Ректор куда-то ушёл, а целительница закудахтала надо мной, как курица-наседка. Там протёрла, тут чем-то намазала, заставила выпить какой-то жутко горький отвар. В горле на миг стало жарко, а потом мучившая до сих пор саднящая боль почти исчезла.
— Всё так плохо? — прохрипела я.
— Теперь нет, моя хорошая, — улыбнулась женщина.
— А было?
— Лицо и тело сильно посекло каменной крошкой, несколько переломов в тех местах, где привалило плитами. Ожоги… Кости, кожу подлатала. А вот волосы… Надо ждать, пока отрастут, — отвела взгляд она.
Я тут же непроизвольно дёрнулась, желая пощупать голову, и осознала, что не могу пошевелить руками. Ощущение такое, будто санитары из психушки меня как буйно-помешанную спеленали.
— Пока рано тебе шевелиться, пусть всё окрепнет, — произнесла Каталина.
— Что,
