ДАНИЯР
Такой сильной головной боли я не испытывал с юношеских дней, когда впервые крепко напился. Каждое неосторожное движение отзывалось в затылке резкой болью. Я лишний раз старался не дышать, чтобы не мутило. Открыть глаза так и не решился, и долгое время лишь прислушивался к звукам, которые раздавались вокруг меня: разговоры, лязганье мечей, ржание лошадей.
Я был в чьей-то палатке, это было точно. Мы либо остановились на отдых, либо ещё даже не снимались со стоянки, чтобы отправиться домой.
Мысли путались, а воспоминания ускользали от меня.
— И долго он будет так валяться? — услышал я знакомый бас Ильи совсем рядом.
— Должен уже оклематься. Дай ему время, она крепко его приложила, — а это уже говорил Павел.
Она… Аврора. Эта лживая стерва, которая так преданно смотрела в мои глаза, вонзая мне в спину кинжал. Кровь вновь забурлила в жилах, взбаламутив мою больную голову.
— И что мне, пожалеть щенка? Как только очнётся, я приложу его ещё сильнее. Устроил непойми что, попрал честь всего корпуса, — продолжал бесноваться Илья, шаркая своими больными ногами по полу.
Павел тяжело выдохнул.
— Она дала чёткие указания. Вам нельзя его трогать.
Словно он мог меня тронуть.
— Она глупая девчонка, которая вышла из-под контроля! Вернётся, и я ей тоже устрою настоящую взбучку! И не посмотрю, что её задница королевская.
Я разомкнул пересохшие губы и с большим трудом выдавил из себя:
— Иди в пекло, старый пердун, — сухой голос раздирал воспалённое горло, и я зажмурился от боли, переворачиваясь на бок. Открыв глаза, я болезненно проморгался, чтобы убрать чёрную пелену с глаз. Потребовалось больше времени, чтобы понять, где я нахожусь, но всё же. Как только чёткое зрение ко мне вернулось, я оглядел палатку Павла и вперился недовольным взглядом в товарищей. Павел сидел за столом, вновь зарывшись в кучу бумаг. Илья, покрасневший от злости, стоял рядом и косился на меня своим оставшимся глазом.
— Силёнок у тебя не хватит, чтобы выпороть, как зелёных рекрутов.
— Это мы ещё посмотрим, щенок.
Я усмехнулся, делая неловкую попытку сесть. Покачнувшись, я вновь неуклюже плюхнулся обратно на перины.
— Долго я валялся?
— Несколько дней, — сухо ответил Павел, не поднимая взгляда от бумаг. — Мы возле Грозового, где оставляем часть своих сил.
— И меня тоже?
— Я смотрю, ты не растерял ещё все свои мозги, — довольно хмыкнул Илья, одаривая меня одним из самых противных своих взглядов — тем, что с большим удовольствием раздаёт чуди и своим врагам на поле битвы.
— И ты тоже остаёшься здесь до поры до времени.
— Как интересно. Это ссылка или меня решили окончательно списать со всех счетов её Величества? — выплюнул я весь скопившийся во мне яд, но желанного облегчения так и не случилось. Я злился. Я очень злился. На неё, на себя, да на всех сразу.
— Нет, таких распоряжений она не отдавала, — всё так же безразлично рапортовал Павел. Этот мелкий сопляк начинал меня бесить сильнее всего. Всегда знал больше, был на шаг впереди.
— А какие распоряжения она отдавала? Может кто-нибудь уже мне скажет, какого пекла происходит! — мой голос почти сорвался на крик, и я скривился от вновь подступающей боли в голове.
Павел устало поднял взгляд на Илью. Тот кивнул, словно тоже что-то знал. Пекло, здесь все знали гораздо больше, чем я.
— Аврора оставила только два распоряжения, — деловито начал Павел. — Часть войск оставить в Грозовом, в том числе и тебя, до тех пор, пока она не скажет обратного. И второе распоряжение… — он осекся, и я видел на его лице, как он силится подобрать слова, но я и так всё понял.
— И второе распоряжение — быть хвостом при твоей персоне?
Он кивнул.
Девчонка всё продумала. Хитро. Хотя чему тут удивляться, если у неё были хорошие учителя, в том числе и я.
Я оставил попытки вновь подняться на ноги и растянулся на всю ширину отведённой мне кушетки. Отметина на плече горела, значит, с ней всё было хорошо. Значит, я не смог доделать то, что хотел. А что я хотел, когда потянул к ней свои тени? у***ь? Напугать? Пекло, я уже и сам не знал.
Не знал, как мне поступать дальше. Едкое чувство предательства терзало мне сердце, будоражило меня. Я отдал всё, что у меня было, а она просто выбросила меня, как самую последнюю, вшивую дворовую шавку, даже не решившись сказать мне прямо. Как же я заблуждался в ней, думая, что в ней нет ничего гнилого, что она не смогла вобрать в себя худшее от Ордена. Но нет, она оказалась истинной служительницей. Подлой, лживой и хитрой.
— Новости от неё есть?
— Есть, — сухо ответил Илья. — Ты хочешь знать?
Я молчал.
О том, что она благополучно добралась до ворот, я и так уже знал. А всё остальное — нет уж, увольте. Мне достаточно того, что я чувствовал себя паршиво, а терзаться ещё и сердечными муками мне совершенно не хотелось.
Но вопреки всем своим доводам и злости, я почему-то кивнул, затаив дыхание, ожидая ответа Ильи. И этот старый пройдоха, от которого наверняка не ускользнули мои терзания, горько хмыкнул.
— Ты сам виноват во всех своих бедах, сынок. Я много раз тебе говорил остыть, напоминал, что единственная женщина, которая будет с тобой всегда — это война, но ты не слушал. Оставь всё это и вернись в лоно корпуса, Чернобог вновь окажет тебе милость.
— Оставь, старик, свои причитания при себе. Мне некуда возвращаться больше, — сухо ответил я, даже не стараясь скрыть своего разочарования. Лгать больше не было никакого смысла: рано или поздно гнев Чернобога настигнет меня за совершённое деяние. Судьба-злодейка, к которой я, не осознавая, бежал, как верный пёс, навстречу.
Изрезанное морщинами лицо Ильи вытянулось и посерело. Единственный здоровый глаз округлился в немом удивлении, и где-то там, на задворках его темной души, мне казалось, что я вижу очаг ярости. Расшнуровав ворот, я дернул рубаху с плеча, открывая взору брачные руны.
— Что ты наделал, щенок?! — взревел мой старый командир, сжимая кулаки.
— А что это, по-вашему?
От моей усмешки старый жнец покраснел и рывком бросился на меня. Несмотря на свою старость и увеченную ногу, Илья двигался на удивление быстро и мощно. Недаром его называли цепным псом Чернобога. Даже не призвав теней, Илья молниеносно вцепился в мою шею, придавив меня к кушетке коленом в грудь.
— Да как ты посмел! Дал приютил тебя, вшивого оборванца, дал цель в жизни, обучал как сына, а ты предал и его, и своего Бога!
Мозолистые руки сильнее стискивали моё горло, но я и не думал сопротивляться. Даже когда отсутствие воздуха начало обжигать грудь, даже когда глаза начало щипать от натуги.
Помутневшим взглядом я видел, как ошарашенный Павел пытался отбросить потерявшего всякий контроль Илью, но безуспешно. Так и нужно. Нечего мне ждать кары небесной, проще умереть от рук учителя и не позволить пророчеству Стриги сбыться.
— Знаешь, старик, — прохрипел я, выпуская из груди последний воздух, — я не жалею.
Его хватка ослабла, и он уставился на меня, тяжело дыша.
Я истошно закашлялся, в попытке вдохнуть хоть малую толику воздуха. Грудь болела, а горло пылало от силы Ильи.
— Я сделал это как раз перед её побегом, — подначивал я Илью.
— Замолчи, Данияр. Он же тебя убьёт, — чуть ли не крича, сказал Павел, всё ещё мешкаясь позади Ильи.
Я ухмыльнулся.
— Только представь, старик, какая смешная шутка! — прохрипел я. — Слезь с меня, калека!
— Калека?! — взревел он, сжимая горло ещё сильнее. — Это ты называешь меня калекой после того, что натворил?!
Я почувствовал, как воздух покидает лёгкие, а перед глазами начинают плясать чёрные точки. Но даже в этом положении я не мог не усмехнуться.
— Думаешь, меня волнует твоё мнение? — выдавил я из себя. — Я сделал то, что должен был.
Илья на мгновение ослабил хватку, и этого хватило, чтобы я извернулся и сбросил его с себя. Вскочив на ноги, я отступил, готовясь к новой атаке.
— Ты связал себя с ней! — рявкнул он, поднимаясь с пола, — Вопреки всем законам корпуса, вопреки клятве! Ты подписал себе смертный приговор! Чернобог не потерпит такого союза!
— Чернобог может идти в Навь! — взревел я в ответ. — Теперь я сам себе хозяин!
Командир сделал шаг ко мне, но внезапно остановился, будто наткнувшись на невидимую стену. Его лицо исказилось от ярости и боли. Он тяжело дышал, и на мгновение мне показалось, что кара моего бога настигнет меня здесь и сейчас.
— Ты знаешь, что теперь будет? — процедил он сквозь зубы. — Ты знаешь, какую цену придётся заплатить?
— Знаю, — я расправил плечи. — И я готов её заплатить.
Илья медленно обошёл вокруг меня, изучая руны. Его лицо постепенно меняло выражение — от ярости к пониманию, от понимания к… принятию?
— Ты погубишь себя, — тихо сказал он наконец. — Но я вижу, что ты твёрд в своём решении.
— Я твёрд, — подтвердил я. — И я не отступлю.
— Тогда готовься к последствиям, — Илья развернулся к выходу. — Чернобог не прощает ослушания.
Его тяжелые шаги становились все тише и тише. Когда они совсем стихли, я смог перевести дыхание.
Павел так и стоял, бледный, молчаливый, совершенно непонимающий.
— Она тебе не сказала?
Он кивнул.
— Совсем скоро, у тебя прибавится проблем. — горестно хмыкнул я.