Научи меня бегать по воде

1,2,3 главы

1.  Шар

Кирилл ехал в переполненной маршрутке, еле удерживаясь за поручень. Машину постоянно заносило на поворотах, отчего люди, плотно стоящие между сиденьями, не­произвольно наваливались на сидящих пассажиров. Другой рукой Кирилл бережно придерживал гитару, зажатую между ног, каждый раз с замиранием сердца думая, чтобы на неё никто случайно не упал. В салоне стоял насыщенный запах натруженных за долгий летний день людей, возвращающихся с работы, перемешанный со сладко­ватым запахом табака.  Белая, обтягивающая прекрасно на­качанный торс майка неприятно прилипла, и так хотелось её оттянуть и пустить под неё хоть немного прохлады.  Вдруг раз­далась соловьиная трель, и в кармане завибрировал телефон.

- Алло, Пацнов Кирилл Семёнович? – в телефоне звучал приятный женский голос.

-  Да, это я.

- Вас приветствует Сбербанк России, Вам удобно разгова­ривать?

- Нет, извините, я в транспорте еду.

- Вы не против, если мы перезвоним вечером?

- Хорошо, звоните.

Парень возвращался с занятий: он уже третий год зани­мался игрой на гитаре у заслуженного педагога, ставшему ему лучшим другом, – Петра Фёдоровича Ильина. Несмотря на огромную разницу в возрасте (учителю было шестьдесят пять), Кирилла чрезвычайно тянуло к этому человеку, занятия проходили в частном порядке, плату за занятия Петр Фёдоро­вич брал символическую, так как приходился двоюрод­ным братом отцу Кирилла; именно он их и познакомил три года назад. Как же любил юный музыкант занятия, он погружался в них, полностью отдавая себя музыке! Как-то незаметно в голове стали созревать мелодии, и, не боясь показаться глупым в глазах учителя, Кирилл все же проигрывал перед ним свои «шедевры», а Пётр Фёдорович, немного задумавшись и потирая редкую седую бородку, хвалил, искренне радуясь за ученика.  Парень мечтал создать музыкальную группу, но среди его друзей никто не увлекался музыкой, и он стеснялся вообще кому-то рассказывать о своей страсти, боясь быть осмеянным. Эта мечта жила в нем и согревала одинокими вечерами на кухне, где он в одиночку записывал целые партии на гитаре. Слова, к сожалению, ещё не возникали, но, как иногда бывает, когда чего-то ждёшь и чувствуешь, что оно обязательно сбудется, и у тебя тепло в груди от этого.  Пацнов чувствовал, что скоро родится настоящая песня; она созревала в нем, как краснощекое яблоко, наливалась постепенно, ждала своего часа.

Кирилл два года назад окончил школу и в дан­ный момент уже был переведён на второй курс Технического Университета. Широкоплечий, зеленоглазый брю­нет, он был примечательным и симпатичным. Немного удлинённое лицо с выделяющимися при улыбке небольшими острыми скулами, прямой нос придавали ему серьезный вид.  А длинные чёрные ресницы и изумрудные глаза очаровывали с первого взгляда. Он прекрасно знал о своей привлекательности, но от природы был скромен и молчалив. Жил в тихом и уютном квартале города С.(1), на высоком холме в част­ном доме. Из окна его комнаты открывался головокружитель­ный вид на город: автовокзал, железнодорожный вокзал были видны как на ладони! Особенно вечером, когда сотни огонь­ков транспорта, проезжающего мимо этих центральных мест города, играют и переливаются, создавая впечатление спо­койствия и умиротворения. А вдалеке колыхалось море, оно казалось огромной синей стеной, дежурящей на горизонте.

Очень часто маленьким мальчиком, прислонившись лбом к хо­лодному стеклу, он мог часами считать огоньки, дожидаясь маму с работы.  И мечтать, строить мальчишеские планы, рисовать своё будущее.

Пацнов вышел из маршрутки, накинул гитару на плечо, глубоко вдохнул свежий вечерний воздух, поправил ру­кой длинную чёлку, падающую на глаза, и уверенной поход­кой пошел к регулируемому пешеходному переходу. Малень­кий немой человечек виновато краснел на противоположной стороне. Автомобили ехали, перегоняя друг друга, беспоря­дочно перестраиваясь и злобно сигналя. Наконец запиликал и зашагал бодрый зелёный человечек. Толпа двинулась на проез­жую часть. Кирилл сделал два шага, но непреодолимая сила заставила его повернуть голову вправо: из-за живого, шеле­стящего листвой тополя на высоте двухэтажного дома медленно выплыл огромный шар диаметром два-три метра.  Он переливался всеми цветами ра­дуги и издавал еле слышный шёпот, как будто миллионы лю­дей шептали что-то независимо друг от друга. Опять загорелся красный истуканчик; Кирилл инстинктивно шагнул на­зад, во рту стало как-то неприятно кисло-сладко, и он сделал нервный, глубокий глоток; автомобили не двигались с места, сигналили, люди выходили на проезжую часть, снимали видео на телефоны, показывая друг другу на удиви­тельное явление.  Вся эта суматоха создала неимоверный гул, а шар, переливаясь и сверкая в лучах вечернего солнца, ши­пел метрах в пяти над головами зевак.

Вдруг раздался хлопок – и шар лопнул, огромная разноцветная волна растеклась в разные стороны. Она проходила сквозь людей, обтекая машины. Кирилл испугался и встал за столб перпендикулярно волне. Наступила леденящая тишина.  Суб­станция медленно прошла к ступням, и парень ощутил зло­вещий холодок, пробежавший с ног до головы, кисло-сладкий вкус во рту усилился втрое. Втянув максимально живот и прижав гитару к груди, Кирилл еле дышал, казалось, что воз­дух весь насытился сладковато-кислым запахом. Он не пони­мал, сколько прошло времени, но стоять уже стало совсем не­выносимо: ноги затекли и занемели. Наконец поток прекра­тился, и его остатки исчезли вдалеке. В то же время как будто кто-то включил громкость в колонках во всю мощь: все вокруг загу­дело, транспорт возобновил движение, пешеходы пошли своей дорогой.

Парень осмотрелся и попытался двинуться с места; ноги – совсем ватные – не хотели слушаться, покалывали и болели. Он встал поперёк движения людей и стал всматриваться в лица, пытаясь разглядеть удивление, испуг, волнение, ка­кие-либо эмоции, но, к сожалению, перед ним проплывали лишь безмолвные маски, не выражающие абсолютно ничего. Закинув ремень на плечо, Кирилл вприпрыжку побежал по ступенькам домой. В голове пульсировала только одна мысль: что это было?

Заскочив в калитку, он даже не обратил внимания на то, что его любимый пес Малыш не вышел из будки, чтобы попри­ветствовать хозяина. Темнело; мутный, душный вечер напол­зал на город. В доме было тихо – видно, что мама еще не вер­нулась с работы. Аккуратно поставив гитару за шкаф, Кирилл юркнул на кухню искать что-то съедобное. На столе стояла кружка с холодным утренним кофе, он отпилил широкий шмат хлеба, взял кофе и уселся за ноутбук. Внутри все дро­жало, пальцы то и дело попадали не по тем клавишам. С за­миранием сердца набрал: «События, Севастополь, шар, автовокзал». На табло высветилась информация, совершенно не касающаяся недавнего происшествия.

Волосы на голове зашевелились: «Так что же это было? Я точно помню, что люди снимали, кричали. Неужели никто не выложил в сеть? А где мама?»

 Галина Павловна (мама Кирилла) воспитывала сына одна. Муж её (Семён Петрович) оставил их, когда мальчику было во­семь лет. Ушел, как говорят, в чём был; он работал водителем-дальнобойщи­ком, так из очередной командировки просто не вернулся. Когда мама, вся в слезах, уже собиралась идти в милицию, чтобы писать заявление о пропаже мужа, он позвонил и сказал ко­ротко и чётко: «Прости, Галя, полюбил другую женщину, на развод и алименты сам подам, сыну все объясню, когда вырастет». Кирилл хорошо помнил тот грустный момент жизни, когда мама плакала каждый вечер, от этого её темно-зелёные, глаза стали блёклыми, с красными прожилками на белках. Тёмные каштановые волосы, некогда волнистые и густые, на висках и макушке посеребрили печаль и грусть. Она стала по выходным выпивать, сначала с подругами, затем – постепенно – одна.  Её маленькая, некогда словно статуя выточенная фигурка стала сутулой и округлилась в бёдрах. В свои тридцать восемь лет она выглядела намного старше. Три глубокие борозды времени навсегда поселились на лбу, а из уголков глаз почти до середины щеки протянулись предательские морщинки- «лапки». Работала она продавцом в обычном супермаркете на другом конце города. Курила.

Кирилл взял телефон и набрал номер.  «Абонент временно недоступен», – ответил неприятный электронный голос.      

«Странно, время уже позднее, пора бы вернуться домой, где же она так долго?» – подумал он. Устав разыскивать новости о загадочном шаре, он включил свою любимую компьютерную игру и погрузился в липкий виртуальный мир. Час пролетел, как монетка в щель монетоприёмника на кофейном аппарате. От звонка телефона, встрявшего в игру, парень подпрыгнул на месте.

- Хай, Паца! Чё делаешь?

- Фу, Илюха, ты меня напугал! Ничего, играю. А ты что делал целый день, что видел?

- Да ничё: треньки, Лиза, треньки; «качаюсь» я, знаешь ли,- смеялся в трубке друг.

- Да что ты Лизку «качаешь», я знаю, смотри живот не накачай! Я хочу спросить: ничего необычного сегодня не видел, не чувствовал, конкретно – вечером, ближе к   восемнадцати?

- Та-ак; вечером я в «тренажёрке» был.  Не-а, ничего не видел, а что случилось? Шо за вопросы странные, ты чё – курнул чего-то или бухнул?

-Тьфу, дурак, я вообще не курю. Так просто спросил, расслабься.

2.  Пацновы

Кирилл всегда с нетерпением ждал маму с работы. Помнил, в детстве прибежит из школы, приберёт в доме, печку растопит (ведь на газ так и не насобирали – провели линию мимо их дома), сядет у окна, уткнётся носом и считает огоньки, мелькающие у автовокзала. Работа в супермаркете не приносила желаемого дохода, поэтому жили мать с сыном очень скромно. Работала допоздна, иногда задерживаясь до десяти-одиннадцати вечера. Придёт, долго-долго потопчется на пороге, чтобы собраться с силами и выглядеть перед сыном счастливой. Зайдёт, немного покачиваясь, в комнату:

-  Привет, сынок! Как ты? Кушал?

- Да, мамочка, я картошку отварил и поел с солёными огурцами. Ты будешь?

- Нет, сынок, я сыта,- свято обманывала мать,- можно, я сразу спать? Очень устала. Ты уроки сделал?

Не дождавшись ответа, она ложилась спать, голодная, полураздетая, уставшая – и сразу засыпала. Сын долго смотрел на неё, громко вздыхал, целовал – понимал. Затем подкидывал угля в грубу и ложился рядом, нежно обнимал за талию и сладко засыпал под нежную мелодию её дыхания. Конечно, он чувствовал запах, но в этот момент был самым счастливым на свете.

Теперь, повзрослев, он не потерял тех нежных сыновних чувств, очень переживал, когда она задерживалась. И вот сейчас, прошерстив весь Интернет, так и не найдя информации о шаре, он с замиранием сердца думал о ней: «Где же она, почему не отвечает? Может, с ней что-то случилось? Нет, тогда бы мне позвонили. Почему нет информации о шаре? Неужели он мне привиделся? Да что я – ненормальный? Я точно помню. Нет, я так больше не могу, поеду к ней на работу».  Он спешно обулся, захлопнул дверь и выскочил из калитки.  Над головой плескалось летнее звёздное небо, где-то распевали цикады. Он шёл по еле освещённой улице с пульсирующей тревогой в голове. Заскочив в полупустую маршрутку, присел на сидение, достал телефон и набрал мать.

- Алло, Кирилл, я скоро буду,- ответила заплетающимся языком она.

- Мама! – крикнул на всю маршрутку сын,- где ты?

- Я еду домой, встречай меня, как обычно.

- Хорошо, если меня не будет, не уходи, жди на остановке.

Телефон мамы снова отключился, и снова сверхнеприятный голос объявил: «Абонент временно недоступен». Кирилл выпрыгнул на следующей остановке и пересел на маршрутку, которая шла в противоположном направлении. Он сам не заметил, что очень сильно вспотел, то ли от волнения, то ли от жары, но когда пот стал капать со лба, он вытер его тыльной стороной ладони. Волнение жгло под ложечкой. Выскочил на остановке – пустота.

Телефон, набор. «Абонент временно недоступен».

- Да что же это такое! - Парень выругался во весь голос матом. Благо, что на пустой улице его никто не услышал. Быстрым шагом с пробежками помчался к дому. С самого начала улицы он стал вглядываться и искать окна своего дома. «Темно, темно! Больно! Страшно, дома она или нет?» Он опять проскочил через двор, не заметив реакции своего любимца – Малыша. Зашёл, не включая свет, сразу почувствовал резкий запах. По сердцу растеклось нежное, приятное тепло: «Дома мама!». Он бесшумно разулся, прокрался в свою комнату и рухнул на маленький, узкий, хлипкий диванчик, купленный ему на десятилетие. Мир выключился. Кирилл погрузился в сладкий, спокойный сон. В нем он шёл по улицам ночного города, вокруг тяжёлым занавесом висела туманная тишина. Все вокруг было стальное, серое, холодное и скользкое. Вдруг он услышал еле уловимый стон: «Кирюша, сынок! Кирюша, Кирюша». Он огляделся по сторонам: вокруг – только чёрная мгла.

- Мама, мама, где ты?

- Кирюша, сынок! - опять мамин голос.

Сын открыл глаза, сердце бешено колотилось.

- Кирюша, сынок! - теперь чётко услышал он.

Кирилл стремглав кинулся к маме.

- Мама, мама, что случилось?

- Сердце, капли.

Он накапал сорок капель корвалола, дал выпить и, облокотившись на неё лбом, сел на пол.

- Прости меня, сынок, я всё делаю для тебя,- приласкала Галина Павловна, провела сухой рукой по жёстким волнистым волосам сына и посмотрела в родные глазки.  И продолжила,- видишь: отец даже не звонит последние два года и алименты не платит, мы же договорились не подавать в суд, по-честному платить, а как у него второй сынок родился, так он про нас совсем забыл. А я людей обманываю, чтобы тебя прокормить, думаешь, мне приятно с этим жить? Понимаешь, если быть честной, ничего не заработаешь. Но ты не будь таким, учись, сын! Ты, кстати, молодец, что выбрал инженерную специальность. Правда всегда побеждает, запомни, это как аксиома, которую не надо доказывать.  Я рада, что ты взялся за ум, ты очень изменился, поумнел после школы. Ты – моя опора и надежда. Не подведи меня!

- Спи, мамочка, я всё понимаю, не подведу, - Кирилл так и уснул на коленях, уткнувшись в мамин живот.

3.  Соколовы

Катя проснулась и стала с ужасом ощупывать свою левую руку: она совсем не двигалась и висела как плеть. «Ах, отлежала, наверно!» Девочка стала щипать и бить левую руку правой. В сырой, тёмной комнате стоял насыщенный и привычный запах алкоголя, табачного дыма и несвежего белья. Этот запах, казалось, пропитал все вещи, всю немногочисленную мебель – диван, маленький комод и трюмо. Катя спала вместе с двенадцатилетним братом в одной маленькой кровати, ноги приходилось класть на спинку, отчего потом полдня болели щиколотки. Ванька ещё спал; хоть он и был на три года моложе, но вёл себя, по мнению Кати, как глупый мальчишка.  На диване громко захрапел отец, и на девочку вдруг внезапной горячей волной накатили воспоминания прошедшей чёрной зимы.

Ведь этой зимой они остались без мамы. Она с братом чувствовали себя настоящими сиротами, так как папа и при жизни мамы Жанны не уделял им должного внимания, а после смерти – тем более. В глубине своей хрустально-чистой души она понимала, что во всех их несчастьях виноват отец, но детская, наивная, безусловная любовь побеждала разум и подавляла все здравые мысли.

Лучи солнца стали пробиваться через старые серые занавески, зияющие разнокалиберными дырками, и осветили помещение. Катя присела на край кровати, оглядела комнату, глубоко вздохнула и перевела взгляд на брата. Он, лохматый, заросший, со слипшимися на лбу от пота волосами и собравшимися на шее чёрными полосками, мирно сопел рядом. «Родной мой, маленький!» Катя нежно погладила его по голове и осторожно встала.

«Ах, мама, если бы ты знала, как мы живём!» Катя смахнула непроизвольно набежавшую слезинку и присела на корточки чистить картошку для завтрака.

Мама Жанна умерла в январе. В памяти ещё томились воспоминания о последних днях её жизни. Как они с Ваней навещали её в больнице, а она, завернувшись в одеяло, бледная, с огромным, раздувшимся животом, сидела на лавочке, курила, дожидаясь детей. Как они бежали к ней наперегонки и оба обнимали – сразу.  Мама умерла от цирроза печени. Этого бы не произошло, если бы она не попала весной в больницу с разрывом кисты на яичнике.  Там ей и занесли инфекцию: гепатит С.

А раньше всё было хорошо. Катя даже помнила счастливые годы жизни их семьи. Когда папа работал, мама работала, она ходила в школу, а Ванька – в детский сад. Тогда семья Соколовых жила в шикарном двухэтажном частном доме, доставшемся Жанне от родителей, которые трагически погибли в один день в автокатастрофе.  Роман, как говорится, был красавец-парень: густые, кудрявые каштановые волосы, чистое лицо с удлинённым подбородком и выразительными, можно сказать, огромными карими глазами, обрамлёнными густыми чёрными ресницами. Идеально сложенный, он был эталоном мужской красоты. Но, как часто бывает, привлекательная внешность не всегда является показателем доброй и чистой души. В сравнении с ним Жанна выглядела, как серый воробушек рядом с павлином.  Редкие тонкие белокурые волосы, серые глаза. Конечно, в ней было что-то тонкое, мягкое и нежное, еле уловимое, то, во что обычно влюбляются мужчины, но до конца объяснить не могут. После свадьбы, к сожалению, оказалось, что Рома – совсем не хозяйственный человек. Любил выпить, сначала по выходным, затем – и не только. Ни в доме, ни во дворе ничего не делал. Жанна, безумно влюблённая, совсем не замечала этих недостатков, ревновала, прощала, но не пила с ним никогда. Когда родился Ванечка, стало тяжело оплачивать коммунальные услуги, да и просто Жанна еле-еле сводила концы с концами. Рома менял работу каждый месяц: то он трудился грузчиком в магазине, то охранником на заправочной станции, то разнорабочим на стройке. И везде его просили уволиться из-за частого «злоупотребления». Обстановка в доме накалялась, начались обиды, обвинения и скандалы.

Как-то вечером, вернувшись как никогда рано и, к удивлению, трезвым, Рома затеял серьёзный разговор с женой.

- Жанет, котик мой, посмотри, как мы живём: дом рушится, его надо постоянно ремонтировать, а у нас денег нет, долги давят. Давай дом продадим и купим поменьше, зачем нам такой большой, мы даже на второй этаж не поднимаемся никогда, а на отопление сколько денег надо! Знаешь, нам даже на машину хватит, я буду таксистом работать, вот увидишь, как мы заживём! А? Согласна?  Давай, соглашайся, любимая моя!

- Рома, я подумаю, но ты выпиваешь, разве ты сможешь работать водителем? - вздохнула Жанна.

- А, я брошу, честное слово! Ради детей и тебя. Давай начнём новую жизнь. Я же вас так люблю!

Посоветоваться Жанна ни с кем не могла: родителей нет, подруг нет, кумовья вечно заняты – бизнесмены. Безумная любовь к мужу сделала своё дело. Жанна согласилась.  Это событие и переломило их жизнь на две части.

Рома как пил, так и продолжил пить, не особо стараясь заработать и обеспечить семью. В результате двухлетних поисков лучшей жизни семья оказалась в маленьком однокомнатном дачном домике с узкой кухонькой, даже без печного отопления. Туалет и вода находились на улице. Зато к этому времени от безвыходности и беспомощности стала выпивать Жанна. Небольшой огород был запущен до предела: рыжая трава вперемешку с бытовым мусором покрыла все грядки, некогда засаженные помидорами, только старая слива неустанно давала хороший урожай. За воротами гнила рыжая «четвёрка» марки «Жигули», которую Рома, ударяя в грудь, обещал отремонтировать. И машину не отремонтировал, и жену потерял…