Я чувствовала, как жар раздражения нарастал в моем животе, поднимаясь по всему телу, покалывая мою кожу. Он становился все больше и больше, заполняя собой каждый уголок моего тела, пока не дошел до кривого шрама на руке. Он запульсировал острой болью, еще сильнее отвлекая меня от всеобщей сумятицы в переговорном зале. Сила, что с каждым днем росла во мне все больше и больше, требовала вырваться наружу, покрывая меня золотыми узорами.
И я не выдержала.
— Довольно!, — резко прорычала я, стараясь унять боль, — Обо всем этом я непременно подумаю и дам ответ в самое ближайшее время.
Шум споров смолк.
Я поспешно встала со своего кресла, приковывая к себе еще больше недовольных взглядов.
— Мне нужно отдохнуть.
— Вам нездоровиться? Вы слишком бледны, — Егорий стал внимательно всматриваться в мое лицо, ища признаки болезни.
— От головной боли еще никто не умирал, — уже спокойно ответила я, — Вы можете продолжить, если это необходимо. Павел, — тот кивнул, — прошу зайти в мои покои с отчетом после Совета.
— Да, Ваше Высочество.
И больше ни на кого не взглянув, я поспешно вышла из зала шурша подолом своего платья в абсолютной тишине.
Данияр молчаливой тенью проследовал за мной, и как только дверь за нами закрылась, маска его спокойствия треснула.
— Нам необходимо поговорить, — тон его голоса был требовательным и бескомпромиссным. Он кивнул Марку и Николаю, которые все это время охраняли двери зала Советов и те, повинуясь немому приказу подступили ближе, чтобы скрыть нас от посторонних глаз.
Я знала о чем Данияр хотел поговорить. Его беспокойство и раздражение, которое он пытался скрывать, все равно отражалась в его янтарных глаза недобрым блеском. Но я не хотела вновь начинать этот разговор, чтобы в очередной раз услышать от него болезненные слова. Только не сейчас, когда ладонь по прежнему болела, а горло невыносимо саднило, захватывая все мои мысли.
— Не сейчас, — я устала выдавила из себя слова, разворачиваясь в сторону своих покоев.
— Нет, нам нужно поговорить именно сейчас, — Данияр крепко схватил меня за руку, разворачивая, но встретившись со мной взглядом, поспешил убрать руку.
— Что измениться после нашего разговора, Хранитель короны?
Я с вызовом уставилась на него, понимая, что мой выпад обязательно сработает.
Так и было. Данияр поморщился и расправил плечи. Я видела изумление в его глазах, внутреннюю борьбу и, кажется, уязвленность.
А после, его растерянность сменилась гневом.
Всепоглощающим гневом, которых проникал в самое нутро и холодил душу.
Боги, что же я наделала.
— Более не задерживаю ВАС, — холодно процедил он сквозь зубы, — проводите Королеву в его покои.
Я хотела броситься к нему и попросить прощения, за свои слова, которые я сказала из-за досады, но Данияр развернулся и ушел прежде, чем я решилась это сделать. Прикусив нижнюю губу, я понурила взгляд и медленно пошла в сторону своих покоев.
— Он остынет, — постарался успокоить меня Николай, но я лишь кивнула и не стала продолжать разговор.
Да, я поговорю с ним тогда, когда мы оба будем к этому готовы, а сейчас мне нужно было решить другие свои проблемы, которые гложили меня не меньше, чем ссора с Данияром.
*******
Дождавшись возвращения Павла, я смогла с ним обсудить прошедший Совет и уговорила его сопроводить меня к месту распространения скверны, рядом с городом. Наш разговор был таким же напряженным, как и весь этот день, но одно меня смогло порадовать - он не стал слишком долго спорить, когда я наотрез отказалась оставаться в замке. Мне хотелось помочь, самой разобраться с этой напастью.
И вот уже через час, в сопровождении группы жнецов мы направлялись к месту. Я была рада вновь оседлать свою Искру, которая за долгое время в стойле успела заскучать. Она нетерпеливо рыла копытами промерзлую землю, требуя пустить ее в резвый галоп. Похлопав ее по крепкому крупу и угостив яблоками, я все же дала ей возможность вдоволь насладиться свободой, позволяя чуть быстрее проехаться по улицам снежного города.
— Конюхи хорошо о ней заботятся, — сказал Николай, поравнявшись со мной, когда мы пересекли главные ворота города и свернули на проселочную дорогу, ведущую к маленькому березовому полесью.
Я улыбнулась, немного ослабив поводья своей лошади.
— Мне иногда кажется, что она стала их любимицей.
— Это точно. Все время вижу, что маленькие служки заплетают ее гриву в косы, — усмехнулся он немного неловко. Видно было по его неровной складке между бровей, что он хотел поговорить со мной не о лошадях. Мой верный стражник суетливо обернулся, проверяя, чтобы нас не подслушивали и продолжил, — Случилось что-то серьезное?
— А должно было?
Налетел порыв ветра, и я моментально продрогла до костей, плотнее кутаясь в свою теплую накидку, отороченную черным мехом. Ледяной воздух стал пощипывать лицо, а дыхание участилось, скрывая моё волнение.
Николай раздумывал, уставившись немигающим взглядом вперед на дорогу.
— Мы знаем его много лет и..
— Думаю, что этот разговор не стоит начинать, — осекла его я, — Мы оба понимаем, что он ни к чему не приведет.
Николай тяжело выдохнул.
— Я хотел сказать не это. Всем нам тяжело, но ему особенно, потому что…
— Ваше Величество, мы приехали, — окликнул меня один из жнецов, что ехал впереди.
Мы немного проехали вглубь полесья и спешились в том месте, где деревья, искореженные и иссушенные уже сильно клонились к земле. Скверна поразила местную природу, поглотив ее своей черной жижей. Снег смешался с черными лужами и превратился в вонючее месиво. Деревья покрылись черной коркой и кое-где с них почти полностью сошла кора. Запах стоял невыносимый: сладкое тление и жгучая сера. Я еще никогда не видела такого большого количества мертвой земли по ту сторону Пустоши.
Привязав свою кобылу к одинокой березе, до которой еще не добралась черная жижа, я прикрыла лицо ладонью, с трудом справляясь с рвотными позывами. Четверо жнецов, в сопровождении Павла обступили границу скверны и стали втыкать в холодную землю колья.
— Все хуже, чем я думал, — задумчиво бросил Павел, осматриваясь, — Здесь печатями уже не справиться.
— Насколько быстро она сможет добраться до города?
— Такое количество… За несколько недель.
Я резко отвернулась, прекрасно понимая, что жнецы могли расценить это как слабость, но ничего не могла с собой поделать. Глубокий вдох. Выдох, чтобы успокоить свой страх.
Скверна уже очень много столетий терзала земли Нави. За время проведенное по ту сторону стены, что разделяла два мира,я слышала много историй о том, как она появилась, но уверена была только в одном - в ее распространении виноваты жители Яви. После войны между Чернобогом и Белобогом, Яви отгородились стеной и для своего процветания убивали темные земли Нави, пользуясь силой плененной богини Мораны. Светоч - сила, которую они обрели, оберегала их от мороков и чуди плотным куполом из чар. Эти чары требовали своей страшной платы.
Раньше я верила в то, что Светоч бережет нас от смерти и ужасов Пустоши, но живя здесь я все больше понимала, как сильно я заблуждалась. И от этого становилось тошно.
Я была потомком Мораны. В моих жилах текла ее кровь и кровь самого Чернобога, но перед скверной я была по прежнему бессильной.
Жнецы, собравшиеся рядом со скверной, переглядывались между собой, ожидая дальнейших указаний, а Николай, скрестив руки на груди озадаченно покачивал головой, всем видом показывая, что слова Павла его сильно встревожили.
Ни я, ни Павел не знали что делать.
За годы, когда Павел был городовым, он смог преуспеть в борьбе с этой страшной напастью, но даже сейчас он был растерян.
Он был жнецом, который готовился к тому, чтобы посвятить свою жизнь служению Чернобогу, взамен получив от него силу теней, но судьба распорядилась иначе: Павел стал самым молодым городовым Заречного.
Среди своих товарищей он был отступником, но его по прежнему уважали за то, что даже не став настоящим жнецом, он все равно делал все возможное, чтобы служить своего богу и миру Нави. И печати Павла тому доказательство.
Сверна несла с собой смерть. А если жнецы могли пользоваться ею, с благословения бога, то и ограничить тоже могли. Место, где земля умирала, обносили кольями, на которых выжигали руны Чернобога.