Она медленно кивнула, даже не спросив, какие именно. Развернулась к полке, достала дешёвую бутылку в прозрачном пластике и пачку «Примы», швырнув их передо мной.
— С тебя триста.
Я сунула руку в карман, вытащила смятые купюры. Деньги пахли чужими руками, чужими проблемами. Но сейчас это не имело значения.
Где-то за спиной кто-то закашлялся, кто-то засмеялся пьяным смехом. Здесь я была никем. И это было... освобождением.
В глазах читалось сочувствие, словно она видела больше.
Барная стойка была липкой от пролитых напитков, но я уже не чувствовала ни брезгливости, ни отвращения. Водка жгла горло, оставляя после себя не тепло, а странное онемение — будто кто-то выключил свет внутри. Звуки вокруг стали приглушёнными: смех теперь напоминал карканье ворон, звон бокалов — далёкие колокольчи
