– Костя, погоди! – заорал мне вслед Антон, когда я резко ломанулся из его кабинета. – Машину-то свою забери!
Я притормозил, уже выйдя в ангар. Пару секунд соображал, смогу ли водить тачку. Без колёс под жопой как-то некомфортно, но нога...
Я покачал головой:
– Не могу пока с педалями... Не привык к протезу.
Он кивнул не настаивая. Потом почесал в затылке.
– А байк?
– А есть?
– Есть, – загадочно произнёс Антон, и мы пошли вглубь ангара.
Среди ржавых корпусов и разобранных двигателей, стоял мотоцикл, накрытый брезентом.
Антон с торжественным видом сдёрнул покрытие, и я увидел ЕГО!
"БМВ" почти новый, ухоженный. Чёрный, с хромированными деталями, которые поблёскивали даже в полумраке помещения.
У меня дыхание перехватило от возбуждения. Я был неисправимым адреналинщиком, всегда любил скорость, но обзавестись байком все руки не доходили. То одно, то другое.
Я несмело подошёл ближе, не веря своим глазам. Руки подрагивали от волнения, когда я провёл по рулю ладонью.
Клянусь, он был прекрасен!
– Нравится? – с придыханием спросил Антон, видя, как я залип на байке. Я чувствовал, что он хочет меня порадовать хоть чем-то, что он не просто так спрашивает. Друг на самом деле надеялся мне угодить. – Два цилиндра, разгоняется до трёхсот, – наваливал он для пущего эффекта, но я уже без того был впечатлён.
– Нравится? Да не то слово. А чей он? – я даже забыл о своих печалях на мгновение, позволив себе улыбнуться.
– Хозяин полгода назад оставил, – сказал Антон. – Денег за ремонт не заплатил, с тех пор не объявлялся.
– А если объявится?
– Да пошёл он на хуй! – заржал Антон. – Подожди минуту, ключи от него найду.
Антон ушёл куда-то и вернулся с ключами. Помог выкатить байк в проход.
Я тут же завёл его, поддал газу, чтобы прочувствовать мощь аппарата.
– Виу-у-у- ви-и-у... Чувствуешь, какой зверь? – с восхищением произнёс Антон.
– Бля-я-я... От души, брат! – обнял друга на прощание.
– Ты вечером-то будешь? А то я водки взял, всех позвал...
– Буду! – пообещал я.
– Смотри, не разъебись!
– Постараюсь.
Антон открывает мне служебные ворота и выпускает из ангара.
Мотор ревёт, как разъярённый зверь, рвущийся с цепи. Я вжимаюсь в бак, кожей чувствую, как дрожит сталь между коленями, как вибрирует воздух, рассекаемый на бешеной скорости. Асфальт под колёсами – мираж, исчезающий за спиной.
Я лечу.
Не просто еду – несусь, будто земное притяжение, наконец, отпустило меня. Ветер бьёт в лицо, вырывает дыхание, заставляет глаза слезиться, но я смеюсь.
Смеюсь громко, дико, потому что внутри бабочки. Адреналин раскалённой волной перекатывается по жилам, щекочет внутренности, заставляет сердце колотиться так, будто оно соревнуется с движком мотоцикла в скорости.
Притормаживаю только на повороте к дому.
Инстинктивно переношу вес, чувствую, как мотоцикл послушно кренится, резина цепляется за дорогу с хищным рыком. На миг кажется, что сейчас сорвусь, улечу в кювет, но нет, я держу. Держу, потому что мы с этой машиной уже одно целое, потому что страх уже сгорел, остался только восторг, чистейший, как этот ветер, как небо над головой, бескрайнее и бездонное.
И в этот момент я понимаю: я не просто еду. Я живу.
Живу на пределе, на острие, там, где секунда длится вечность, а вечность умещается в одном вздохе.
Всплеск адреналина и вспотевшая спина напомнили мне, что я всё ещё не сдох, не потерял способность чувствовать что-то, несмотря на потери.
Квартира встретила меня пыльным молчанием. Год пустоты осел на стенах, делая их неуютными, необжитыми.
Даже старенький, продавленный диван, когда-то бывший почти что членом семьи, теперь казался чужим. Я хотел немного вздремнуть, но сон не шёл.
Перед глазами вспыхивали картинки, от которых хотелось выть.
Погибшие сослуживцы...
Воробьёв...
Надюша...
Касьянов...
Его предательство.
Оно жгло сильнее, чем ожог от раскалённого ствола. Я верил ему, как брату. А он... Он просто взял и украл у меня то немногое, что ещё держало на плаву.
Я вскинулся, сел, схватившись за голову. Тишина вокруг была оглушительной. На войне я только и мечтал об этом – о тишине, о покое, о том, чтобы просто лежать и не слышать воя мин. Но сейчас эта тишина давила, как бетонная плита.
Слёзы подступали комом к горлу, душили, как удавка. Я сглотнул, но они прорвались – горячие, ядовитые, как кислота. Я рычал, стискивая зубы, чтобы не закричать, бил кулаком в подушку, но боль не уходила. Её накопилось слишком много, а я всё оттягивал момент, чтобы осознать её размеры, отмахивался от неё, как от назойливой мухи, потому что я мужик, я должен быть сильным. Мужики не плачут.
Поступок Вити пробил брешь в этом гигантском пузыре, и он лопнул.
Мот стал моей отдушиной. Не в силах находиться в пустой квартире, я отыскал свои парадные берцы и снова оседлал байк. Косуху, защиту и шлем купил по дороге на СТО, чтобы ездить безопасно и не слишком отличаться от других мотоциклистов. Теперь я носил с собой пистолет, лишнее внимание мне было ни к чему.
Настроение было вовсе не праздничным. Я думал только о Вите. Хотел у***ь его. Разорвать на мелкие куски.
Именно поэтому я отказался вечером от выпивки на празднике, который устроил в мою честь Антон. Наврал, что лекарства пью из-за ноги, и их нельзя смешивать с бухлом. Знал, что если вмажу – это добром не кончится.
Антон расстарался – накрыл поляну в беседке во дворе. Водочка, шашлык, гитара, девочки. Зачем портить ему настроение и другим мужикам?
Пока все собирались, он показал мне СТО. Похвастался новыми станками и другим оборудованием.
– Откуда бабки? – поинтересовался я, прикинув сумму, которую Антон потратил на расширение мастерской. – Это же очень дорого?
– Тачки угнанные "причёсываем", – тихо сказал он. – Вот дела и пошли в гору.
– Да ладно? Не боишься, что поймают?
– Так Касьянов нас крышует. И берём мы только дорогие автомобили. Вёдра – не наш профиль. Мы аккуратно, Кость.
– А охрана на въезде зачем?
– Защита от беспредельщиков. Я Седому офис сдал, ну, то есть бесплатно выделил помещение, где они собираются, а его бойцы всю базу за это охраняют. Игорь тоже сегодня будет. Я решил, что дружба с ним – не лишнее. Надо было, конечно, у тебя разрешения спросить, как у нового хозяина...
– Да нет, всё нормально. Ты правильно сделал, Антох.
Касьянов, значит, теперь крышует угонщиков тачек?
Витя всё больше превращается в оборотня. Мир вокруг всё больше сходит с ума, и я всё меньше хочу иметь отношение ко всем этим базам, бандитским группировкам, продажным ментам и нелегалу.
Мой бывший друг приехал вовремя. Он всегда был пунктуальным сукиным сыном.
Я ждал его, но всё равно меня тряхнуло, когда его чёрный, блестящий джип въехал на территорию. Вышел из-за стола, чтобы встретить его и объяснить по мирному, что видеть его больше не желаю, а дружба наша закончилась.
Мирно не получилось.
Витя распахнул дверь своего "Рэнжровера" с той небрежной уверенностью, с какой это делают люди, привыкшие владеть вниманием. И тогда я увидел ЕЁ!
Сначала длинные, почти белые волосы, рассыпавшиеся по плечам, блестящим облаком. Потом лёгкий поворот головы, и взгляд.
Блять, этот взгляд...
Светлые глаза, то ли серые, то ли голубые, но такие глубокие, что я в них провалился с концами. Девушка улыбнулась мне, и у меня перехватило дыхание.
Я забыл о Вите и о том, что минуту назад хотел его у***ь.
Он приобнял блондинку за талию, показывая всем своим видом, что она с ним, и они подошли ко мне.
Девчонка была довольно высокой и крепкой, несмотря на худобу. Спортсменка – сразу определил по мускулистой фигуре, которая на мой вкус была немного пацанячьей.
– Знакомься, это Валерия, – бросил Витя, даже не подозревая, что в этот момент внутри меня поднялась целая буря. Что-то щёлкнуло, сломалось, перевернулось и уже никогда не встанет на место. – Это Костя Барсов. Мой друг.
Глядя мне прямо в глаза, она протянула руку, и когда наши пальцы соприкоснулись, по спине пробежал ток. Не метафорический, самый что ни на есть настоящий, горячий и колючий. Сердце забилось так, словно рвалось наружу.
– Витя много о тебе рассказывал, – совершенно детским голосом говорит Валерия.
Она смеётся, говорит что-то ещё, а я уже не слышу слов. Только смотрю. На изгиб пухлых губ, на жемчужные зубки, на тень пушистых ресниц, на то, как её шея изящно уходит в вырез блузки, на длинные, стройные ноги, которые совсем не скрывают короткие джинсовые шортики. И понимаю – мне пиздец.
Это не просто симпатия, не мимолётное увлечение. То самое чувство, о котором мужики не треплются в трезвом уме, но в которое падаешь без сопротивления, как в пропасть, потому что не хочешь сопротивляться.
Витя тоже что-то говорит, мир вокруг продолжает двигаться, но для меня он теперь разделён на до и после.
После этого взгляда. После этой улыбки.
После неё.