Не трогай запястья

Соджу и двигатель ненависти.

— Ты идёшь? — по лбу Тэхёна скатилась капля пота, он одним движением ладони стёр её, облизав губы.

— Не, я ещё потренируюсь, — покачал головой Чимин, стоя перед зеркалом в танцевальном зале и делая резкий выпад бедром вперёд, который почему-то выглядел не так, как должен был. Чимину совсем не нравилось.

— А я пас, сейчас умру, —пробубнил Хосок, вставая на колени, а затем и вовсе падая на пол и сгребая его руками так, будто пытался целиком обнять. Выглядело настолько забавно, что Чимин едва хихикнул. — Как тебе хватает сил вообще стоять?

— Для омлета иногда нужно разбить пару яиц, — улыбнулся Пак, покрепче перевязывая на талии рукава клетчатой рубашки.

Ребята репетировали новую хореографию, которая, казалось, включала в себя по части из всех самых сложных, которые у них когда-либо были. Особенно тяжело она давалась Юнги и Сокджину. Но Тэхён, Хосок, Чимин и Юнги репетировали свою часть поздно вечером лишь вчетвером, тогда как остальные старшие хёны и Чонгук тренировались днём. Старшим забили расписание под завязку, поэтому они не могли репетировать вместе со всеми.

Чимин любил репетировать в полном одиночестве, поскольку когда они делали это все вместе, то всё шло по одному характерному месту на букву «п». Под конец уже просто не хватало нервов, потому что это были крики, недовольства, пререкания и огромное количество негативной энергии. Из-за усталости ругались буквально все и со всеми. Правда, Чимин уже не помнил, когда их совместные тренировки оканчивались тихо и спокойно. Другое дело — по отдельности, а потом всем вместе просто закрепить.

— Долго здесь не торчи, энерджайзер, — Хосок потрепал свою мокрую чёлку, поднимаясь с пола. — Идёшь? — обратился он к Юнги, который сидел у противоположной от зеркала стены, согнув ноги в коленях.

Чимин едва заметно бросил взгляд на старшего в отражении: тот совсем не выглядел уставшим.

Пожалуйста, уходи.

Эти несколько дней Чимин не вспоминал тот инцидент в туалете. Он не хотел думать об этом — боялся. Боялся того, что почувствовал на одну долю секунды. Не анализировал, не зацикливался, потому что ему было от чего-то страшно. Возможно, было бы лучше оставить несколько точек на этой карте неисследованными, ведь всё встало на свои места. Обиды забыты, Юнги прежний, прежний и Чимин. Будто никакой ссоры и не было. Было только одно «но» — отношения не изменились, они остались такими же, как во время ссоры. Перекидывались парой фраз, но лишь по делу. В одно мгновенье осознание дошло до младшего, словно резко ударившая в дерево молния: ведь их отношения всегда и были такими. Чимин — доставал, Юнги — игнорировал.

Пак построил себе иллюзию дружбы, от этого почему-то сделалось так паршиво на душе. Единственное, о чём Чимин задумывался каждый вечер нескольких прошедших дней: что случилось с Юнги в тот момент? Он был сам не свой, но почему? От чего? Иногда Чимину казалось, что неизвестность — самое худшее, что могло быть. Но ведь именно она давала время подумать и сделать правильный вывод. Пока этого, к сожалению, не произошло, но он терпеливый, подождёт.

— Я тоже останусь, — с безразличием в голосе ответил Мин, отвинчивая крышку на бутылке с водой. — Сам видел, что у меня всё плохо.

Хосок только открыл рот с явным энтузиазмом во взгляде, чтобы что-то произнести, как Юнги в ту же секунду прервал его: 

— Пошутишь сейчас — яйца откручу.

— Да понял-понял, — замахал Хосок руками в примирительном жесте, едва сдерживая смех.

Тэхён прыснул в кулак, скидывая какие-то вещи в сумку и всё ещё дико потея лбом. Затем Хосок всё же прошептал ему свою шутку, приставив ладонь для пущей звукоизоляции от злого Мин Юнги, и они, смеясь, покинули помещение под его испепеляющий взгляд. Звенящая тишина в танцевальном зале постепенно вливалась в уши Чимина, пока он стоял у аппаратуры и бездумно пролистывал песни в плей-листе своего телефона. Оставаться с хёном наедине — последнее, чего он хотел в этот длинный, изматывающий вечер.

— Какую часть хочешь повторить? — невзначай кинул Чимин, натягивая на лицо напряжённое и сосредоточенное выражение.

— Ты поможешь мне с некоторыми движениями?

У Чимина сердце будто проехалось по рёбрам, как по стиральной доске. Он распахнул глаза, прогоняя фразу Мин Юнги в голове ещё несколько раз, как на зажёванной кассете.

— Пожалуйста.

Это был полнейший нокаут для младшего. Неужели Юнги попросил его о чём-то? Да ещё и «пожалуйста» сказал? Паку стоило пролистать ленту новостей, потому что в Мире начался апокалипсис? Наводнение? Землетрясение? Они все умрут?

— Конечно, без проблем, — всё, что смог выдавить из себя Чимин, криво улыбнувшись и продолжив листать музыку, чтобы найти нужный трек.

— Мне жаль.

— Что?

— Не заставляй меня повторять это дважды, — нахмурился Юнги, опуская глаза и закручивая пробку на бутылке.

— Я правда не понимаю, — пожал плечами Чимин, взглянув на старшего. — Чего жаль-то?

— Что я обидел тебя тогда. Я иногда говорю вещи, которые не стоит говорить, — в его голосе не было каких-либо эмоций, но этого и не нужно было.

Чимин с уверенностью мог сказать, что видел восьмое чудо света. Мин Юнги, хоть и коряво, но пытается извиниться. Чимину с головой хватало даже этой попытки. Будто какой-то неведомый груз окончательно ушёл и больше не появится. Пак и правда чувствовал себя намного легче.

— Я думал, что мы уже давно забыли об этом, — широко улыбнулся он, слегка почесав свободной рукой растрёпанную макушку.

— Как скажешь, — пожал плечами Юнги, поднимаясь на ноги. Он всем видом показывал, что поскорее хотел закончить этот разговор, хоть сам его и начал, что ставило Пака в немного затруднительное для понимания положение. — На середине у меня не получается эта путаница с ногами…

Orsten — Fleur Blanche

Когда Чимин включил песню, поставив на среднюю громкость, и встал напротив зеркала, то Юнги последовал его примеру, располагаясь рядом. Светловолосый невольно оглядел в отражении зеркала его тонкие ноги, облачённые в свободные потёртые джинсы, которые держались на честном слове, а помятая чёрная футболка слишком небрежно была в них заправлена. Чимин так же быстро отвёл взгляд, качая зачем-то головой, чтобы ненужные мысли вылетели из неё.

— Ты немного неправильно ноги располагаешь изначально, поэтому не получается, — проговаривал Чимин, принимая нужную позу, пока играла первая часть трека. — Нужно вот так…

Старший повторил за Паком, переставляя ноги в нужную позу и медленно повторяя вместе движение, которое никак не получалось. Чимин чувствовал какое-то внутреннее превосходство, гордость. Его распирало от радости, что всё, как раньше. Мин всегда просил у него помощи с движениями, которые не выходили. Не Чонгука, не Хосока, а именно Чимина.

— Не-ет, — засмеялся Пак, увидев расположение ног брюнета, но когда тот напряжённо стрельнул взглядом, то Чимин стал серьёзным. — Не так, Юнги-хён, — он подошёл ближе, снова вставая в исходное положение. — Вот так, не забывай про руки…

Когда старший встал в нужное положение, Чимин необдуманно прильнул позади без какой-либо «задней» мысли, и взял его за запястья, приподнимая руки чуть выше, чтобы обозначить, как правильно нужно их расположить. За такое короткое мгновенье он успел сравнить ширину их плеч, тут Чимин явно выигрывал. Тут-то произошло это нечто, и Юнги резко выдернул свои руки из ладоней Чимина, отпрянув от него в сторону, словно кипятком ошпаренный.

— Не делай так, — вновь каким-то жёстким на слух голосом предупредил он, а Чимин про себя отметил, что нужный момент в песне уже прошёл.

— Да почему? — не выдержал младший, едва сдержав себя, чтобы от обиды не топнуть ногой, словно маленький ребёнок в магазине игрушек. — Тебе настолько противны мои прикосновения? Почему постоянно такая реакция? Мои руки кажутся тебе грязными? От меня несёт или ещё что? Не понимаю, что не так?

Чимин понял, что стоило бы остановиться сейчас, но непонимание колючим плющом окутывало весь разум. Он мысленно на лице отметил крестом, как клад на карте, куда ударит себя после. Пак смотрел на Юнги, который выглядел потерянным. Снова. Всё в точности, как тогда, в уборной. Лицо старшего приобрело какое-то нечитаемое выражение для Чимина, и он не знал, что с этим делать. Спрашивать напрямую — бесполезно, потому что по Юнги было видно: он не собирался отвечать на вопросы младшего.

А Пак ночами спать не мог.

— Забудь, — покачал головой Юнги, отводя взгляд. — В следующий раз проработаем.

И он просто отвернулся, подхватывая с пола бутылку с водой, а с подоконника свой телефон и наушники. Чимин смотрел, как старший идёт к выходу из танцевального зала, и ничего не делал. Он осматривал его силуэт сзади: глупая неуклюжая походка, худощавое телосложение, бледная кожа. Тёмные волосы слегка влажные на затылке. Руки от локтя до пальцев покрывали выделяющиеся голубоватые вены. Конечно, не такие, как у самого Пака, но выглядели более привлекательно от того, что гладкие, словно тонкие плавные змеи, обрамляющие руки со всех сторон.

Взгляд Пака вдруг останавливается на запястьях. В голову резко, словно огромный булыжник, впадает вполне рациональная догадка. Ведь тогда Чимин тоже коснулся рук. Запястий.

— Хён, подожди, — крикнул Чимин, когда Юнги уже подошёл к двери.

Он не успел обернуться и взглянуть на Пака, бурлящего энтузиазмом, мчащегося к нему на всех парах. Чимин резко прислонился к темноволосому со спины, хватая за запястья.

— Какого ху…

Юнги тут же заткнулся, когда младший сдавил его запястья влажными мягкими пальцами. Его подкосило, казалось, ещё секунда, и он повалится с ног, полностью сдаваясь. Чимин нашёл. Он понял.

Юнги не выносит, когда трогают его запястья.

— Отпусти, — промямлил он, а Чимин вдруг начал задыхаться, когда услышал этот голос.

Он не просил, не приказывал, не требовал. Он умолял. Пака пробила крупная дрожь, когда животом он почувствовал, что Юнги трясётся всем своим телом. И нарочно сжал сильнее запястья.

— Пожалуйста, — прохрипел старший, зажмуриваясь, будто его ударили коленом по животу. — Чимин-а, прошу.

Сказать, что Пак был в шоке — вообще ничего не сказать. Жизнь не переставала его удивлять с каждым часом всё больше и больше. Если перебрать хоть половину того, что подкидывал ему Мин Юнги в последнее время — удивляться разучишься напрочь.

Песня подошла к концу. Повисла удушающая тишина. Секунда за секундой. Помещение медленно, но верно наполнялось каким-то странным ощущением, от которого кожу Пака пробивало дрожью. Волосы на руках встали дыбом, когда Чимин уловил звук вдохов и выдохов Юнги. Тот не двигался, всё так же стоя с опущенной головой, заточённый в личной клетке рук Пак Чимина. От его шеи приятно пахло мятой и лимоном. Из-за спадающей чёлки глаз было не видно, но они однозначно были закрыты, даже зажмурены.

Мин Юнги казался куском глины — лепи, что хочешь. Используй, как душа пожелает. Казалось, он исполнит любое желание, как фея-крёстная, лишь бы только Чимин отпустил его руки. Но вместо того, чтобы загадать желание, Пак аккуратно перебирает кожу на бледных запястьях, массируя мягкими поступательными движениями вены. И тело старшего расслабляется. Из рук выпадает телефон, наушники и бутылка с водой, распространяя волнами неприятный гулкий звук по помещению. Словно тряпичная кукла, Мин Юнги слегка опадает на Чимина спиной, невольно запрокидывая затылок на его плечо с резким, томительным выдохом. Его губы размыкаются, но он не дышит. Футболка в районе лопаток мокрая. У старшего было такое выражение лица, от которого завёлся бы даже испорченный будильник.

Младший чувствует, как влажные кончики волос Юнги соприкасаются с его кожей в районе ключиц. И это окончательно сносит крышу.

Тудум.

Чимин, сам того толком не осознавая, хватает Юнги за плечи, поворачивая к себе лицом. Одним движением накрывает его губы своими, вновь хватая за запястья. У Чимина в голове стоит какой-то шум, словно помехи на радио. Он уже не видит себя, не чувствует тела, как только ощущает привкус мятных леденцов на сухих, потрескавшихся губах Мина. Тот же, в свою очередь, на первые десять секунд опешил, распахнув глаза. Где-то на периферии сознания Пак понимал, насколько это херово с его стороны, в каком сейчас шоке находится его хён.

Конечно, до психологической травмы ему далеко, но, блять, что сейчас происходит? Чимин чувствует, как старший начинает оказывать сопротивление. Мычит в губы что-то нечленораздельное, выкручивает запястья и не отвечает на некое подобие поцелуя, пока младший влажно, с требованием и напором сминает его губы своими. Но Пак понимает, что остановиться уже не в силах, поэтому пятится к ближайшей стене, прижимая к ней старшего и перемещая руки на талию. Обвивает и сдавливает. Тем временем Мин Юнги с напором упирается в его плечи трясущимися ладонями, всеми силами надавливая и давая понять, что пора это остановить. Но Чимин не в силах этого сделать. С эрекцией, которая возникла в считанные секунды, не поспоришь.

Чимина возбуждало неизвестное. Возбуждало амбивалентное. Возбуждало то, что оказывалось глубже, чем казалось раньше. Мин Юнги оказался не грубым, не безразличным, не чёрствым. Он просто от всех защищался. Его защитная реакция, чтобы скрыть тот факт, что с тактильным общением у него явно какие-то проблемы. Иначе как объяснить тот факт, что он лишается силы воли и превращается из обычного Мин Юнги во что-то крайне слабое и покорное, стоит коснуться запястий?

Вершиной айсберга стало то, как внезапно хватка Мина слегка расслабилась, будто он засомневался в том, что нужно оказывать это нелепое сопротивление. Будто сдался. И губы (случайно?) разомкнулись, позволяя Чимину на несколько секунд опустить язык в тёплый, влажный рот. Это странно, потому что казалось таким блядски правильным. Будто так и должно было быть. Будто язык Пак Чимина идеально подходил для рта Мин Юнги.

Но тут светловолосого прошибает мысль о том, что творит его тело, когда Чимин осознаёт: он уже вытащил футболку Мина, заправленную ранее в джинсы, а пальцами зацепился за сам ремень. Костяшками он чувствовал распалённую кожу Юнги в районе тазобедренных косточек.

Какого чёрта?

Когда Чимин замешкался буквально на пару секунд, то почувствовал, как темноволосый резко надавливает на его плечи, отталкивая от себя. Тут-то его окончательно настигло осознание всего того пиздеца, что он натворил буквально за несколько нещадных минут. Щёки и кончики ушей вспыхнули огнём. Глаза старшего пылали. В них было перемешано всё, что можно: злость, удивление, непонимание. Тот самый адский коктейль.

— Юнги-хён, — Пак уже ступил вперёд, чтобы сделать хоть что-нибудь, оправдать это хоть чем-то. — Я должен…

— Не подходи, — резко шипит Юнги, сжимая руки в кулаки, и Чимин понимает: ещё шаг — он его ударит. — Блять, вообще не приближайся. Ты совсем уже головой тронулся, Пак Чимин.

— Нет, Юнги-хён, я просто…

— Обратись за помощью, — кидает Мин, быстро хватая свои вещи и покидая помещение.

Звенящая тишина накрывает Пака с головой. Просто топит, не давая вдохнуть и откашляться. Он прислоняется к белым шкафчикам лбом, понимая, как жёстко проебался. Ударяется лбом, чтобы отрезвиться. Невольно на глаза попадается собственная по-прежнему выпирающая ширинка, тут Пак уже не удерживает стон, наполненный отчаянием, и хватается за голову.

Он всё испортил.

***

У Чимина всё шло по наклонной вниз. Он ощущал, будто скатывается на самое дно. Словно паук в банке: карабкается по стенкам вверх, пытается выбраться, но соскальзывает. Снова и снова. Изо дня в день.

Пак никому не рассказывал о произошедшем в танцевальном зале, просто потому что он сам не понимал, что это могло быть. Как кто-то сможет понять его, если он сам не понимает? Даже детективы не начинают свои расследования, пока не поймут всю суть преступления. Нет ничего изнурительнее и тяжелее, чем не понимать и не быть понятым. Грудь будто придавило мешком с песком, и он наполнялся с каждым прошедшим днём всё больше и больше. Чимин был убеждён, что никому не может рассказать, что никто его не поймёт, поэтому упорно молчал, как нашкодивший ребёнок.

Понять Чимина мог только сам Чимин.

С Юнги дела шли из рук вон плохо. Старший даже не смотрел в его сторону, будто Пак — просто мешок с костями, маячивший где-то на горизонте. Иногда возникало ощущение, что для него и вовсе не было проблемы. Да, на публике они не должны были даже намёка допускать о чём-то негативном, поэтому контактировали, как делали это обычно на публичных мероприятиях. Разговаривали, перекидывались шутками, задевали друг друга плечами невзначай.

Но когда Чимин ненароком посматривал в глаза старшему, то чётко понимал: он отвратителен ему. От этого было тяжелее в квадрате. Пак не решался подойти и поговорить об этом, потому что от одной только мысли о таком разговоре ему становилось тошно, стыдно и совестно настолько, что щёки горели и вибрировали, а сердце истошно колотилось, пригрозив в один момент вовсе расколоть грудь. Снова было страшно.

Чимин принял наиглупейшее решение из всех своих наиглавнейших решений: избегать проблему, пока она сама собой не рассосётся. И первую неделю это удавалось довольно неплохо, поскольку с Юнги они пересекались максимально редко как в общежитие, так и на мероприятиях. Выходные дни закончились, расписание забивали подчистую. Так ведь проще. Это словно детская игра: закрыл глаза — и ты в том самом спасительном «домике». Ничто тебя не касается. Но если все постоянно будут закрывать глаза на свои проблемы, мир ослепнет, разве нет?

За Чимином замечали все ребята, что он не в порядке. Пак рассеян: перед выступлением не мог собраться, вечно путался в движениях танцев, которые вроде бы отточил до седьмого пота. Синяки под глазами становились больше, а взгляд таким измотанным и уставшим. На вопросы Намджуна, который, наверное, волновался больше всех остальных, Чимин отвечал, что просто немного устал, отвыкнув от такого скоростного образа жизни.

Пак мог обмануть всех, но себя обмануть было ведь просто нереально.

Чимин не мог даже нормально спать. На сон отводилось определённое количество времени, но когда он ложился в свою мягкую, вкусно пахнущую постель, то уснуть не получалось. Он вновь и вновь прокручивал в голове тот чёртов вечер в душном зале для практик. Предполагал, как было бы легче, если бы он так жёстко не налажал. Если бы обрубил на корню свои глупые, совершенно нелепые и нездоровые позывы. Потом смотрел на электронные часы на прикроватной тумбочке и понимал, что спать-то оставалось всего ничего.

Плюсом ко всему этому был стресс, который Пак испытывал изо дня в день, видя, как Мин Юнги смеётся и улыбается со всеми, сидя за столом. Когда замечает на себе взгляд Пака и смотрит в ответ, то кожу младшего простреливает дрожью. Чимин вздрагивает и поспешно отворачивается, тогда как самому хочется убежать из комнаты и долго плакать, укутавшись в одеяло. Потому что глаза Юнги совершенно пустые, будто Чимина и нет вовсе. Он смотрит сквозь него. Одного взгляда достаточно, чтобы всё понять. Звуки смеха ребят, вскипающего чайника и разговоров смешиваются в один ручей, протекающий через уши Пака вязкой жижей.

Чимин был готов принять всё: ненависть, злость, даже отвращение, хоть что, только не это безразличие. Младший с тяжестью ощущал: что-то происходило в то время, как он сидел здесь, на стуле, и с горечью думал о том, что делать с этим всем дальше. Что-то кончалось. Надежда на прошлые взаимоотношения с Мином сгорала на этом медленном огне, обугливалась, покрывалась пеплом и опадала в вязкую тину равнодушия в чёрных глазах старшего.

Через полторы недели Пак и вовсе слёг с гриппом. Ему вызвали врача и отвели несколько дней на восстановление, потому что было видно даже по внешнему виду: ткни его пальцем — рассыпется или лопнет, как воздушный шарик. Совершенно аморфное существо. Первые два дня Чимин просто отсыпался, просыпаясь только для того, чтобы поесть, сходить в туалет и принять лекарства. Он вообще редко болел и обладал отличным иммунитетом по сравнению с остальными, всегда был стрессоустойчив и энергичен в любых ситуациях. Поэтому все не на шутку перепугались, когда Чимин отрубился, сидя за столом и уткнувшись в сложенные на нём руки. Температура поднялась под сорок, а кашель был таким, словно Чимин скуривает по две пачки сигарет в день.

Пак так и не узнал, что в глазах Юнги тоже на несколько секунд проскочило беспокойство.

***

— Эй, вирусный, — улыбнулся Тэхён, в своей обычной манере просовывая растрёпанную макушку в щель приоткрытой двери. — Не спишь?

— Неа, — Чимин сладко потянулся, максимально растягивая мышцы и чувствуя лёгкие мурашки по телу вкупе со сладкой негой после долгого крепкого сна. Краем глаза взглянул на часы: десять вечера. — Вы уже вернулись?

— Да, час назад. Я заходил, но ты слишком крепко спал, — Ким вошёл в комнату, неспешно прикрывая дверь и стягивая с себя куртку цвета хаки, следом кидая на кресло в углу.

— А где Хосок-хён? — Пак немного приподнялся, опираясь лопатками на спинку кровати, взглянув на по-прежнему идеально заправленную кровать соседа и потирая кулаком глаз, следом зевая.

— Он отправился на встречу с какими-то дальними друзьями, я так и не понял, какими именно. Сказал, что будет поздно, — уточнил Тэхён, плюхаясь на кровать в районе ног Чимина. — Поэтому у нас есть время поговорить.

— Поговорить? — светловолосый принял сидячее положение, подбирая ноги под одеялом ближе к себе и становясь чуточку серьёзней, всё ещё пытался избавиться от полусонного состояния. — Что-то случилось?

— Это я хотел спросить у тебя, — Тэхён в один миг стал серьёзен, откидывая все шутки в сторону. — Что с тобой происходит?

— О чём ты? — не понял Чимин. — Я… Эм-м… Заболел?

— Я не об этом.

— О чём тогда? — Пак потянулся к бутылке с водой на прикроватной тумбочке.

— Чимин-а, не прикидывайся, — повёл Тэ бровями. — Ты знаешь.

— И малейшего представления не имею, — светловолосый отвинтил крышку, делая пару неспешных глотков и смачивая пересохшее горло. Ведь он понимал. Немного помял бутылку в руках, следом убирая на тумбочку.

— Ты врёшь.

— С чего это?! — Чимин насупился.

— Ты начинаешь ковырять ногти, когда врёшь, Чимин-и, — заверил Тэ, опуская взгляд на руки друга. Чимин опустил глаза следом — и правда. Сам не заметил, как начал ковырять свои ногти.

— Ты ведь знаешь, что скоро лопнешь, если никому ничего не будешь рассказывать? — Ким сжал свои тонкие губы в узкую полоску, взглянув на Пака так, словно хочет видеть его насквозь — и видел.

Пак весь попытался сжаться, чтобы максимально уменьшиться до размеров молекулы и провалиться на дно кровати. Мысль о том, что пора всё кому-то рассказать, нещадно прорывалась из самых тёмных уголков головы, куда Чимин усердно задвигал её в последнее время. И Ким Тэхён ведь не просто «кто-то», наверное, он — единственный, кто сможет всё-таки понять Чимина, дать нужный совет. В любом случае: рано или поздно это бы произошло, потому что это — Тэхён, от которого Чимин никогда не мог ничего скрыть. От остальных — легко, но не от этого человека.

Это слишком тяжело для Пака, и Ким знал, словно ощущал это, поэтому не торопил, терпеливо наблюдая, как тот пытается собраться с мыслями, глядя в никуда.

— Я… — он запнулся, не зная, как правильно сказать, и медленно поджариваясь на этом упрямом взгляде своего друга, как на углях. — Я так сглупил, Тэхён-а. Ты бы знал…

Чимин сдался, покорно опуская голову и прикусывая губу, чтобы более-менее сдерживать глупо бурлящие эмоции. Слова полились из него, как вода из переполненной чаши:

— Как же я налажал, ещё никогда так сильно не глупил. Юнги-хён был прав. Я такой тупой, я так виноват перед ним, — Пак закрыл ладонями покрасневшее лицо, судорожно качая головой, но продолжал смято говорить. — Тогда, пару недель назад, когда вы ушли из зала для практик, мы остались одни. Кое-что произошло. Я не хочу… Не хочу говорить. Можно, я не буду? Не заставляй…

— Но как ты можешь решить проблему, если даже озвучить вслух и признать её не можешь? — успокаивающим вибрирующим голосом произнёс Тэхён, мягко беря Чимина за ладошки и отводя их от пылающего лица. — Выговорись мне. Ты же знаешь, что можешь.

— Не могу, Тэхён-а. Не могу, — верещал Пак, всё ещё отрицательно качая головой. — Я могу справиться со многим, но с этим — нет. Я пошёл на поводу у своих ненормальных желаний и окончательно разрушил отношения с Юнги-хёном. Он меня теперь ненавидит.

— Что ты сделал? — Ким подвинулся ближе к другу, готовясь к взрыву, который должен был вот-вот произойти.

— Я поцеловал его, Тэхён-а. Я поцеловал, — и Чимин взорвался плачем, как маленькая девчонка, утыкаясь лицом в плечо друга и обречённо всхлипывая. — Я такой идиот. Такой безмозглый идиот, Тэхён-а.

Все слёзы копились в нём без малого половину месяца, и лились так щедро и стремительно, что, казалось, не из глаз, а откуда-то со дна измученной этим состоянием души. Произошло бы не сегодня — так завтра. Это было неизбежно. Да, Чимин чувствовал себя максимально жалким в этот момент. Да, Чимин плакал на плече у друга, с силой сжимая футболку. Но с другой стороны эти слёзы несли с собой лишь облегчение.

Ещё некоторое время они просидели в таком положении. Отсутствие слов полностью заменяла атмосфера полного доверия, которая возвелась вокруг несокрушимой стеной и отгораживала двух друзей от мира вне этой комнаты. Пак шмыгнул носом, чувствуя, как вся тяжесть отливает от его головы и груди, словно расплавленный свинец.

— Ну всё, тише, — произнёс Ким, улыбаясь и успокаивающе поглаживая спину друга. — Видишь, ведь стало лучше, правда?

— Угу, — покачал Чимин головой, всё ещё утыкаясь в ключицу друга и попутно потирая один из опухших красных глаз. А потом улыбка сама собой затронула губы. — Я тебя соплями испачкал.

Чиминова улыбка после слёз — это как радуга, что засияла после дождя.

— Переживу, — усмехнулся Тэхён, ещё шире улыбаясь, но через мгновенье вновь становясь серьёзным. — Вы говорили об этом после?

— Неа, — покачал Пак отрицательно головой, пытаясь унять биение сердца, что грозило пробить грудь. — Я боюсь. Не смогу и пары слов связать.

— Ты ведь даже не пробовал, Чимин-и, — возразил Ким, укоризненно тыкая друга кулаком в плечо. — Не важно, ответит ли он тебе. Важно одно: выслушает. Поймёт или нет — уже его проблемы. Всё всегда решается разговорами. Думаешь, Юнги-хён сам живёт, припеваючи? Ты вообще видел его?

— А что с ним? — оживился Чимин, выпрямляясь и утирая щёки рукавами серой пижамной кофты.

— В последнее время жутко мрачен, намного сильнее, чем обычно. Нужно приложить вагон и маленькую тележку усилий, чтобы заставить его выдавить хотя бы кривую полуулыбку,  — заключил Тэхён, щурясь. — Очень эгоистично с твоей стороны такое выкинуть, а потом просто молчать, будто ничего не было. Думаю, он не меньше тебя переживает по этому поводу.

— Думаешь? — глаза Чимина заблестели надеждой.

— Уверен, — широко улыбнулся Ким. — Он сейчас в своей студии. Скорее всего ещё долго там пробудет. Так что иди к нему и просто выговорись, пока он втупает в свои компьютеры. Хочет или не хочет, а слушать всё равно будет. Только сначала душ прими, от тебя жутко смердит…

— Тэхё-ён-а, — смутился Чимин, толкая друга в плечи.

Пак подскочил на ноги, чувствуя себя в сто раз уверенней. Конечно, невозможно быть уверенным в себе на все сто процентов в любых ситуациях. Если Чимину кто-то скажет, что он полностью в себе уверен в любых ситуациях, Пак ни за что не поверит. Ведь так не бывает. Ситуации бывают совершенно разные, и в некоторых уверенность может просто испариться, не сразу — постепенно. Как правило, это случается при выходе из зоны комфорта. Но Пак знает, что должен. Не важно, что будет после. Он просто сделает.

Хватая из шкафа полотенце, он понёсся в ванную комнату. Но на полпути развернулся, глядя на отчего-то довольного Кима, который улыбался во все тридцать два зуба, как тот Чеширский Кот, вальяжно развалившись на чужой кровати.

— Спасибо, Тэхён-а, — Чимин с благодарностью качнул головой.

— Не за что, Чимин-и, — мягко повёл плечами Ким, поднимаясь с постели и одёргивая свою свободную, перепачканную в чиминовых слезах футболку. — Иди уже.

— Угу.

Тэхён видел, каким диким энтузиазмом вспыхнули глаза его друга, оттого не мог нарадоваться. Он не удивится, если Чимин пойдёт на поправку, как бы ни прошёл их с Мином разговор. Ведь Пак признал проблему и на всех парах мчался её решить. «Ну наконец-то», — подумал Тэхён, закрывая за собой дверь комнаты и не переставая задумчиво улыбаться.