Опасные игры. Между двух сердец

22. Валерия

Я знала, что дома меня ждёт пиздец, поэтому не торопилась туда.

Мы с Костей позавтракали, а потом попрощались у его подъезда. Он утарахтел на своём байке, а я ещё долго сидела в машине, вспоминая наш поцелуй.

Я не ошиблась в Барсове. Он очень добрый, несмотря на свою внешнюю холодность.

Хорошо, что он не мой брат, потому что чувства я к нему испытывала совершенно несестринские. Я тоже ему нравилась, как девушка. Это было очевидно.

Мне ничего не стоило вчера раздеться и лечь к нему на матрас, но я боялась, что Костя меня прогонит или посмеётся надо мной, и тогда наша неокрепшая связь разрушится навсегда.

Он мне не брат, не друг, мы даже не встречаемся, но я больше не чувствовала себя одинокой. Потерять единственного человека, который услышал меня и понял, было бы непростительной глупостью.

Эта ночь, проведённая в квартире Кости, придала мне сил. Домой я зашла без страха.

Машины отчима не было во дворе, и это уже не могло не радовать. А вот мама была дома.

– Явилась, не запылилась? – с порога набросилась она на меня.

– Привет, мам, – устало протянула я, поняв, что скандала всё же не избежать.

– Ты где была, дрянь такая? Отвечай!

– У своего брата. Костя Барсов – слышала о таком?

Я испытала невероятное счастье, сказав эти слова матери в лицо. С нескрываемым удовольствием наблюдала, как его перекашивает от злости. Её идеально накрашенные губы искривились в гримасе, которую мне раньше видеть не доводилось.

– Что? Ты совсем чокнулась? Ты... ты общаешься с этим... – она не могла даже подобрать слово, просто тыкала пальцем в воздух, будто Костя стоял прямо перед ней.

– С моим братом? Да. – Я нарочно медленно сняла куртку, бросив на спинку дивана, давая ей время прочувствовать каждый мой спокойный жест. – Мы хорошо провели время.

– Валерия Ильинична! – её голос взлетел до визга. Она так обращалась ко мне только в самых крайних случаях. – Ты понимаешь, что этот... этот уголовник просто использует тебя?

Я рассмеялась. Смех получился резким, почти истеричным.

– Использует? Он единственный, кто не пытается меня использовать!

Мама сделала шаг ко мне. Её глаза бегали по моему лицу, ища признаки лжи, безумия – чего угодно, что могло бы объяснить мои слова.

– Он тебе что-то сказал про меня? Про Гошу? – её голос стал тише, но в нём появилась опасная нотка.

Я подошла ближе, чувствуя, как гнев пульсирует в висках.

– У нас были более интересные темы для разговоров.

– Этот... Барсов... Он не твой брат. Он всё выдумал, чтобы с ним начали считаться уважаемые люди. Он не имеет к твоему отцу никакого отношения. Просто поверь мне, Валерия, я знаю, о чём говорю.

– А кто тогда? – резко выпалила я. – Ты знаешь, кто мой настоящий брат?

Мама испуганно отшатнулась, и мне показалось, что знает. Ещё как знает!

Значит, это не выдумка? У меня на самом деле есть брат?

– Ты единственная дочь Ильи Воробьёва и его наследница, – собравшись с духом, проговорила мама. – Всё остальное сплетни и выдумки. Я запрещаю тебе общаться с этим самозванцем Барсовым.

– Ты не можешь, мам. Я уже взрослая. Занимайся своей счастливой жизнью с убийцей и вором, а я буду сама решать, что мне делать.

Её ладонь снова взметнулась для пощёчины, но я поймала её за запястье. Впервые в жизни.

– Как ты смеешь? – зашипела мама, обалдев от того, что я взбунтовалась, посмела ей противостоять.

– Хватит! Если попробуешь ещё раз меня ударить, клянусь, я тебе отвечу. И это будет не жалкая, унизительная оплеуха. Я и не таких борзых в нокаут отправляла.

Мы замерли в этом странном танце. Она, дрожащая от ярости и бессилия, я, твёрдая, как камень.

– Ты не понимаешь, во что ввязываешься, – прошептала она уже тихо.

– Понимаю лучше, чем ты думаешь. И не вздумай жаловаться на меня Гоше. Хотя... Мне плевать.

Я отпустила её руку, прошла мимо наверх, в свою комнату.

Дверь захлопнула с такой силой, что с полки упала фарфоровая статуэтка и разлетелась вдребезги.

Моя мать не даст мне теперь житья, но уходить мне пока было некуда. К тому же, находясь здесь, я могу хоть как-то шпионить за Гошей и быть в курсе его дел.

Это и мой дом тоже. Уйти – значит показать свою слабость, сдаться.

С другой стороны, я ведь ничего не могу сделать. Совсем ничего.

А Костя может. Пусть не сейчас, но чуть позже. Я верю в него, потому что больше ни кого другого не осталось.