Взрослые дети - Приключенческий роман

Глава 1. Домой?-2

– Ой, да не путайтесь же вы под ногами! – закричала проводница на говоруна.

Тот не ожидал уже увидеть ее живой и от такой встречи лишился дара речи. За проводницей следовал мужчина с седой бородкой а-ля Феликс Эдмундович. Из-под его дубленки выглядывал медицинский халат.

Погода казалась доктору мерзкой: снег на лысине, снег на одежде и на портфеле. Хотя его стряхнули еще в тамбуре, часть все же успела растаять. Мокрая дубленка, мокрая лысина, мокрый портфель. С досады врач запыхтел, как разъяренный барсук.

Была пятница, и ему уже следовало с умным видом сидеть перед домашним телевизором и смотреть любимое шоу. Доктор взглянул на свои часы. Капли воды попали на стекло. Но мало того, что часы были исправны, они показывали половину шестого. Это означало: если быстро все обставить с осмотром и допустить, что автобус придет вовремя, можно еще успеть. Шоу играло важную роль в жизни доктора. Он тихо радовался, когда люди не могли назвать даже правильную букву, а он разгадывал целое слово. Умение быстро угадывать слова тешило его самолюбие. Среди коллег по цеху он слыл умнейшим человеком. Привычным его занятием во время рутинных дежурств было разгадывание кроссвордов. Так он готовился к каверзным заданиям на пятничном шоу. Кроссворды стали вторым базовым элементом существования доктора после одной из пятниц. Опытный врач, тридцать лет назад с отличием окончивший медицинскую академию, чувствовал себя посрамленным. Доярка из Ростовской области знала, что лаванду применяют против моли, а он не смог злополучную лаванду отгадать при трех открытых «А». Уступить в заочном состязании профессору еще куда ни шло, но доярке… Требовалось срочное вмешательство лучшего специалиста, и он прописал себе отгадывать по пятьдесят слов ежедневно.

В другую пятницу его дежурство пошло кувырком. Он снова застрял на ботанической теме. Совет при турецком султане изнурял его ум еще больше. Наконец, пришел этот поезд. День напролет врач клял «складских растяп», которые по ошибке выдали в отправном пункте использованное белье.

«Посадят придурков с восьмью классами, а нормальные люди мучиться должны», – сокрушался он в душе.

Все бы плюнули на нестиранные подушки, матрасы и одеяла. Но размеренную работу железной дороги и связанного с ней великого множества служащих нарушил неизвестный Хафиз-оглу. Его сняли в Хабаровске с явными признаками дизентерии. От одного этого диагноза доктор поморщился. Для него это звучало так: «Будет у меня теперь геморрой».

Хафиз-оглу поставил на уши и железнодорожников, и органы, которые раньше принято было обтекаемо именовать соответствующими инстанциями. Вообще, то, что эта темная личность есть Хафиз-оглу, подтверждал лишь паспорт, признанный поддельным. По запросу из Астрахани ответили, что такой гражданин действительно прописан в этом городе. Но фотографию его достать не удалось. Дома его не оказалось, как и в полицейской базе. «По сводкам не проходил». Что следовало расшифровывать так: «Дорогие коллеги из Хабаровска, разбирайтесь сами. До свидания». Немного придя в себя после проблем, деликатно именуемых диареей, условный Хафиз-оглу торжественно объявил следователю: «Русски не понимать, переводчик нада». Понятно, ведь следователь даже издали не был похож на симпатичную девушку-попутчицу, которой человек-загадка читал Пушкина и Джами и вел проникновенные беседы об истинной любви.

Теперь все ответственные конторы от Чебоксар до Хабаровска бились в догадках: «Кто он такой? Как ему по фальшивому паспорту продали билет? Делал ли он что-то подозрительное по пути следования? Почему отправился на Дальний Восток?» В то время как в Астрахани радовались, что «дизентерийный» купил билет вдали от сферы их компетенции и они легко отделались, ведь дело пахло шпиономанией и большим разносом на дорогих коврах, проводница с доктором несли свою порцию хлопот.

– Этот? – кивнул врач на онемевшего говоруна.

Проводница с довольным видом подтвердила его догадку.

– Сыпной тиф, – заявил доктор категорично, но не громко, дабы не создать паники.

– К… как это? – теперь пациент приобрел еще и заикание.

– Сильное желание поговорить – первый симптом… Потом сыпь… – развивал мысль доктор. – И… крышка, – это слово он произнес с особым удовольствием.

– Помогите, – слезно умолял «больной». – Ну, у меня же семья… Как они без меня?

Проводница сникла, ей стало очень жалко несчастных домочадцев говоруна.

«Я бы такого не вынесла», – пронеслось в ее мыслях.

– Успокойтесь, – ласково и очень тихо сказал доктор. – Сядьте на свое место… Вот так, хорошо… Если до вашей станции сумеете помолчать, значит, все в порядке.

Он украдкой подмигнул проводнице. Их отношения отчасти напоминали старую добрую кооперацию под девизом «услуга за услугу». За время долгой разъездной работы проводница наладила подобные связи на всех крупных станциях. Всюду у нее были знакомства и непременно взаимовыгодные. Время СССР было и ее золотым временем. Из каждого вояжа в Ленинград или Москву она везла всевозможный дефицит от импортных джинсов до той самой колбасы, которую недавно вспоминали добрым словом в ее вагоне. Везла для себя любимой и всех знакомых по пути следования. Свои услуги она ценила, хотя цены не накручивала, потому считалась самой честной торгующей проводницей на маршруте. Но эпоха всеобщего дефицита прошла, и теперь все больше приходилось иметь дело с красной икрой туманного происхождения.

Но с откровенным беззаконием женщина дел иметь не желала. Сомнения погрызли, конечно, когда честная проводница отказалась перевозить медвежью желчь для столичного ценителя китайской медицины. Ведь после единственной такой операции можно было провести целый месяц в Таиланде без всяких материальных стеснений. Впрочем, путешествий ей хватало на работе. Любимый сериал был ей стократ милее неизвестного Таиланда, который напоминал о себе лишь надписями на банках с консервированными ананасами. Еще она знала, что там не бывает снега и вроде бы есть теплое море. Все это не шло ни в какое сравнение с сердечными делами очередной клонированной Золушки. Самым прелестным было то, что, пропустив десяток серий, можно без напряжения извилин снова включиться в круговорот мыльных страстей.

Проводница вспомнила про заказ доктора – килограмм лососевой икры к Новому году.

– Шестнадцатого, – обратилась она к нему.

Пассажир с шестнадцатого места уставился на них, ожидая чего-то нехорошего. Доктор заметно повеселел: ему напомнили о грядущем застолье, подарках, баньке… А еще он открыл одуванчик, то есть «дикого родственника астры» из кроссворда. Так он получил ключ к «совету при турецком султане». Это уже было пятьдесят первое слово, которое он решил оставить на завтра. Как и любое лекарство, лекарство для интеллекта следовало принимать в соответствии с назначенной дозировкой.

– Как самочувствие? – ораторствовал врач, с важным видом проходя по вагону.

Пассажиры начали перешептываться, а самые активные требовать объяснений.

– Все хорошо, уважаемые… – врач хотел добавить «товарищи», но вспомнил, что «золотые времена» остались в прошлом. – Плановая проверочка, – продолжал он нежно, едва не переходя на сюсюканье.

Но слухи уже поползли со скоростью лавины. Кто-то тоже вспомнил «золотые времена», а вместе с ними и про неудачные испытания биологического оружия. Кто-то предположил, что вагон облучен неким радиоактивным веществом. Но стоило приблизиться человеку в дубленке поверх белого халата, шушуканья о секретных хранилищах супероружия сразу стихали. Время поджимало, но пройти мимо Саши врач не смог. Он хотел, но что-то посильнее клятвы Гиппократа тянуло его к молчаливому парню. Вдумчиво осмотрев его лицо, доктор, наконец, спросил:

– Что это за воспаление такое у вас на лбу?

– Ушибся, – прозвучало в ответ.

– Шишка это… Он с полки навернулся… во сне, – шепотом поясняла проводница.

«Алкоголь принимали перед сном?» – этот вопрос назревал, но врач решил, что и без него все предельно ясно.

– Головные боли? Тошнота? Рвота? – смаковал симптомы медик.

Еще во время визита в военкомат Саша уяснил бесполезность подобных бесед. Одному парню с близорукостью там прямо заявили: «Ты врешь». Разговоры же о головных болях заканчивались дюжиной строчек непонятных каракулей в личной карточке призывника. B лучшем случае на них ставили печать с надписью «годен», в худшем отправляли владельца к психиатру.

При виде военкоматовского психиатра с загадочной улыбкой на лице призывник уже без всяких колебаний решал как можно быстрее «отбыть к месту прохождения военной службы». Психиатр, дама в возрасте, но еще не потерявшая вкуса к дурачеству, очень любила стеснительных мальчиков, которые попадали в ее кабинет голыми. Вспомнив, очевидно, курс инфекций в институте, она внимательно осматривала подозрительные красные пятна на их телах. В процессе пятен становилось больше, а ее настроение все более игривым. У нее вырастали крылья от мысли, что за дверью стоит целая очередь из юношеских тел. Перед тем как поставить заветную печать, она обыкновенно пробегала въедливым взглядом по призывнику. В какой-то книжке врач вычитала, что людям от природы свойственно властолюбие. Ее личный опыт это подтверждал. Ей приятно было осознавать, что в ее власти отправить парня в армию, погонять по обследованиям или посоветовать, где и за сколько можно взять нужную справку.

Когда Саша на привычный вопрос ответил, что ничего у него болит, на даму-психиатра напал ступор. Окончательно ее добили слова «не собираюсь я косить». Так Саша отправился в армию, даже не услышав о загадочных красных пятнах.

«Все нормально. У меня ничего не болит» безотказно подействовало и на доктора в поезде, ведь тому всегда нравилось иметь дело со здоровыми людьми.

Отставной полковник Груздев, севший на поезд вместе с Сашей, последнего факта не учел. Он сам явился к доктору и попросил срочно подойти к соседней полке. Лежавшая там женщина по-прежнему не расставалась со спасенным из прачечной паспортом. О том, чтобы забраться на верхнюю полку, не могло быть и речи, и полковнику пришлось уступить ей свою. Пассажирка лежала на спине, положив левую ладонь на лоб. На выдохе она издавала протяжный стон, трогавший офицера до глубины души.

Совесть вдруг подкралась к проводнице, которая уже благополучно забыла про обещанный мятный чай.

Доктор взглянул на часы и стал атаковать лежавшую вопросами о самочувствии.

– Голо… ва… – сказала пассажирка со второй попытки, в промежутке глотнув воздуха.

«Что за день такой?!» – как у всякого опытного врача у этого доктора была приятная для пациентов особенность выражать недовольство про себя.

– Давление… высокое, – чуть оживилась пассажирка. – Всегда поднимается, если лоб горячий.

Тонометра, как назло, не оказалось, ведь расчет был на инфекцию, а не гипертонию.

– В больницу поедете? – спросил доктор удрученно.

Даже вовремя пришедший автобус уже не гарантировал приятного пятничного развлечения.

– Какая больница?

Если пациент возмущается, с ним явно не все так плохо – за время многолетней практики врач убедился в верности данного утверждения. К тому же пассажирка приподнялась и выдала добрый десяток доводов, почему именно ей нельзя попадать в больницу. Все они сводились к свадьбе любимого сына. По ее словам, будущая невестка – кулема, ее руки растут не оттуда, откуда полагается, поэтому готовить она не умеет. Завершилась ее тирада риторическим вопросом: «Что подумают гости, если на свадьбе нельзя будет как следует поесть?»

– Дайте мне таблетку от давления, – потребовала в довершение пассажирка.

Ее лицо снова багровело. Емкими выражениями она высказала претензии к невестке, сыну, которого угораздило в нее влюбиться и, наконец, к врачам.

– Ни один… Ни один, – говорила она, грозя всем медикам мира пухлым пальцем. – Толком не объяснил, что мне делать… Лишь бы отмахнуться…

Терпение врача лопнуло, хоть он тех докторов не знал лично, но они были его коллегами, а профессиональную солидарность никто не отменял.

– Двигаться больше надо, – бросил он на прощание и пожелал крепкого здоровья.

– Нет, ну, вы слышали? – жаловалась пассажирка полковнику. – Все слышали? – добавила она для остальных, глядя почему-то на Сашу.

– Женщина, не кричите! Не у себя дома.

Таким образом проводница давала понять, что обещание по поводу чая теряет силу. И теряет отнюдь не по ее вине. Точно так же строгая няня отказывает ребенку в шоколаде из-за его плохого поведения, но не потому, что ей захотелось сладкого самой. Потом она еще как бы случайно затевает нравоучительную лекцию на тему «воспитанный человек должен делиться с другими».

– Взрослая женщина, а кричите на весь вагон, – добавила проводница, вжившись в роль блюстителя добронравия.

– Да у вас тут бордель!

Пассажирка хотела сказать «бардак», но как-то само собой вырвалось. Впрочем, все и так поняли, о чем речь. Со всех сторон на проводницу посыпались претензии. Они копились и копились, теперь же, когда несправедливости бросили вызов, он был поддержан.

– Попробуйте сами поспать в одежде, без подушки…

Некий энтузиаст предложил проверить проводницкое купе на наличие спальных принадлежностей: «Сама-то наверняка на мягком спит!»

– Откройте туалет! – звучало с другой стороны.

Назревала вагонная революция. Проводница пыталась доказать, что она человек подневольный и обстоятельно доложила об инструкциях, которые запрещают открывать «ватерклозет» на стоянках. Она сама не понимала, откуда всплыло это странное слово. Видимо, из инструкции, завалявшейся с незапамятных времен. Пассажиры вдруг стали для нее дорогими. Проводница разоткровенничалась и посетовала на маленькую зарплату, постоянные разъезды и, как следствие, отсутствие личной жизни. Она чуть не разрыдалась при словах: «Мне приказали сдать все постельное, я и сдала». Ее взгляд вдруг остановился на Саше, совершенно безразличном к постельным прениям.

– У вас будут жалобы на качество обслуживания? – спросила она у него подхалимски.

«Парень тихий, на рожон не лезет, не жалуется», – это вселяло в нее надежду. И она не прогадала. Больше всего Саше хотелось, чтоб его оставили в покое. Но после вопроса проводницы все протестующие ждали ответной реакции.

– Сейчас, сейчас он вам все выскажет. Военные молчать не станут, – пугала проводницу женщина с паспортом.

Полковник Груздев, дремавший на новом месте, сразу открыл глаза и закряхтел.

– Нет у меня претензий, – твердо сказал Саша.

– Как это?.. Как это?.. – зазвучало отовсюду.

– Да что его спрашивать… Их там обучают на брюхе по грязи ползать… А пикнут, сразу на губу отправят или вообще…

Оратор не успел сказать самого, на его взгляд, важного.

– Тихо! – рявкнул полковник, как в былые годы, и показал красные корочки, бывшие для него чем-то вроде талисмана.

Поняв, что этот мощный резерв на ее стороне, проводница перешла в наступление и пригрозила позвать милицию. Хотя слово «милиция» официально было признано устаревшим, звучало оно по-прежнему грозно.