщины дольше нескольких часов, я оберегаю себя от очередной любви и очередной боли. Вот оказывается, какая я тонкая натура!

Он по своему обыкновению собирался перевести все в шутку, но Дора серьезно сказала:

— Я тебя понимаю. После предательства того, кого любил, трудно начать снова верить и открыть сердце…

Фриц нахмурился.

— О, как я любил ее… Хотел жениться, мечтал о куче очаровательных детишек. Мне было плевать, что наш брак сочли бы неравным и осудили. Сола ведь дочка бедняка, который еще совсем недавно платил подати моей семье, а теперь гнул спину на герцога Заксенштойфе. Я — дворянин из древнего рода… Вот только наш род теперь славен разве что красивым гербом да девизом. Еще дед проиграл все наши владения, фамильный замок, земли — все пришлось продать Заксенштойфе. Он, в общем-то, неплохой человек, позволил нашей семье остаться в замке, отец вроде как был управляющим. Так что я не мог предложить Соле ничего, кроме своей любви. Она же мечтала о богатстве и громком титуле.

Фриц тяжко вздохнул, Дора, вся обратившаяся в слух, даже не заметила, что подалась к нему.

— Я отправился за славой и золотом в Святую Землю, — сказал так, словно ставил на самом себе позорное клеймо, Фриц. — Наверное, ты слышала о последнем Крестовом Походе?

Дора неуверенно покачала головой: слышала что-то самым краем уха, похоже, их семья тогда только-только сбежала из Василевсина и была слишком занята устройством на новом месте. Единственное, что Дора помнила о Крестовом Походе, были горькие слова отца: «Вместо того, чтобы тащиться в Святую Землю, лучше бы помогли нам оборонять Василевсин от басарцев! Но рыцарям нужна только слава, а вернианцы для них такие же враги, как язычники».

Фриц махнул рукой.

— Ладно, не копайся в памяти, об этом Крестовом Походе мне даже говорить стыдно. Но я был так молод и глуп, как может быть глуп только влюбленный. Мечтал о том, как буду разить аласакхинцев, заберу их несметные богатства… Оказалось, что в святом воинстве все либо такие же сребролюбцы, либо фанатики, готовые убивать женщин и детей, если те не хотят молиться Богу так, как, по их мнению, правильно… Единственное, что я добыл в Аласакхине — вот это!

Резко встав. Фриц повернулся к Доре спиной и начал задирать рясу. В первое мгновение Дора насторожилась, мало ли, вдруг вся эта печальная история лишь ловкий трюк, чтобы разжалобить публику. От хитреца Фрица всего можно ожидать. Но сомнение прошло, Дора укорила себя на недоверие друзьям, а, когда Фриц поднял рубаху, не смогла сдержать ошеломленного оханья.

На его спине между острыми лопатками выделялся белесый шрам в форме звезды — в чем-то даже красивый жуткой противоестественной красотой. Дора едва удержалась, чтобы не прикоснуться. Она видела похожий, но чуть поменьше, на плече отца. След от четырехгранного наконечника копья воинов востока.

— Пика басарских янычар, — подтвердил ее мысли Фриц.

Опустив рубаху и рясу, он снова сел рядом с Дорой, которая предложила:

— Я знаю рецепт хорошей мази, она наверняка сгладит шрам…

Покачав головой, Фриц твердо сказал:

— Нет. Я давно мог бы попросить кого-то из братьев убрать его — божья сила способна на такое исцеление. Но я решил оставить шрам, как память об ошибках прошлого… Тот Крестовый Поход изменил меня. Зной, превращающийся в адское пекло из-за пожарищ. Песок пустыни, пропитанный кровью — она смешивается, и враги становятся кровными братьями посмертно. Сражения, сражения, в перерывах — пиршества в захваченных городах на золотой посуде аласакхинцев, с их женщинами, которые прислуживают победителям, чтобы защитить своих детей от смерти… Мы у себя на материке думаем, что все народы востока и не люди вовсе, а демоны с песьими головами. Но это не так. Кожа у них темнее и разрез глаз странный, но они такие же люди, как мы. Им так же больно, когда убивают родных, они так же хотят защитить тех, кто им дорог…

— И они взамен убивают нас, — процедила Дора.

Уж кого-кого, а всех молящихся Зоару сумасшедших с востока она ненавидела, хоть басарцев, хоть аласакхинцев.

Фриц посмотрел на нее неожиданно печально и сочувственно, так бы мог смотреть умудренный опытом отец на юную дочь.

— Ты права… Но как часто мы воюем не с жителями востока, а друг с другом? Единобожники поступают с единоверцами настолько ужасно, что такое не смогли бы вообразить ни басарцы, ни аласакхинцы. Это я понял в раскаленных песках…

Дора готова была спорить, но сдержалась, весь сейчас они не дискутировали о гуманности. Не стоит прерывать рассказ Фрица.

— Много раз в битвах я был на волосок от смерти. Рана на спине была самой тяжелой — я мог умереть. Но Господь каждый раз отводил от меня косу Костлявой, так что, возвращаясь после нашего разгрома назад в Бруденланд, я решил больше думать о вере… Сола обещала ждать меня, я надеялся, что хоть и не разбогател, все же смогу жениться на ней и содержать семью за счет своих умений: владения мечом, грамотности… Но оказалось, что Сола давным-давно живет с герцогом Сфорца. Он появился в наших краях всего через пару недель после моего отъезда, и она сразу же принялась его штурмовать… Ну и добилась, чего хотела… Я попытался встретиться с ней, отправился в Грайсер. Но стража выгнала меня взашей, потом в одном темном переулке меня пытались зарезать двое бугаев. Их наняла Сола, чтобы я не распространял о Ее Светлости всяких слухов да не вздумал мстить. Ну, я в свое время встречал кое-что и похуже их ножичков, так что преподал урок вежливости… Потом я отправился в монастырь и больше ни разу не видел Солу… Для меня она — плохой человек.

Резко вскинув голову, точно подобравшийся для прыжка зверь, Фриц бросил на Дору пробирающий до костей взгляд.

— Тебе важно, чтобы возлюбленный был богат?

Дора растерялась. Конечно, ей не хотелось жить в нищете, подбирая со стола крошки и вымаливая милости у тех, кому повезло больше. Но и быть богатой знатной дамой Дора не мечтала. Блеск злата туманит разум человека, превращая его в злобного дракона, которые в древние времена в обилии населяли материк и запугивали людей.

Знатность несет опасность: в любой момент на твои владения могут напасть соседи или родич подсыплет в вино яд, чтобы получить власть.

Подумав, Дора произнесла с кривой улыбкой:

— Для меня главное, чтобы меня не пытались сжечь. Я знаю, каково, когда тебя предают…

Слова давались с трудом, но она все же очень хотела рассказать, излить горе, которое тлело глубоко в душе. Поделиться с тем, кто пережил нечто похожее.

— В Пьетро был мужчина… Хосе… Может, я и не любила его так страстно, как ты — Соланж, но мне было хорошо с ним. Когда меня… схватили, он не пытался заступиться. Понимаю, все трепещут перед Трибуналом, а у Хосе старые родители, братья-сестры… Но зачем он еще и оклеветал меня?! Зачем соврал, что я приворожила его темным колдовством? Если уж Инквизиция докопалась до нашей связи, придумал бы что-нибудь другое… Но ему было плевать на меня. Подумаешь, баба, с которой кувыркался на сеновале, другую найдет…

Голос сорвался, и Дора сжала губы, жалея, что столько наговорила, показала слабость. Но и Фриц ведь тоже открылся перед ней…

Он мягко положил руку Доре на плечо.

— Прости его — он лишь слабый человек, не герой. От обиды, которую ты хранишь в душе, будет плохо в-первую очередь тебе самой.

Она накрыла ладонь Фрица своей.

— То же самое могу сказать и тебе.

Фриц расплылся в улыбке.

— Да я уже давно о Соле не вспоминал. Вот только сейчас, когда она совсем рядом, и все то и дело повторяют «Ее Светлость то, Ее Светлость се», воспоминания сразу накатили… Спасибо, что выслушала. Кроме наставника в монастыре я никому это не рассказывал, а как выложил, так сразу легче стало.

Удивленно вскинув брови, Дора спросила:

— Разве Карл и Бланка знают не всю твою историю?

Фриц хитро сощурился.

— Нет, только в общих чертах: я когда-то любил Солу, отправился ради нее в Святую Землю, а она вышла за другого… Бланка даже написала трагичную балладу о преданном рыцаре.

Он встал, отряхивая рясу от соломинок.

— Пора спать, не то завтра будем еле плестись и вызовем у Карла и Бланки весьма нехорошие подозрения о том, чем мы всю ночь занимались. — Фриц подмигнул в своей обычной развязанной манере.

Дора усмехнулась.

— Ты неисправим. Даже не знаю, верить ли твоей драматичной истории, словно вышедшей из песен менестрелей.

— Можешь не верить, — легко согласился Фриц, пожав плечами.

Вдруг подошел вплотную к Доре и перекрестил ее лоб.

— Спи спокойно. Я… то есть мы, не предаем тех, кого назвали друзьями.

Дора улыбнулась.

— Я тоже своих друзей не предаю.

Этой ночью она спала крепко, без сновидений.