Научи меня бегать по воде

23,24,25,26

23. Допрос

Кирилл проснулся от шума плюхнувшегося рядом тела. Немного приоткрыл глаза – и сразу выпучил их, как рыба-«телескоп», на сокамерника.

-Серёга?! Вот кого-кого, а тебя я здесь встретить не ожидал. Что тебя сюда занесло?

Серёга Буров пожал плечами и скривил тонкие губы в виноватой улыбке.

- За то, за что и тебя.

- А, всё понятно, ты тоже пропавшую девочку нашёл!

- Что? Правда? Ты нашёл? Не трепли языком!

- Да, нашёл, и меня, как видишь, сразу «вознаградили» за это.

- Слушай, Паца, мне тогда надо было срочно свалить, не говори никому, что я вас «кинул».

- Надо так надо. Мне какая печаль, вообще-то, благородное дело делали. А если по чесноку, чё ты здесь кичешься?

- Да «солькой» торговал,- по-детски вздохнул Сергей и посмотрел на Пацнова голубыми глазками, обрамлёнными длинными рыжими ресницами.

- Не, ты баран? А пойти поработать, что, слабо? Надо эту дрянь пихать? Сам-то хоть не «подсел»?

- «Сижу» уже год плотняком!

- Жесть! Слушай, ты же отличником в школе был, музыкой занимался, как я помню, в прошлом году в Нахимку (2) поступил. Батя у тебя вроде начальник какой-то, чего же ты «сдулся»?

- Не знаю. Хотелось больших «бабосов» и сразу. Влом мне в казармах париться и на стройках мёрзнуть.

- Ну вот, теперь будешь париться на нарах,- вздохнул Кирилл и покачал головой.

- Ничего, родаки вытащат, я же единственный. Выйду, женят, пристроят, начну жить сначала.

- Это тебе, Серёга, так кажется, что всё легко и просто. Эта зараза глубоко сидит в твоей башке, и пока там что-то конкретно не «щёлкнет», ничего ты менять в жизни не будешь.

- Ха, такой умный,- сыронизировал Буров и ухмыльнулся,- а в школе «трёшником» был, и сейчас – где ты? Правильно, со мной в камере.

- Я выйду отсюда завтра или сегодня, а вот ты что делать будешь? Какие у тебя планы на жизнь?

- Ну и что, что у меня зависимость, но чем ты лучше меня? Думаешь, я не хочу девок на воле «шпилить» и жить в кайф? Я такой, как ты.

- Ни фига, ты не хочешь напрягаться, заморачиваться, вот и будешь висеть на руках родителей и хлюпать носом, что ты хочешь и как ты хочешь.

Сергей на несколько секунд пристально уставился в глаза Пацнову. Кирилл засмущался и отвёл взгляд в сторону.

- Ты чего? Надумал?

- Паца, честно, я хотел бы, чтобы ты стал моим другом. У меня нет друзей – так, соучастники «кайфа». Бляха, правда! Может, я с тобой изменюсь.

Кирилл напряжённо посмотрел в небесно-голубые глаза сокамерника.

- Ты знаешь, а я тебе верю. Есть в тебе какая-то искорка. Я помогу, когда выйду.

-  Я буду предан тебе как пёс!

- Брось; это лишнее. Клянись, если родители отмажут, позвонишь мне сразу, придумаем какое-нибудь дело. Лады?

- Забито! Клянусь! - сказал новый друг и улыбнулся.

Дверь в камеру противно заскрипела, и на пороге появился человек. Это был тот самый рыжеусый человек с красными глазами, которого Кирилл хорошо запомнил на свалке.

- Пацнов, за мной!

Кирилл встал, многозначительно посмотрел в наивно-детские глаза друга и, ничего не сказав, вышел вслед за неприятным типом.

Сергей что-то хотел сказать, но только несколько раз глубоко вздохнул: «У меня будет друг, настоящий друг, честный, надёжный. Нет, надо что-то менять в жизни, без усилий ничего не произойдёт, я не хочу скатываться в эту трясину дальше, я пойду по правильной дороге. Я хочу семью, детей. Хочу – и всё у меня будет! Всё, решил, мужик я или не мужик?!»

Кирилл шёл за сутулым, невысоким, рыжим незнакомцем. За оперативником тянулся «шлейф» от недавно выкуренных дешёвых сигарет и свежего лука, вероятно, только что съеденного в целях профилактики ОРЗ. Серая, замасленная на воротнике брезентовая куртка болталась на нём, как мешок. В руках он держал чёрный кожаный портфель, явно не подходивший к такому убогому «прикиду». Кирилл впился глазами во вспотевший затылок с жирными волосами. «Или больной, или волнуется»,- мелькнула мысль.

Зашли в голый кабинет с синими стенами и тусклой унылой лампочкой. Из мебели в нём были только стол и два стула: один около стола, другой – у стены. Рыжий усач сел за стол, взгромоздил на него портфель так, что половина лица оказалась закрыта. Покопался в нём, как в куче мусора, несколько раз скрипнул что-то матерное, затем вытащил папку, ручку, смахнул портфель на пол и, подозрительно прищурив мелкие крысиные глазки, начал допрос.

- Так, значит, Пацнов Кирилл Семёнович. Верно?

- Да, верно.

- Рассказывай, при каких обстоятельствах обнаружил тело пропавшей девочки.

- Какое тело?! Она жива! Я точно знаю, я проверял через часы. И врач сказала, что её в реанимацию повезут. Извините, а вы кто? Представились бы хоть.

-Я – следователь уголовного розыска Нахимовского района Хичков Виталий Юрьевич,- протяжно проговорил усач,- но это неважно. Как ты оказался в шесть тридцать утра за три километра от своего дома?

- Я с собакой гулял.

- Хорошие прогулки, ты так всегда кроссничаешь? Встречал когда-либо её?

- Только на ориентировке видел, я принимал участие в поисках. Можете у Данилы Стёпина спросить, он нас курировал. Скажите, а её спасли?

- Жива, только порвана вся, как мочалка, и физически, и морально; мрак! Отвлеклись. Кого ты видел рядом с сумкой?

- Никого; моя собака от меня убежала и обнаружила её. Вы меня отпустите? Мне на учёбу надо.

- После проверки – да. А сейчас пойдёшь в камеру и будешь ждать.

 Хичков плавно выводил буквы в протоколе, Кирилл ёрзал на стуле. Молчание затянулось, и по ногам пополз противный холодок. В камере было намного теплее, и Пацнов уже мечтал вернуться назад, продолжить разговор с Сергеем, согреться, но следователь все шкрябал и шкрябал ручкой по бумаге. Казалось, это затянулось на час. Ноги немного онемели от холода, Кирилл съёжился и подтянул их под себя: «Да, вот вознаграждение, зря, что ли, я её двое суток искал с патрулём, меня ещё в чём-то подозревают. Жесть!»

Следователь закончил писать и, уставившись в потолок, принялся колотить указательным пальцем по губам, отчего слова, вылетающие изо рта, стали булькающими.

- Значит, ты никого не видел, ничего не слышал. Иди сюда, подпиши и шуруй в камеру.

Он смачно наслюнявил палец и разлепил два листа бумаги.

- Давай, вот здесь и здесь, пиши своей рукой: с моих слов записано верно, мной прочитано, инициалы и подпись.

Когда дверь камеры опять с противным скрипом закрылась, Кирилл ощутил неимоверную тоску: Серёги не было, жгучие мысли и воспоминания вместе с серыми, колючими стенами сдавили грудь. Он лёг на нары, свернулся клубком и сильно зажмурил глаза.

«Хотя бы малая выжила, не представляю, что она пережила, жалко – девчонка совсем. Жить и жить, мозги парням пудрить, детей рожать. Вот, бляха, судьба! Как же её туда занесло – сама пошла или силой выкрали?  Надо мне обязательно найти её, я даже не помню, как её зовут, Рита или Света, Катя или Даша? Всё в голове перемешалось. Мама, наверное, волнуется, Ночка тоже. Быстрей бы разобрались да выпустили!»

24. Начальник РОВД

Андрей Ефимович Савков готовился к интервью по поводу находки пропавшей девушки. Два огромных мокрых круга вокруг подмышек выдавали его взволнованность. Глаза бегали, пытаясь найти предмет, на котором можно сосредоточиться, и болезненно бурлило в животе.

«Что же, что же сказать о следствии? Ни одной зацепки? Ни одного свидетеля? Общественность не поймёт, Конюхов из Москвы давно на меня зуб точит – как пить дать будет ходатайствовать, чтобы меня сняли из-за некомпетентности. Скажу, что есть зацепки, отрабатываем версии; пресса всё проглотит, а там что-то откопаем. Может, «подставу» найти какую-нибудь? Надо быть готовым к каверзным вопросам. Серийность? Нет, никакой серийности. После последнего убийства девушки прошло шесть месяцев, и она была совершеннолетней».

Савков встал и попытался сделать шаг вперёд, но сразу подкосился на левую ногу – стальная судорога сковала икру. Он наклонился и несколько раз ударил по ней кулаком; скованность немного ослабла и позволила идти дальше. Каждый шаг давался трудно, вперемешку с дикой болью.

«Так, руками не махать, лишнего не говорить, обдумывать все слова»,- Андрей Ефимович распахнул дверь в зал, залитый ослепительным светом.

Молодой парень в обтягивающих джинсах и насилу натянутом пиджаке подпрыгнул к полковнику, взял его под руку и усадил в кресло.

- Садитесь, вы готовы к интервью? Хорошо себя чувствуете?

Савков кивнул.

- Тогда начинаем; камера готова? Поехали! Здравствуйте, Андрей Ефимович! Телеканал «Вечерний Севастополь», Никита Кузнецов. Расскажите нам, пожалуйста, подробности операции по обнаружению пропавшей девочки. Напомню: девятого января пропала несовершеннолетняя Катя Соколова. К поискам были привлечены более тысячи человек – это и военные, и гражданские волонтёры, и, конечно же, сотрудники органов внутренних дел. Через двое суток девушку обнаружили, она жива, находится в больнице. Прокомментируйте, пожалуйста, Андрей Ефимович.

Савков изрядно откашлялся и густо покраснел. От волнения всё в голове перемешалось, и он забыл, с чего хотел начать. Капли пота потекли со лба на глаза, и он непроизвольно вытер лицо ладонью. Плюс негативно действовала лошадиная доза алкоголя, выпитая накануне вечером. Он дрожащими руками откупорил поллитровую бутылку с водой, налил полный пластмассовый стаканчик и с присёрбыванием осушил его.

- В общем, вы всё сказали,- наконец выдавил он,- прошло всё хорошо, ну, не совсем всё, жертв избежать не удалось, но всё же девочку спасли, не совсем целую, разумеется. Есть подозреваемые лица, ведётся следствие, - не моргнув глазом, соврал Савков.

- Скажите, есть портрет подозреваемых личностей? И можно ли связать это дело с погибшей полгода назад девушкой?

- Нет, нет, ни в коем случае, совершенно два разных дела. Почерк злодеев абсолютно разный. Напомню: девушку в Парке Победы убили колюще-режущим предметом, и её не похищали и не насиловали. Кстати, убийца найден и осуждён. Эту – ой, извините, нашу юную жертву – похитили с явной целью изнасилования.

- Вы что-то  сказали насчёт портрета насильника…

-Да, уже создан и разослан по всем оперативным точкам. Я думаю, в ближайшее время будет пойман и предстанет перед судом, а сейчас – извини, много работы.

Андрей Ефимович встал и, не прощаясь, вышел из залитого светом кабинета.

«Фу, выдержал»,- выдохнул он, налил полстакана коньяка и залпом осушил его, плюхнулся в кресло, достал засаленный платок и вытер взмокший лоб и шею. Вытащил телефон из кармана брюк и набрал помощника.

- Серый, зайди срочно!

Сергей Иванович уже через две минуты стоял перед размякшим в кресле начальником, который уже успел разлить остатки коньяка по двум стаканам.

- Я не буду,- возразил Корнев, - ком в горле от всего происходящего. Самое страшное, что всё пусто, все усилия напрасны. Кроме парнишки, который нашёл, и тот ничего путного не сказал.

- А кинологи, а следователи из Москвы? Что говорят, где сейчас копаются? Ты же с ними плотняком работаешь!

- Ну, что кинологи? Проверили ближайший гаражный кооператив – ноль, даже соседний проверили – ничего: никто ничего не видел, не слышал. Но, по всей вероятности, пленницу держали или в подвале, или в гараже. Рот у неё был заткнут промасленной ветошью, а такой в каждом гараже валом. Ни отпечатков, ни следов, ничего! Да, прошерстили мы город хорошо. Кстати, выяснили, что девчонки часто заходили к одинокому пенсионеру, бывшему военному, некому Занознову, но проверка ничего не дала. Чист дед, видел их два месяца назад, и соседи подтвердили, что он был дома в день похищения, хуже того – как узнал об исчезновении помощницы, его разбил инсульт, сейчас в больнице. Так что с нашим делом никак не лепится.

Савков внимательно слушал и поглядывал на невыпитый стакан подчинённого.

- Что друзья?

- Ничего, ни с кем они полгода не общались, у Ани вроде был парень, но формально, при опросе выяснилось, что они общались только по телефону, и то редко, как друзья. В общем, опрашиваем, копаем.

- Копай-копай, Серёга! Главное, чтобы нас не закопали,- Савков прыснул и, довольный своей шуткой, улыбнулся во весь рот, - рой, как говорится, а надо – и повесь на кого-нибудь, ну ты знаешь, не мне тебя учить.

25. Свет

 Яркий больничный свет обжёг глаза, и Катя зажмурилась.

«Я в раю? Хорошо, я сейчас встречу маму. Мама, мама, где ты? Где? Мама, я пришла к тебе!» - закричала девочка, а в ответ – тишина.

Приоткрыв немного глаза,  она через щёлочки увидела белоснежную наволочку и вдохнула приятный, головокружительный запах чистого белья с ароматом морозной свежести. Катя лежала на животе, уткнувшись носом в подушку. Она попыталась приподнять голову, но голова, словно чугунная, лежала мёртвым грузом и не слушалась. Девочка стала медленно сжимать руки в кулаки и шевелить пальцами ног, но всё давалось с неимоверным трудом.

«Я точно в раю – здесь так тихо, чисто и приятно пахнет; сейчас ко мне подойдёт мама!»

 Послышались тихие шаркающие шаги, и перед глазами выросла невысокая седовласая женщина в белом халате. Волосы, аккуратно заколотые в гульку, блестели под светом лампы. Лицо, светлое, покрытое мелкими морщинами, казалось добрым и милым, но всё же неяркая розовая помада освежала потухшую красоту. Немного сгорбленная, худощавая. С тощими, исчерченными бугорками вен руками, она держала в них листик с назначением и коробочку фиолетового цвета.

- Очнулась, милая? С возвращением, моя хорошая! - ласково сказала она.

- С каким «возвращением»?!  Позовите маму, я хочу её увидеть. Мама! Мама!

- Лапочка, её здесь нет, ты в больнице. Ты чудом осталась жива, тебя прооперировали вчера. Давай я помогу тебе перевернуться на спину и встать. Тебе надо встать, я тебя провожу в туалет.

- Лучше бы я умерла, я не хочу с этим жить! Я не хочу.

- Не говори так, все там будем рано или поздно, никто не знает, когда Господь заберёт к себе.  У каждого свои часы вселенские.

- Но мои стрелки кто-то сильно постарался подвинуть вперёд! Мне здесь нечего делать. Я чувствую себя, как использованная туалетная бумага, кому я нужна?

- А как же папа, брат? Они к тебе вчера вечером, сразу после операции, приходили, рвались в палату, но их не пустили. Вот – оставили тебе вещи, яблочки и сок.

- Ванечка, милый, как он без меня? - две крупные прозрачные жемчужины заблестели на глазах.

- Всё у тебя ещё будет, ты ещё молодая, переборешь эту боль. Давай попробуем встать! Меня зовут Елизавета Ивановна, я здесь уже тридцать лет работаю. Держись, девочка, я тебя понимаю, но если Бог дал шанс жить – живи!

- Можно, я побуду одна? - всхлипнула Катя.

- Можно; к тебе в двенадцать из полиции придут, тебе силы нужны. Но только, пожалуйста, давай попробуем встать и сходить в туалет.

- Хорошо.

Через десять минут, совершенно одна, бледная, с мокрыми щеками, Катя лежала на белой больничной койке и бессмысленно смотрела в потолок, затем медленно перевела взгляд на окно, за которым густо кружились мелкие белые мухи-снежинки. Мелкий холодок пробежал с головы до ног, и девочка поспешила залезть под одеяло.

«Мамочка, спасибо, что я осталась жива, я знаю, это ты мне помогла, ты и на том свете со мной. Как же мне тебя не хватает! Как я хочу, чтобы поймали насильника, ведь это был не тот, что пригласил меня в гости. Игнат, так он представился, был молодой и сероглазый, а этот гад старый, голова седая и морщины, лет сорок точно! А глаза! Никогда не забуду эти глаза – серые, крысиные. Так, что я ещё могу вспомнить? Дом, в который меня заманили, квартира на третьем или четвёртом этаже. Ни номера дома, ни номера квартиры не помню, но на месте показала бы. Всё расскажу следователю, хотя бы нашли этого урода, хотя бы наказали! Была я явно в гараже – воняло бензином, канистры стояли, и ветошь валялась, и хлам гаражный; жаль, я запомнила только внутреннее помещение, что ж теперь, во все гаражи надо залезть, чтобы опознать? Или как? Не понимаю».

Катя встала, немного наклонившись на левый бок, и лицо на две секунды искривила гримаса боли. Мелкими шажками она подошла к окну и уткнулась лбом в холодное стекло. Белое, мягкое серебро засыпало весь больничный двор: лавки, небольшие деревья и редкие кусты, деревянный детский грибок. Посреди дворика темнело непонятное пятно. Присмотрелась: «О, собака!» Большая, лохматая чёрная собака сидела, наполовину запорошенная снегом. «Что она здесь делает? Ждёт хозяина, наверное. Преданное животное. Да, собаки –самые верные друзья, вот у нас была Алёна, кавказская овчарка, хоть огромная и неуклюжая, но такая ласковая! Очень часто вспоминаю её, жаль её – умерла ещё до нашего переезда, как она маму любила! Словно ребёнок, радовалась её приходу и дом охраняла хорошо. Если бы папа её не избил, жила бы, наверное. Правда, чем бы мы её кормили? Не знаю».

Девочка попыталась открыть окно, но у неё ничего не вышло. Она опять уткнулась в стекло и пристально посмотрела на животное. В какой-то момент она поняла, что собака смотрит именно в её окно и именно ей в глаза. Её передёрнуло, и волна нехороших воспоминаний с огромной силой накатила и захлестнула её хрупкую душу. «Странная собака, взгляд человеческий, может, моя мамочка в неё вселилась? Бывают же перевоплощения?» Катя помахала сквозь окно, собака заёрзала на месте, снег слетел, обнажив антрацитовую шерсть; животное громко, пронзительно сотрясло воздух своим лаем.

Горький ком подкатил к горлу, и стало трудно дышать. Катя упала на койку лицом вниз и разрыдалась. На шум зашла Елизавета Ивановна, присела на краешек кровати и стала гладить вздрагивающую спину.

- Поплачь, это, говорят, помогает пережить горе; на таблеточку, выпей, я тебе водички принесла и конфетку, скоро завтракать будем.

- Спасибо,- отозвалась, всхлипывая, пациентка,- вы добрая, как бабушка; правда, у меня её никогда не было, а я бы этого очень хотела!

Медсестра улыбнулась, и от глаз по лицу пробежали мелкие морщинки.

- А у меня никогда не было внучки. Да что внучки,- Елизавета вздохнула,- детей Бог не дал. А я так хотела! И мужа не послал. Даже не знаю, в чём я провинилась в этой жизни. С восемнадцати лет работаю, и всегда – с добром и любовью. Но что-то, видно, не то, чего-то недостаточно для счастья. Эх, что это я о себе разговорилась! Я тебе таблеточку принесла, давай, привстань, моя хорошая.

Катя повернулась, привстала на локтях и, губами взяв с ладони таблетку, послушно запила её из стаканчика. В этот момент в палату заглянула полногрудая розовощёкая раздатчица в бело-жёлтом фартуке.

- Завтрак, девочки! Я так понимаю, приборов нет? Я положу вам в наши.

- Ты справишься? - уточнила Елизавета Ивановна и посмотрела Кате в глаза.

Девочка ничего не ответила, а повернулась к стенке.

- Катенька, надо покушать,- взмолилась пожилая медсестра.

- Оставьте меня.

 Медсестра с раздатчицей обменялись плечепожатиями, одновременно глубоко вздохнули, но воздержались от фраз, вышли и тихо закрыли дверь.

- Не надо на неё давить,- шепнула медсестра,- ей сейчас очень тяжело.

- Пошли чайку попьём ко мне, у меня печенье осталось невостребованное.

26. Кирилл

Кирилл вышел на крылечко полицейского участка и всей грудью вдохнул свежий январский воздух. Глаза радовал блестящий пейзаж, белеющий кругом. Деревья, асфальт, детскую площадку, расположенную напротив участка, – всё покрывал бархатный, кристально чистый снег. Снег – очень редкое явление в городе, бывали зимы, когда снега не выпадало вообще, даже на один день, поэтому его появление всегда вызывает искреннюю, радостную улыбку.

Пацнов сделал шаг вперёд и с удовольствием заметил, что его следы – первые на белом покрывале. «О, я – первопроходец!» И вдруг в сердце что-то больно кольнуло: «Мама! Она даже не знает, где я был эти сутки. Наверно, волнуется!» Кирилл вынул телефон из внутреннего кармана куртки и стал нервно нажимать боковую кнопку, пытаясь включить аппарат. Телефон не реагировал – разрядился. «Бляха-муха!» - выругался парень и великанскими шагами двинулся в сторону остановки транспорта. Домой добрался быстро, издалека увидел дымок, поднимающийся с крыши родного дома. Дверь, не запертая снаружи, приятно, по-домашнему скрипнула, и запах натопленной печки уютно заполнил грудь.

- Мама, мам, я вернулся! Я нашёл девочку. Ты где, мам?

Мама лежала на его диванчике, обняв потёртого бежевого плюшевого мишку. Не проявив никакой реакции на голос сына, она громко сопела, её лицо выражало глубокое спокойствие. В комнате стоял тяжёлый запах коньяка «после вчерашнего».

Кирилл наклонился и поцеловал мамину руку; и только сейчас он понял, что Ночки нет дома. Он оглядел все углы, заглянул под кровать, поцокал, но, не получив желаемого результата, поплёлся на мамину кровать, упал на живот и моментально уснул.

  Сон, как голодный дикий зверь, поглотил сознание парня. Он перенёс его в безвременное и безмерное пространство; какая-то неведомая сила затягивала его во мрак, Кирилл сопротивлялся, выгибался, выкручивался канатом, он видел свои изогнутые, как верёвки, руки, пытался ими удержаться, но у него ничего не получалось, он почувствовал боль, настоящую, жгучую боль, когда немеют члены, и становится трудно дышать. Собрав силы и сжав неистово кулаки, он рванул вверх и оторвался от земли, взлетел и увидел под собой улицы ночного города, толкающиеся автомобили с зажжёнными фарами, людей, закутанных в свои проблемы и спешащих по делам. Всё предстало перед ним, как огромный, движущийся серый муравейник, только тонкие, еле заметные сиреневые лучи исходили из каждого человека, неважно, идущего по улице или сидящего в автомобиле; эти лучи сливались в более плотные потоки и поднимались в небо, а в небе уже формировался новый энергетический шар.

Кирилл стал размахивать руками, пытаясь подлететь поближе к шару, но все усилия были тщетны – он не мог сдвинуться с места, как прикованный. Он снова напрягся всем телом и проснулся. В горле стоял едкий ком гари; он подскочил с кровати и кинулся на кухню. Мама сидела, окутанная белым дымом, и, по всей вероятности, спала, недавно опохмелившись. На плите что-то шипело и распространяло невыносимую вонь. Кирилл приподнял крышку сковороды: «Сырники, мои любимые; мам, они же сгорели!» Мама посмотрела на него бессмысленным взглядом и вздохнула. Сын ничего более не ответил, попил воды, по-солдатски оделся и вышел в холодный мир. В спешке вытянул телефон из кармана: «Зараза, забыл зарядить! Сколько же времени сейчас? Где-то девять-десять, наверно. На пару пар ещё успею».

 В маршрутке всю дорогу перед глазами стоял образ темноволосой девчонки, белой как снег. Он напрягся: «Как же её зовут? Маша, Катя, Даша, Аня, Таня? Вообще голова не варит от недосыпа. Красивая она, хорошо, что жива осталась, дети красивые будут. Блин, как я хочу её увидеть, какие у неё, интересно, глаза, а как она смеётся? Какой у неё голос?»

 Незаметно, погружённый в мысли, Кирилл дошёл до университета и прямо в дверях столкнулся с Ксюшей –третьекурсницей, высокой, смуглой шатенкой с татуировкой на груди в виде змейки и небольшой надписи – за ухом. Она ещё в сентябре заприметила симпатичного второкурсника и всякими способами пыталась к нему приблизиться. И ей это очень даже удалось – после новогодней вечеринки, которую организовал Илья у себя дома, Ксюша почти на сто процентов была уверена, что Кирилл не только обратил на неё внимание, но и увлёкся. Она всё ждала, когда он проявит инициативу, но Пацнов постоянно, всеми возможными путями избегал общения с девушкой. Она его отталкивала на уровне подсознания, ни её шикарная фигура, ни красивая мордашка не производили впечатления. Она курила и говорила очень просто, используя нецензурные слова.

- О, Киря, привет! Куда так летишь? Уже первую пару пропустил, пошли со мной, курнём,- улыбнулась девушка, обнажив жемчужные зубы.

Кирилл одарил её надменной, безмолвной улыбкой и демонстративно прошёл мимо.

- Хм, странный! - взвизгнула она и продефилировала шатающейся, оборачивающейся походкой по коридору.

Пацнов не успел пройти и пяти метров, как услышал позади себя тяжёлые шаги, и хлёсткий удар пришёлся по плечу.

- Киря, Паца! Где ты пропал, сто лет тебя не видел! Клёвый «лук», у тебя вкус появился,- перед ним во весь рот улыбался Денис.

- О, я тебя тоже уже забыл, ты откуда откопался?

- Чё червишь, Паца, я, между прочим, на юридический перевёлся, ментом буду. Вот! - Денис притворно сложил руки на груди, сделал серьёзную физиономию с нахохлившимися бровями и губами, похожими на куриную гузку.

- Ты как был клоуном, так им и остался.  Слушай, мне некогда, давай созвонимся как-нибудь,- Кирилл отстранил друга рукой и пошёл по коридору с задумчивым видом.

- Я тебя услышал,- громко подытожил Денис.

Кирилл хмыкнул, ему очень нравилась расшифровка этого выражения: «я тебя услышал» - это что-то среднее между «спасибо» и «пошёл на три весёлых буквы».

День на занятиях пролетел незаметно. После обеда огромная серая туча поглотила солнце, и стало совсем угрюмо и сдавленно на душе. Информация, льющаяся из уст преподавателей, пролетала мимо, не оставляя ни одного слова в памяти парня. Кирилл вернулся домой после семнадцати, вяло переступил через Ночку,  упал на диванчик вниз лицом и через секунду почувствовал лёгкое, мокрое прикосновение.

-        Уйди, мне тяжело.

-        Это потому, что ты чувствуешь её боль.

-        Чью?

-        Боль Кати, я была у неё в больнице, ей тоже сейчас несладко.

-        Брось, глупости, я её один раз видел и совсем не помню, не думаю о ней, просто как-то тошно и пусто внутри.

Собака опять коснулась горячим языком руки парня.

- Нет, ты не находишь себе места, вы не можете жить друг без друга. Вы отмечены свыше, и ни на что уже повлиять не можете. Понимаешь, этот шар открыл твои скрытые возможности, и энергия, которая оказалась ненужной другим людям, теперь в тебе.

- Пошла прочь! Глупая псина, ты – только моё больное воображение! Мне надо что-то сделать, чтобы избавиться от этих голосов. Я устал.

- Почему ты меня предаёшь? Ты же верил мне!

- Я верю и не верю, но не хочу никаких миссий, не хочу никаких связей, я хочу просто жить, по-пацански, гулять.  Я не думаю о ней, не грузи меня, мне безразлично, что с ней, - Кирилл приподнялся на руках и оказался лицом рядом с животным,- на каких небесах? Ты о …,- он недоговорил и замер – в глазах Ночки быстро, как на скоростной перемотке фильма, стали мелькать картинки: на одной он узнал свой силуэт, а рядом – образ девушки; они сидят на лавочке, а перед ними плещется ночное море, играя лунными улыбками, растворёнными в нём. Следующий кадр: он несёт на руках девушку в белом кружевном платье и сияет от счастья; кадр: они идут в обнимку и катят широкую коляску с близнецами.

Пацнов встряхнул головой и крепко зажмурил глаза: «Фу, вот это глюк! Иди прочь, не пугай меня!» Ночка, поджав хвост, поплелась в коридор и рухнула на коврик – она не умела беззвучно ложиться – при этом глубоко и громко, по-человечески, вздыхала.

Хозяин же лёг на бок, погрузился в себя и поплыл по реке мечтаний. Спать не хотелось, картинки, увиденные в глазах питомицы, всё разрастались и разрастались в воображении: девушка подмигивает, берёт его за руку, улыбается; неизведанная волна счастья накрывает с головой, и он, опьянённый им, подхватывает избранницу на руки и кружит, кружит. Кирилл уснул с улыбкой на лице.