Квартира оказалась маленькой, бедной, с облезлыми обоями и множеством пустых стеклянных бутылок, разбросанных по полу. В этом месте не было уюта, только беспробудная горечь опустошённости. Дверь скрипнула, как старый корабль, и впустила нас в полумрак. Пахло пылью, сыростью и чем-то кислым — будто здесь годами выдыхали отчаяние. Он щёлкнул выключателем, и лампочка, висящая на проводе, мигнула, осветив комнату: обои с жёлтыми разводами, диван с торчащими пружинами, стол, заваленный окурками в консервной банке. На подоконнике рядком стояли пустые бутылки — зелёные, коричневые, прозрачные — как памятники забытым попыткам сбежать от себя.
— Садись где хочешь, — пробормотал он, шаркая к холодильнику. — Только не жди шампанского.
Я опустилась на диван, и что-то хрустнуло подо мной. Пивная крыш
