Оборотень

Глава 1

Первые слова, которые я услышал в этом мире, были не очень лестными для меня и исходили непосредственно от моей собственной матери, самого близкого и единственного, какого может быть менее умное существо. Я не люблю признаваться в этом, но меня беспокоило то, что я вырос без матери, хотя никогда не делал и до сих пор не считаю себя, по крайней мере, вовсе не неполноценным, потому что я был не один но я не был обделен вниманием, по крайней мере, в некоторой степени. Но, тем не менее, преследования, через которые мне иногда приходится проходить, нельзя сравнивать с теми, которые мне пришлось испытать, когда я сознательно осознал, что моя собственная мать отказалась мне. Не знаю, кем бы я вырос и вообще пришлось бы пережить период детства, юности и роста, не находясь со мной рядом с единственным дорогим мне человеком в тот момент, который стал моими мамой и отцом и брат, и сестра, и друг, моя бабушка, или, скорее, не моя, потому что она не была изначально, но действительно стала моей в процессе И еще раз, большое спасибо за всю мою жизнь, бабушка Херб!

Итак, я родился в полнолуние, поэтому в следующий раз, когда полнолуние ударит по небу, хотя я все еще был беспомощен, я больше не был слепым беззубым детенышем, которым я действительно мог бы быть. Бабушка Херб заботилась обо мне, как о родном ребенке. Когда-то у нее действительно был сын, но он умер в младенчестве от неизвестной мне болезни, и теперь она, как и прежде, отдала мне всю свою любовь и заботу.

Как и предсказывала моя чрезмерно умная бабушка, вскоре после моего рождения к нам пришли неожиданные и нежелательные гости.

Трава выглядела так, будто они приближались. Она внезапно забрала меня из магазина, затем еще одного двухмесячного ребенка и все, что могло сделать ребенка присутствующим в доме, оторвала доску от стены, которая на удивление легко поддалась, и толкнула меня в дыру, которая образовалось и все хорошее, что мне на тот момент принадлежало.

«Молчи, оборотень. Если нет, не оторви себе голову», - горячо прошептала она и вместо этого накрыла меня доской.

Бабушка не знала, что я к тому времени все поняла, и когда она наказала меня за то, что я заткнулся, она сознательно заткнулась.

Я осторожно разделил свои голые руки и те же ножны и прислушался к тишине вокруг.

Здесь было холодно, темно и неуютно. Но я молчал, даже тогда мне очень хотелось жить. Я едва мог различить тусклый свет, который проникал сюда сквозь щели между досками. Иногда пол надо мной тихо скрипел, когда бабушка тревожно подходила к окну и выглянула, ожидая незваных гостей.

- К черту! - пробормотала старуха, и тогда я поняла, что сейчас должно произойти что-то ужасное, непоправимое, что полностью изменит нашу жизнь.

Они уверенно постучали в дверь, и я вздрогнул от удивления, потому что это был не тот робкий стук, который я часто слышал, когда один из жителей деревни приходил просить мою бабушку о медицинской помощи. Дверь еле сорвалась с петель, за которые раньше почти не держалась, потом распахнулась, ударилась о стену, и одна петля все еще не удерживалась, сломалась.

Люди входили, не дожидаясь разрешения войти.

Я прикрыл глаза, так мне отчего-то было удобнее следить за всем, что сейчас происходило надо мной. Я как будто и сам находился сейчас там, наверху, и своими собственными глазами наблюдал за всем происходящим. Иногда мимо меня пробегали серые домашние мыши или даже крысы. Мне было очень неприятно от такого соседства, но они и сами, робко пискнув, бросались прочь от маленького невинного младенца, стоило им только почувствовать, кем именно я на самом деле являюсь. Таким уж я был особенным и неповторимым. Вот только при моём произведении на свет, совсем забыли спросить меня самого, хочу ли я быть настолько особенным и настолько неповторимым. Но речь ведь совсем о другом! Так что вернёмся к тому, что происходило сейчас в нашей ветхой, продуваемой всеми ветрами избушке. Избушке, что служила одновременно кровом и мне, и моей бабке, и пёстрой Корове, что привязанная у стены, мерно пережёвывала жвачку, и нескольким Курочкам, что сидели, нахохлившись, в некоем подобии клетки в самом углу нашего скромного дома, и Чёрной домашней Кошке, моей неизменной няньке.

Людей, что так беспардонно ворвались в нашу с бабкой безоблачную жизнь, было четверо. Трое мужчин, одним из которых был высокий, но притом всё ж несколько тщедушный священник в длинной коричневой сутане, второй молодой и широкий в плечах, третий чуть сгорбившийся старик, ну а четвёртой была молодая невысокая женщина. Её я узнал сразу же, как только она переступила наш порог, как узнал бы даже из тысячи.

Мама!

Она брезгливо смотрела по сторонам и то и дело бросала на мою бабку взгляд загнанного в угол зверя.

- Чем могу быть вам полезна, господа?- Спросила моя старуха. Стать ровно ей не позволяла сгорбившаяся годами спина, но даже так, согнувшись в три погибели и говоря беззубым ртом, ужасно шепелявя, она смогла смотреть на всех пришедших свысока и, стоя гордо, демонстрировать своё превосходство над ними.

Люди, так бесцеремонно вторгнувшиеся в наш дом, несколько смутились. Но не все. Один из них даже бровью не повёл. Кем именно он был, не трудно догадаться.

Священник окинул Травку сверлящим взглядом, оглядел свисающие с потолка пучки сухих трав, с презрением зыркнул на домашних животных, в особенности на Чёрную Кошку, что теперь умывалась, сидя на печи.

- Это ты, старая ведьма, два месяца назад принимала роды у этой госпожи?- Скрипучим голосом спросил он, ткнув костлявым пальцем в сторону моей матери.

Травка проводила его длинный перст задумчивым взглядом.

- Нет.

Моя мать охнула и прикрыла рот ладонью.

- Значит, это была не ты?- Уточнил священник, подозрительно сощурившись.

- Может я и старая, святой отец, но я не ведьма и уж тем более не подхожу под то понятие, которое Вы придаёте данному слову. А роды у этой несчастной молодой женщины принимала, действительно, я, но, к сожалению, ребёнок родился мёртвым, он затих ещё в утробе, и я ничем не могла помочь, ни ей, ни её малышу.

Не знаю, заметили ли остальные, но я с такой силой почувствовал облегчение, исходящее от моей матери, что от этого неожиданного открытия даже резко открыл глаза.

- Значит, ты сознаешься, что приняла ребёнка из её лона на свои собственные руки?- Снова подозрительно спросил священник.

- Да, я признаю это, но в чём тут грех, святой отец?- Так же смело, смотря ему прямо в глаза, спросила старуха.

- Возможно, это ты своей ворожбой убила ребёнка ещё во чреве матери, или украла его ещё живого и убила уже по дороге?- Едва сдерживая обуревавший его гнев, предположил святой отец.

Моя мать вздрогнула и побледнела при последних его словах, с испугом взглянула на старуху, что стояла, молча, опёршись на свою клюку. Но та даже бровью не повела.

- Или, быть может, ты забрала его в своей нечестивый дом,- он недоверчиво обвёл глазами комнату,- и скрываешь где-то здесь, чтобы вершить над ним свои дьявольские обряды?

Моя мать ещё больше побледнела. Один из мужчин, тот, что помоложе тут же приобнял её и поддержал. Она с благодарностью ему улыбнулась. А моё сердце обожгла жгучая ревность, на меня моя собственная мать никогда уже не будет смотреть с такой нежностью и любовью.

- Ребёнок родился мёртвым!- Упрямо повторила старуха, многозначительно посмотрев в глаза моей матери.

Та смутилась, убрала свой взгляд в сторону и неожиданно заговорила.

- Это великое горе для меня, святой отец, но старуха права, я ведь вам не раз уже говорила, что моё дитя было мертво при рождении.

- Где тело младенца?- Неожиданно звонко прокричал священник и все разом посмотрели на молодую мать.

Она, бледная и напуганная, в свою очередь посмотрела на каждого по отдельности.

- Я была настолько глупа и не могла выносить вида своего мёртвого малыша, что попросила старуху принявшую роды похоронить его самой. Я не могла... просто не могла вынести смерти своего собственного дитя.- Она громко зарыдала, уткнувшись лицом в хрупкие ладони. И горе её, по всей видимости, было искренним. Поди, ещё разбери, что хуже, родить мёртвого ребёнка или дитя оборотня, да ещё приказать у***ь его и быть уверенной, что смертный приговор приведён в исполнение.

Молодой мужчина, что стоял подле неё, тут же прижал её к груди, успокаивая и убаюкивая.

Священник презрительно фыркнул.

- Возможно, ведьма просто затмила тебе глаза своим нечестивым колдовством, дочь моя.- Не сдавался он.

- Я не ведьма.- Упорствовала Травка.

- Ребёнок был мёртв.- Выкрикнула моя мать.

Два высказывания слились воедино, что заставило всех на мгновение замолчать.

- Я не уйду отсюда, пока меня не убедят в том, что здесь нет дитя живого или мёртвого. И если это место преисполнено скверны....

Он принялся по-хозяйски расхаживать по комнате, раскидывать в разные стороны бабкино барахло, заглянул в каждую корзину, в каждый котёл, в печку и даже под стол, но ничего не обнаружил, кроме трав, мышиного помёта и грязного старухиного тряпья. Но это его, похоже, не очень-то убедило.

- А теперь давайте попробуем запустить сюда собаку, может животное что-то почувствует в этой обители зла.- Предложил он.- Ведьмы не очень-то жалуют этих тварей божьих, предпочитая им исчадий ада.- Он обличающе ткнул пальцем в Чёрную Кошку. Та на мгновение перестала вылизываться, осмотрела присутствующих, но так как на её честь больше никто не покушался, невозмутимо вернулась к прерванному было занятию.

Горбатый дед тем временем приволок упирающуюся псину со двора на длинной потрёпанной верёвке.

- И надо ж было мучить бедное животное, волочить его сюда через весь лес.- Прошамкала моя бабка, осуждающе качая головой и с сочувствием при этом глядя на несчастную собаку.

Наша Чёрная Кошка выгнулась дугой и зашипела, на какое-то время снова покончив с умыванием. Похоже, она была полностью солидарна с моей старухой. Мне, собственно говоря, тоже не очень-то понравилась идея с собакой, хотя я ещё и не понимал почему. Возможно, нелюбовь к ним была у меня в крови.

Оказавшись в незнакомом помещении, деревенская шавка первым делом всё тщательно обнюхала, чихнула, ей, по-видимому, был не очень-то приятен аромат, исходящий от бабкиных трав. Как я её понимаю, меня он тоже вначале донимал, но постепенно я начал мало того, что потихоньку привыкать к нему, но и отделять его, как бы выкидывать из собственной головы и своего же носа, так что меня он больше не тревожил и не дурманил голову, в отличие от неё.

Собака настороженно повела носом, за ним следовали умные коричневые глаза, а в том, что они умные, я нисколечко не сомневался, чай ведь не полностью человек, а только наполовину. Неожиданно её взгляд натолкнулся на то место, откуда секундой ранее долетел весьма необычный запах, а именно в половицу под которой, по сути дела, и лежал я. Она вперилась в неё внимательным взором и, мгновение поколебавшись, сделала один неуверенный шаг в мою сторону, затем второй, третий.

- Она что-то почувствовала!- Счастливо взвизгнул священник, глаза его фанатически заблестели.

Это сбило собаку с толку, она повернулась в его сторону, неуверенно повела ушами. Он, устыдившись своей детской радости, мгновенно стих.

Псинка снова посмотрела в мою сторону.

Я приподнял верхнюю губу в оскале и притом проделал это совершенно неосознанно, сам не до конца понимая, отчего так поступаю. Но, думаю, этого всё же было не вполне достаточно для того, чтобы произвести впечатление на матёрого цепного пса.

Тот между тем ещё разок принюхался, сделал замах для следующего шага, но, неожиданно для всех нас, над лесом вдруг раздался протяжный волчий вой, что казалось, длился бесконечно долго. Пёс тут же испуганно взвизгнул, заскулил и, выскочив вон из хаты, трусливо припустил в сторону родной деревни. Не знаю, что именно он услышал в этом заунывном пении, но то, что это произвело на него неизгладимое впечатление, было вполне очевидно. Не думаю, что его стоит винить за эту невольную слабость, в конце концов, обычный пёс стае волков не соперник.

Молодой мужчина попытался его поймать за обрывок верёвки, но собака увернулась и унеслась прочь, оставив хозяина или, быть может, не хозяина, лежать распластанным на провалившемся крыльце.

- Чёртова тварь!- Неожиданно выругался священник, непонятно к кому обращаясь. К самой собаке ли, что неслась сейчас домой вовсю прыть, к волку ли, что так некстати завыл, к бабке ли, что жила на отшибе и по мере возможности не общалась с добрыми людьми, к неуклюжему ли молодцу, что теперь вытирал окровавленный подбородок.

Но к кому бы на самом деле не относились эти слова, вздрогнули все без исключения. Даже моя нянька Чёрная Кошка, перестала вылизывать гладкую шёрстку, опустила изящно выгнутую ножку, обиженно подняла хвост трубой и покинула избу, отправившись вероятно на охоту, не желая и дальше иметь дела с всякими там священниками-грубиянами. Что ж, её можно было понять, она вполне могла принять эти слова и на свой счёт, ведь, кошки, особенно черные, ещё издавна были не в ладу с церковью.

- Как так случилось, ведьма, что тебя в твоей жалкой лачуге посреди леса, ещё до сих пор не задрали волки?- С едва сдерживаемой ненавистью прошипел священник, оборачиваясь к Травке.

- Так на кой я им нужно?- Притворно удивилась бабка.- Одни жилы, да старческие кости. Как помру, от меня видать и черви добровольно откажутся.

- Твоя корова, куры?- Не сдавался святой отец.

- Так ведь стерегу, с божьей-то помощью.- С иронией в голосе произнесла моя Травка.

- Не богохульствуй, ведьма. Бог тебе не помощник. Адское пламя съест твоё тело и душу, а не черви.- Протяжно взвизгнул священник.

- Нам надо идти, святой отец, лучше бы нам вернуться в деревню дотемна.- Напомнил сгорбившийся старик, что до этого времени всё больше помалкивал, прислушивался, да беспокойно осматривался по сторонам, стоя на пороге.

- Мы ещё вернёмся, ведьма!- Радостно сообщил священник, щедро окропил всё в помещении святой водой, в том числе и саму его хозяйку, и яростно блеснул в сумерках избы своими фанатичными глазищами.- И тогда уже предадим праведному огню и тебя саму, и твоё проклятое жилище, и бесовских животных коими ты управляешь.

Бабка тяжело вздохнула, но в очередной раз не стала отказываться от ведьмовского клейма.

Священник тем временем перекрестил избу напоследок и удалился горделивой походкой высшего существа. Его спутники, молча, последовали за ним.

- Больше мне таких гостей не намывай, хотя лучше быть предупреждённой заранее, а не застанной врасплох.- Прошамкала бабка на вернувшуюся после ухода гостей кошку. Но та её слова проигнорировала, прошествовала мимо и взобралась на тёплую печь.

Меня Травка из подпола достала не сразу. Вначале попыталась немного прибраться, но быстро оставила это занятие и беспорядок, учинённый святым отцом, остался по большей части нетронутым.

- Ушли, наконец-то.- Прошептала она, когда доставала меня, примерно по прошествии часа с тех пор как было сказано последнее слово святого отца. Я точно не знаю, что именно она тогда имела в виду, возможно, то, что они ушли не сразу, а ещё какое-то время следили за нашим домом, желая подловить на каком-то богопротивном деле "ведьму", а может и нечто другое....

Травка перепеленала меня, ведь, несмотря на то, что я был умным не по годам, проситься по нужде я пока так и не научился.

- Я таки и не думала, что они оставят нас в покое, хотя и очень на это надеялась.- По-прежнему бормотала моя старушка.

Покончив со мной, она обессилено опустилась на лавку рядом с моей люлькой, оглядела наведённый святым отцом беспорядок и безнадёжно произнесла.

- Много лет я прожила в этой глуши, пока в здешних местах не появился этот старый маразматик в сутане и не стал портить моё и без того не скучное существование. Сколько уже раз он грозился сжечь меня на костре. Фанатичный тупица! Я могла бы не думать об этом, ведь жизнь моя не вечна. Но теперь я не одна, теперь со мной ты, Волчонок, а это ко многому обязывает.- Она тяжело вздохнула, поскребла на грязной юбке какое-то пятнышко не менее грязным ногтём. Потом посмотрела на меня, ещё раз окинула печальным взглядом своё многолетнее логово и, поднявшись, принялась слаживать свои, да и мои тоже, вещи, в общем, всё то, что представляло для неё хоть маломальскую ценность и могло пригодиться нам на новом месте больше остального, в корзины и берестяные короба.

Я поглядывал за ней своими доверчивыми детскими глазёнками, кажется, догадываясь о том, что именно она собиралась предпринять. Она не стала долго томить меня ожиданием, и тем самым только лишний раз подтвердила мои догадки.

- Мы уйдём отсюда в новые места, Волчонок. Пока не сошёл снег, и они не пришли жечь всех нас на костре. Меня, тебя, Волчонок, нашу кормилицу Зорюшку, Чёрную Кошку и безмозглых наседок с петухом. Они ведь не успокоятся, пока не уничтожат нас всех. Меня и всех моих сестёр, эти поборники добра на земле, волки в овечьей шкуре. Что они могут знать о Боге и дьяволе, если сами жгут невинный люд и зверьё в огне? Мои сестры меня не покинут. Да и твои братья и сёстры, думаю, тоже.

Я улыбнулся. Она несколько безумна, моя бабка. Вы не находите? Мне и самому так иногда кажется, но вообще-то она добрая и к тому же, моя единственная, пусть и не кровная, родня, кто полностью не отказался от меня. А в том возрасте, в котором я сейчас находился, она была и моим единственным другом, независимо от того разумна она была или безумна. Ну, если не брать в расчёт, конечно, кошку с коровой с пятью курицами и петухом.

Бабка Травка вытащила приставленную к дальней стене волокушу на свет божий, приторочила это хозяйство к жалостливо ревущей бурёнке, что в перерывах между тоскливым мычанием вяло пережёвывала свою жвачку, уложила сверху наш нехитрый скарб и меня в том числе. Клетку с курами прикрыла драным тулупом, меня тоже накрыла какой-то тряпицей. Затем привязала позади волокуши по нижнему краю несколько еловых лапок. Чтобы сбить преследование со следа, если оно вообще будет это преследование и если его удастся обмануть таким элементарным способом, сразу догадался я.

Старуха же повернулась лицом к своему дому, поклонилась ему настолько низко, насколько позволяла сгорбленная спина и погнала корову в противоположную от ближайшего селения сторону.