Ночь Семи Грехов

Глава 11

Сторми чувствовала себя в полном порядке и взяла инициативу позвонить Шеону, как и уборку на первом этаже, в свои руки, наверняка покрывшиеся мозолями от столько частого и кропотливого труда. Я хотела было ей помочь, но когда очнулась и вспомнила, что ранена, мысленно послала ей вагон извинений и уставилась на Доусона, который держал в зубах моток бинта, а в руке сжимал ножницы. Моя поврежденная нога покоилась на его коленях. Запачканные в крови и грязи джинсы служили напоминанием о грандиозной битве с Ползунами, которая, к счастью, кончилась для нас хорошо.

— Хэй, — Доусон вынул изо рта бинт и положил его на кровать — мою кровать — где я, похоже, спала до самого… вечера: из окна, завешанного прозрачной шторкой, сочился серебристый лунный свет.

 Ого себе, сколько я дрыхла!

Я попыталась подняться, но Доусон остановил меня и, улыбнувшись, оповестил:

— Малышка, тебе нельзя вставать.

— Шеон и другие скоро прибудут, не знаешь? — запаниковала я, потирая щеку — на ней был налеплен пластырь: быстро же Доусон разобрался с моими ранами! Ступню он почти обмотал бинтом, но еще не надумывался его завязывать, так как распределял равномерно повязку.

— Они уже в пути, но…

— Че-ерт, — я прикусила губу, лихорадочно раздумывая, куда же спрятаться: в шкаф? — не вариант. Может быть, под кровать? Ага, там я сто лет не убиралась. Факт, что мне нужно куда-то деться, чтобы не получить пилюль еще за тот случай на химии, оставался фактом. Но Доусон, словно прочитав мои — как всегда — глупые мысли, со смешком ответил, пригнувшись ко мне.

— Малышка, тебе не нужно никуда прятаться, — заверил он, поглаживая мое колено. Ох, иногда плохо, что кто-то тебя знает слишком хорошо.

Я изобразила театральное удивление.

— Да неужели? Доусон, я смотрю, ты превратился в оптимиста.

Парень засмеялся, а я продолжала раздумывать и вспоминать, куда дела свой загранпаспорт. Может быть, смотаться из страны? Второй раз за неделю «нашкодничать» в школе грозит руганью в двойном, причем, масштабном размере и очередным наказанием, вроде уборки в Оружейной.

— Я все разрулю, понятно? — пообещал Доусон, и тут я успокоилась, уставившись на него.

Мне не послышалось? Опять?!

— Ну уж нет, — вздохнула я. Как бы ни хотелось, чтобы кто-то другой подставил свое плечо под удар, но чтобы этот кто-то другой был Доусон — ни за что. — На этот раз пусть орут только на меня. И можешь сказать, что это я вовремя не сообщила о вторжении Ползунов…

— Эй, — Доусон, завязав бинт на ступне, положил подбородок на мои колени и улыбнулся — ох, его улыбка способна растопить все арктические льды, — я сказал, что сам объясню, что произошло. Мне, конечно, самому много что не ясно, но я постараюсь рассказать, что случилось в школе, и почему у тебя поехала крыша.

— Поехала крыша? — засмеялась и легонько пихнула Доусона в плечо. — Ты действительно считаешь, что у меня поехала крыша?

— Ну, возможно, в самой крохотной степени, — протянул он, с напускным страхом ожидая от меня еще одного толчка.

Но я решила пожалеть его, и нанесла удар словом, насупившись, как ребенок.

— Какая же ты задница.

— Ты мне льстишь, — ухмыльнулся Доусон, поглаживая мои бедра. Если бы я не была отвлечена нашей речью, то эти довольно не детские прикосновения вызвали бы на моем лице глубокий румянец.

— Просто говорю правду, — хихикнула я, почти перестав дышать — движения ладоней Доусона были какими-то… интимными что ли, и с пониманием этого я начала таять, как мороженое в знойную жару.

Быть может, он был прав, и у меня правда переклинило что-то в голове, раз я снесла со столика миссис Клэр колбочки с веществом, которое носило взрывоопасный характер. Аван не собирался устраивать взрыв — он просто меня провоцировал на создание очередной пакости, и тогда в спортзале этот кретин подставил меня, сделав на полу адский огонь, который я потушила со скоростью улитки.  Чудненько.

Но главная проблема состоит не в том, что Шеон меня «покарает» за сегодняшний дебош на уроке, а в том, что он может найти (или уже нашел) другой повод, за что мне стоит дать хорошеньких люлей. Я имею в виду тех демонов из школы — сексуальную и — не хочу этого признавать — опасную четверку. Думаю, Охотники не настолько тупы, чтобы вычислить их в одном небольшом городишке. Или же?..

Я прикусила губу, когда моя рука машинально легла на камушек — он, к великому счастью, не сходил с ума, светясь — и я решила облегчить не только свою, но и участь Доусона, попросив:

— Обещай мне, что не будешь хотя бы сегодня пытать Шеона, чтобы он рассказал об этом чертовом кулоне.

Переместив ладонь на мою перебинтованную ступню, Доусон замер. Голубые глаза приобрели оттенок грозного неба.

— Разве ты не хочешь узнать правду?

— Хочу, — призналась я и вяло пожала плечами, словно потеряв надежду на то, что Шеон вообще хоть когда-то объяснит, зачем ношу эту цацку. — Но на сегодня достаточно скандалов, не так ли?

— На нас почти каждый день кричат, не так ли? — парировал парень, нахмурив густые брови, на которые опустились мокрые от пота пряди волос. В отличие от меня, демоны его не исполосовали — да и слава богу…  — Джордан, все равно мы этим ничего не потеряем…

— Ошибаешься, — прервала Доусона я, сжав его руку, покоившуюся на моем колене, — нам это может стоить кое-чего. Ты хотел поехать к Шеону, прервать саммит и устроить допрос. Ты хоть знаешь, чем бы тебе все это могло обернуться?

— Знаю, — ответил Доусон, теребя бинт на моей ноге, — и я готов рисковать ради тебя.

Я замерла в шоке, до сих пор не веря, что он может пойти на столь рыцарский и сумасбродный поступок.

— Но не нужно. Я не прошу, чтобы ты делал это.

— А я хочу, — по слогам изрек он и резким движением смел ножницы и бинт в аптечку, затем устремил взгляд на мой камень. — Не сегодня, так завтра, ладно уж. Но, Джордан, я докопаюсь до правды, и мне плевать, чем все это обернется, ясно? — Доусон говорил так быстро, что я не успела дать ответ, как он тут же продолжил, сжав мои ноги, словно они были сотканы из хрусталя. — Святая вода… тот свет — это все ненормально! Я не привожу пока в пример, что он таит от нас правду столько гребанных лет, а других Охотников вообще держит в неведении, и они думают, что этот кулон — просто твой любимый, вот ты его и носишь часто.

Ох, если бы. Была бы моя воля, я бы его сняла.

Постойте, что мне мешает сейчас это сделать? Шеона пока нет рядом, надзор отсутствует.

Я потянулась к застежке, и Доусон напрягся.

— Что… что ты делаешь? — в его глазах появился явный страх, но, знаете, уверенности мне это не прибавило ничуть.

— Я могу его снять, и посмотрим, что произойдет, — предложила я, и мои дрожащие руки почти что нащупали крючок, как их перехватили и опустили на живот. Доусон сжал мои ладони и нервно сглотнул, отчего я лишь запаниковала — он знает что-нибудь? Хотя… с чего бы вдруг? — Эй, что ты творишь?

— Мы не знаем, что может случиться, — нарочито серьезным тоном заявил он, испепеляя взглядом камень, — и не знаем, что может случиться с тобой. Шеон говорил, что он охраняет тебя от чего-то…

— От меня самой, — подсказала я и затаила дыхание, когда его голубые глаза поднялись на мое лицо. — Доусон…

— Малышка, я не знаю, что он имел в виду, — отрезал он и поддел цепочку на свой палец. — Конечно, ты могла бы его снять, но чем все это закончится? Что будет? — Его взгляд бегал по моему лицу, и когда я покачала головой, мол, не представляю, что случится, он сгреб меня в охапку и опустил подбородок на мой затылок, поглаживая руки. — Джордан, пока я не узнаю, что происходит, обещай не снимать камень, ладно?

В детстве мы пытались пару раз избавиться от этого украшения, но всегда были застигнуты Шеоном. Он не мог за нами постоянно наблюдать, вот и была одна из причин, почему этот сумасшедший Охотник везде установил слежку — слава богу, обошелся без наших комнат, где мы можем вытворять черт побери что…

— Я постараюсь, — вздохнула я, утопая в его приятном тепле. — Но, Доусон?..

— Да? — его голос показался отстраненным и поменявшим тональность, все потому что призрачными движениями он целовал шрамы на моей щеке, отчего я светилась ярче стаи светлячков.

— Шеон говорил, камень оберегает меня от меня же самой. Если верить его словам и тем угрозам, что он в любом случае как-то узнает, если я сниму цепочку, то что он скрывает такого, что боится сам об этом говорить? — Я сжала крепкие руки Доусона, обвившие мой живот. — А самое главное: кто я?

Эти слова были для Доусона словно удар колокола в раннее сонное утро. Рвано вдохнув, он замер и, раскрыв горячие губы возле моего уха, что-то хотел сказать, но тут его опередили стук в дверь и громкий голос Сторми:

— Доусон, Джордан! Шеон ждет вас с воем кабинете. Поспешите!

***

— Хочешь, я покажу тебе кое-что? — спрашивает Доусон, приподнимаясь на локте. Пряди его темных волос мило падают на лоб, а глаза светятся озорством.

Я заинтересованно выгибаю брови.

— Что именно?

— Сюрприз, — шепчет он в мое ухо и в спешке опускает ноги на пол.

Хм, что он задумал?

Не ища ответов, я подпрыгиваю следом за ним и еле как поспеваю, когда он подбегает к окну и становится на… подоконник? С ума сошел?!

— Ты что собрался делать? Доусон! — не разбираясь, что этот неординарный паренек удумал, я хватаю его за локоть и с бешено колотящимся сердцем пытаюсь затащить внутрь — он почти наполовину вылез на крышу!

— Т-ш-ш, Малышка! — шипит он и подставляет указательный палец к губам, растянутым в хулиганской улыбочке. — Лучше выключи свет.

Для подростка с бушующими гормонами для меня это просьба кажется немного… интимной. Но я покорно вырубаю освещение, не сводя глаз с застывшей в оконном проеме фигуры Доусона, затем семеню к нему — отныне темному силуэту, освещаемому лишь бликами красавицы-луны.

— Умничка. А теперь давай руку.

— Что? — я щурюсь — он шутит?

— Джордан, я не собираюсь выбрасывать тебя из окна.

— Мы что, полезем на крышу? Там ведь небезопасно! — я вспоминаю крутой обделанный плотным шифером скат, ведущий вниз, прямо в место, где растут любимые розы Итана — заядлого садовода, и качаю головой, давая понять, что это не лучшая идея.

— Со мной тебе нечего бояться, — заявляет Доусон, в нетерпении сжимая и разжимая ладонь. — Малышка, ты веришь мне?

А как же иначе? Доусон мой лучший друг…

Стоная, я кладу мгновенно вспотевшую ладонь в его, и он помогает мне забраться на подоконник, довольно усмехаясь.

— Если мы убьемся…

— Не убьемся, — перебивает, прижимая меня к себе. Ох, всегда забываю, что он подрос и теперь такой… большой. С грудой мышц. Черт, я всегда думаю о его мышцах…

Извращенка.

— Держись крепче, — советует он, помогая мне перелезть через выступ и оказаться на крыше, которая ведет вниз.

Я крепко хватаюсь за руку Доусона, когда мы садимся прямо под окном и свешиваем ноги с шифера — если не дай бог грохнемся: мы ведь не демоны, и над нашей регенерацией можно лишь посмеяться…

Я все еще теряюсь в догадках, что за сюрприз он мне подготовил, но после движения руки, указывающей вверх, и слова: «Смотри», произнесенного возле уха, понимаю, что он имел в виду. Перед нами расстилается грозный небосвод, где опрокинуты небесные светила разных размеров — они интенсивно сияют — причем каждый по-своему, — и густая синева с проблесками черных крапинок завораживает меня точно так же, как это делают звезды. Небо блестит то там, то тут, представляясь перед нами всем своим могуществом, и я подмечаю, что это один из поводов, ради чего стоит жить и ждать ночи.

— Невероятно, — затаиваю дыхание, заворожено глядя в небо.

Доусон переплетает наши пальцы — его жар распространяется по всему моему телу, и я забываю, как прохладно на улице.

— Знаешь одну легенду о звездах?

— Какую? — я переключаю на него заинтересованный взгляд, придвигаясь ближе.

— Тогда я расскажу тебе, — решает парень, обнимая меня одной рукой. Он не сводит взора с неба, а все продолжает смотреть в него — в его кобальтовых глазах плескается отражение звезд и серебряного месяца. — Говорят, что самые хорошие люди, чьи души не запятнаны злом и всеми коварными грехами, что так губят любого человека, после погибели попадают на небо и становятся…

— Ой-й, — стону я, вспомнив, что уже где-то слышала этот рассказ и, тем более, его концовку. В моей привычной манере было перебить Доусона и продолжить болаболить, разорвав такой нежный и красивый момент: — Все это не правда…

— Т-с-с, — шипит Доусон, подставляя указательный палец к моим пухлым губам. — На то и существуют легенды, Малышка, чтобы мы думали о существовании чего-то прекрасного в нашем ужасном мире.

— Это вымысел, — я хмурю брови и отстраняю его руку от своего лица, хотя не прочь, чтобы она там побыла еще какое-то время. — Я давно не маленькая, чтобы ты рассказывал мне сказки на ночь…

Да-а, четырнадцать лет — уже взрослая, что же вы!

Доусон, натягивая на лицо умиленную улыбку, беспрепятственно возобновляет излагать легенду.

— … И эти самые люди попадают на небо и становятся ярчайшими звездами, чьим сияниям позавидуют…

— … старые лампочки в нашем доме, — прерываю я и по-детски улыбаюсь.

— … другие души, не попавшие к ним, — выдвигает свою версию, даже не думая меня бранить за очередную колкость. Доусон знает мой характер и, наверное, уже приспособился к такому… — Как гласит легенда, эти звезды находятся на небосводе не просто так: они охраняют людей и даруют им свое безупречное и чистое сияние, с каким может лишь соперничать сама Королева Ночи — Луна.

Я вздыхаю и еле как сдерживаю себя, чтобы не спросить у Доусона, к чему он ведет.

— И что, они там просто есть и все?

— Как и мы, — отвечает он, затем смотрит на наши сплетенные руки. — Как и мы, Джордан. Мы — Охотники. Мы есть здесь, о нас знают немногие, как и об этой легенде. Мы охраняем, защищаем, — морщится, — убиваем — но только зло… Возможно, кто-то и в курсе о нас, но их мало… — Доусон улыбается, его красивое лицо освещается магическим светом луны. — Я думаю, что многие из нас станут звездами — не важно, каковы на цвет их души, важно, что они — отважные и смелые, готовые пожертвовать собой ради благосостояния других. Они-то и будут теми, кто продолжит даровать свет. А главное, они также будут защищать человечество, но уже на небе, в тишине и спокойствие, среди себе подобных ярчайших светил.

Я смотрю ввысь: возможно, что-то из этого правда. Конечно, наша судьба далеко не сахар, но кто знает, может быть, эта легенда обратится в явь, и там, на небе, нам станет тепло и уютно, нежели здесь — в холоде.

— И ты будешь самой яркой звездой, Малышка, — заявляет Доусон, чем заставляет обратить на него внимание.

Я криво улыбаюсь.

— Доусон… если я когда-то сняла котенка с дерева, убила одного Ползуна, пристававшего к парню, и самостоятельно сварила ужин, это еще…

— …Ты будешь самой яркой звездой, потому что у тебя очень доброе сердце, Джордан Фрост, и непокорный, боевой и невероятно храбрый дух. Твой путь только начинается, и все твои великие подвиги впереди. Per aspera ad astra[1], Малышка. Per aspera ad astra…

Каждая секунда с этого мгновения казалась мне вечностью. От волнения я изгрызла уже не первый ноготь и только тогда прекратила «наводить маникюр», когда дверь тихонько отворилась, и в проеме появилась фигура Доусона.

— Малышка, не спишь?

Его появление было для меня словно бальзам на сердце. Улыбнувшись, я приподнялась на кровати и, спокойно вздохнув, осторожно спросила:

— Шеон не кричал, что меня не было?

— Нет. Я сказал, что тебя ранили, и ты отдыхаешь, — объяснил парень, закрывая за собой дверь и направляясь ко мне. — Думаю, ты бы не хотела видеть его таким, каким я видел его пару минут назад: Ад по сравнению с ним еще райское местечко.

А то-о. Шеон славился среди всех глав кланов Охотников Огаста тем, что был невероятно вспыльчив и дерзок, вот поэтому в большей степени нашу «общину» считали самой опасной и сумасшедшей. Мне конкретно повезло сегодня — да-а, реально повезло! Из-за того, что Ползун «испробовал» мою ногу, я теперь не могу ходить, и Доусон сжалился надо мной, но также пошел на жертву — один отправился в «логово зверя» и один же, сто пудов, получил океан ругани и наставлений. Я не хотела его отпускать к Шеону, но он сам решил, что будет лучше для нас.

— Что он сказал тебе? — когда Доусон прыгнул рядом со мной, пришлось конкретно потесниться — всегда забываю, какой он большой, а моя кровать маленькая!

Коротко улыбнувшись, парень, положил голову на краешек подушки и опустил веки — не дай бог тут уснет, мне же негде будет спать! Мы много раз засыпали вместе — по случайности, — и я всегда помню, что просыпалась почти на полу.

— Ну, сначала была порция нецензурной брани, а потом мой отец одолжил у Мэйсона кнут, который тот с радостью вручил ему, и…

— Да брось! — хихикнула я и пихнула Доусона в плечо, отчего он мягко засмеялся. — Я, конечно, знаю Шеона, но чтобы он прибегал к таким серьезным мерам, — покачала головой, вспоминая все рукоприкладства его папочки, носившие, к счастью, не столь изощренный и жестокий характер.

— Ты знаешь меня, Джордан, и если бы даже приключилось нечто такое, прекрасно понимаешь, что бы случилось с Шеоном и кнутом…

— Эм, судя по тому, какая у тебя богатая фантазия, боюсь и представить, — присвистнула я, осторожно переворачиваясь на бок; ступня все еще ныла и, скорее, не от того, что на ней были раны, а от того, что ее больше не касались заботливые руки Доусона. — А если серьезно: что он тебе сказал?

— Расплевался, что ты опять начудила дел в школе, но особо не зацикливался на этой теме — было нечто поважнее: вторжение Ползунов в светлое время суток.

Как было известно, большинство (точнее, почти все демоны, выбирали идеальное время для своих утех и охоты — ночь — тогда-то и Охотники выходили на вылазки), и этот вид был не исключением. Почему Ползуны вторглись в обед — было выше моего понимания. Возможно, они, наконец, обрели мозги и смогли вычислить нас или же давно знали о нашей конторе, поэтому выжидали удачного момента, когда больше половины клана будет отсутствовать.

Гении просто!

— Он смог найти этому объяснения?

— Разве что мир сошел с ума, — усмехнулся Доусон, закидывая одну руку за голову. — На всякий случай с этого дня Шеон будет оставлять караульных, чтобы они защищали Сторми и наш дом. То есть, не все будут идти на Охоту: он уже составил график смены каждого, но пока тебя туда не вписал — ты ранена, и, знаешь, кроме того, тебе какое-то время нельзя будет на вылазки. Поняла?

Опя-ять.

Я захныкала.

— Но я не калека, Доусон! Мне всего лишь погрызли ногу.

— С таким бы успехом ты могла сказать, что тебя всего лишь переехало бульдозером, — парировал он. Я не сдержалась от того, чтобы пихнуть его, наигранно насупившись.

Доусон усмехнулся, потирая плечо, куда мой кулак не раз заезжал за эти минуты.

— И тренировками придется пренебречь…

— Не-ет! — завопила я, подрываясь с кровати. Он серьезно?! Доусон и так редко учит меня каким-то движениям и наблюдает, как я помню старые комбинации, но чтобы отменить занятия вообще — невообразимо! — Ты что, шутишь?

— Прости, Малышка, — Доусон на всякий случай отодвинулся от меня и состроил страдальческое лицо, словно ему тоже жаль, что я буду валяться в этой теплой кроватке, в безопасности, и не ходить на вылазки и тренировки. — Это наше с Шеоном обоюдное решение.

— Это наше с Шеоном обоюдное решение, — передразнила я и сложила руки на груди, перестав сопротивляться его ладони, укладывающей меня обратной. — Черт, Доусон, прекрати обращаться со мной, как с куском золота!

Он усмехнулся, нежно проводя пальцем по моей щеке и, наверное, в душе громко угорая над моей беспомощностью.

— А ты ничуть не изменилась.

— Как и ты…

— Все так же передразниваешь меня...

— А ты все так же занимаешь половину моей кровати! — подметила я и легонько пихнула Доусона, когда он и его опасно-манящие губы выбрали между нами небезопасное расстояние — ну, мало ли что может случиться в постели, где безмятежно беседуют парень и девушка, чьим гормонам может позавидовать любая кучка подростков? Хотя… я не прочь такому раскладу, но поддаться ему мешает один коктейль эмоций, состоящий из страха, скованности и смущения.

Доусон засмеялся над моей надутой физиономией и, переключив взгляд на камушек, свисающий с шеи, затих — вообще-то, если бы не его следующие слова, я бы — настоящая извращенка — подумала, что он пялится на мою грудь.

— Я ничего не спрашивал о нем.

Невидимые руки, сжимавшие мое горло, ослабили хватку, и я с облегчением вздохнула.

— Правда? — уточнила, теребя кулончик.

— Абсолютно, — Доусон еле как оторвал взгляд от кое-чего пониже моего подбородка, и по легкому румянцу, выступившему на его щеках, я смогла определить — а теперь он явно не рассматривал украшение, когда кроме него было нечто… поинтереснее. Стоп! — поинтереснее? О, господи, пришебите меня, прошу…

И да, кто тут еще извращенец?

Я не знала, как прервать неловкое молчание, окатившее нас. Доусон, откинувшись на подушку, закрыл рукой глаза — о, да он что, будет убиваться, что зыркнул на мой бюст? Или… моя грудь ему не понравилась.  Или… — че-ерт! Тут много вариантов и каждый из них сумасшедшее другого.

Но... — я мельком взглянула в вырез своей майки — … как она могла ему не понравиться? Она же большая и, тем более, из-за этих двух «неземных шариков» некоторые Охотники нашего клана готовы головы свернуть, лишь бы увидеть их. И…

Я повторила движение Доусона, опустив со смачным хлопком руку на лицо, — срань господня, что я несу? Тут есть проблемы гораздо посерьезнее, а мы оба, похоже, думаем об одном и том же, что лишь повышает чей-то тестостерон и убирает последние остатки здравого рассудка у кое-какой персоны…

К межгалактическому счастью, Доусон решил первым раскрасить тишину.

— Как твоя нога?

Я старалась не показывать, что между нами был один неловкий момент, и, приподнявшись на локтях, уставилась на перебинтованную ступню. Раны на ней, конечно, страшно пульсировали и щипали, но я, чтобы не показаться слабачкой, не выносящей и несколько Del[2] боли, ответила:

— Отлично.

— Зная тебя, Джордан, это переводится: «Мне просто невероятно дерьмово», — догадался Доусон, натягивая неловкую улыбку на лицо. Он слез с кровати, и я, хмыкнув, стрельнула в него испепеляющим взором.

— Иногда мне кажется, что ты какой-то маньяк, знающий обо мне даже сокровенные вещи.

Парень потянулся, словно ленивый кот, наевшийся сметаны, — краешек его футболки задрался, оголяя кусочек матовой кожи, и я чуть ли было не поперхнулась приливом слюней, особенно когда он заявил:

— Так и есть.

— Что? — я растеряно похлопала глазами — интересно, и что ему известно?

— Кажется, ты единственная девушка, которая хранит в шкафчике с нижним бельем груду оружия.

— Откуда ты… — я обомлела. — Ты рылся в моем нижнем белье?!

Доусон невинно пожал плечами и попытался скрыть довольную улыбку — получилось хреновенько.

— Острая необходимость.

— Серьезно что ли? — я застонала и присела в кровати, горя одновременно от стыда и желания порыться и в его комнате — все-таки, должны же мы быть квитами. — Оу, и в чем она проявилась? У тебя кончилось чистое белье, и ты решил позариться на мое?

— Стринги с меткой «на тот случай», увы, не в моем вкусе, — хихикнул парень, отодвигая оконную раму.

— О, боже-е, — я закрыла лицо руками и смотрела на Доусона через небольшую щелку пальцев. — Клянусь, это… это дело рук Майи! Я здесь непричем!

Мои оправдания лишь вызвали очередную усмешку у Доусона.

— И-и-и когда наступит тот случай? — он прекрасно понимал, что имелось в виду в пометке. И продолжал издеваться!

Я не прощу Майе то, что она насильно впихала мне в шкафчик то уродство, которое открывало больше, чем закрывало и имело отвратительное кружево на резинке — вполне в стиле моей подруги. Она была уверена, что сейчас у меня такой возраст — бушуют гормоны, сносит крышу (и тому прочее) — поэтому мне, вероятно, понадобится эта вещь для плотских утех. Конечно понадобится, но разве что задушить этими стрингами кого-нибудь.

— Заткнись, прошу тебя, — сгорая от стыда, я кинула подушкой в Доусона — мимо! К несчастью. Грация парня позволила ему круто увернуться, но его невнимательность и медлительность тоже принесли свои плоды: следующий снаряд — мои скомканные шортики для сна — влетел прямо в его лицо. — Бинго! — я затанцевала в постели, смотря, как он берет вещь в руки и криво ухмыляется.

— Я почему-то рад, что это не те стринги…

— Если хочешь жить, не заводи даже об этом тему. Все-таки, ты видел, какие в моем шкафчике предметы для самообороны.

— Изволь заметить, та плетка — или кнут? — в сочетании с твоими трусиками «на тот случай» навевают меня на не совсем светлые мысли…

— Доусон! — взорвалась я. Не знаю, возможно было ли покраснеть сильнее, чем сейчас, но я вся полыхала. Каждая клеточка моего тела требовала немедленного охлаждения. — Говнюк, ты ведь знаешь, что тебе за это будет…

— Отшлепай меня, — Доусон повел бровями и, откинув шорты в сторону, облокотился о стену.

— Вызов принят.

Я не была из тех девочек, которые оставляют такое дерзкое поведение безнаказанным — да и заявление Доусона было весьма интригующим. Встав с кровати, я только-только сделала шаг, как начала падать вперед, ступив на больную ногу — ох, я и забыла, что какое-то время не смогу передвигаться нормально.

Доусон был словно пуля — он молниеносно подскочил с места — секунда — и вот я уже в его руках, обвиваю его шею, а наши носы касаются друг друга почти как… губы. Ох, что-то здесь стало неистово жарко.

— Эй, я ведь шутил, хотя… был бы не против этого. — Он прижал меня к себе, не разрывая нашего длительного зрительного контакта. — Тебе нельзя вставать.

Эти голубые глаза — о, боже — в них пронеслось столько чувств, столько еще неразгаданных мною эмоций, что сердце невольно сжалось, пропустив удар. Доусон держал меня так, словно во мне не было и не фута веса. Его пальцы нежно обвивали меня; вздымающаяся от судорожного дыхания грудь соприкасалась с моей и оставляла на ней пламенные следы, вызывающие внизу живота целый сокрушительный ураган. И когда парень слегка пригнулся ко мне, одаривая кожу бархатным горячим дыханием, при этом не переставая глядеть в глаза, я стала понимать, что Энора имела в виду под выражением: «Между вами пролетела искра».

Но, какая бы там ни была искра, она погасла — Доусон, протяжно вздохнув, опустил голову, разорвав все наши возможности на долгожданный поцелуй, и прошептал.

— Я хочу тебе показать кое-что. Снова.

И как обычно, в моей головушке всплыло все самое пошлое, что только могло, а затем — улеглось, потому что Доусон подошел к открытому окну. Я вцепилась в него сильнее и испуганно протороторила:

— Выкинуть меня в окно не лучшая идейка!

Я была в своем репертуаре — как, впрочем, и обычно — отчего и не заметила, что Доусон вовсе не пытался вышвырнуть меня, а лишь… забрался на подоконник вместе со мной. Умереть вдвоем — о да-а, это же намного лучше.

— Малышка, ты веришь мне?

— Что ты задумал? — я брыкалась в его руках, а он и не думал меня отпускать — не дай боже грохнемся! Я не хочу помереть так нелепо…

— Малышка, ты веришь мне? — сдержанно повторил Доусон, взглянув на меня кобальтовыми глазами, где не плескалось никаких признаков озорства.

Оу, он вовсе не похож на того, кто жаждет моей смерти.

Я робко улыбнулась. Нашу с Доусоном историю дружбы — да и не только ее — можно рассказывать до бесконечности, но из всей этой бесконечности, которую мы прожили и продолжаем проживать вместе, могу сказать лишь одно: я верю ему…

— Всегда. — Я сцепила пальцы за его шеей. — Всегда, Доусон.

— Как и я тебе, — его свежее дыхание щекотало мои растрепанные волосы. Выключив свет, он свесил ноги с окна, крепко прижимая меня к себе. Чувство дежавю накрыло с головой.

— Стоит держаться крепче?

— Я держу тебя, — заверил Доусон. — Всегда, Малышка.

И я ему верю.

Холодный ветер хлестал по нам, и я совершенно не боялась, что мы могли сорваться, когда Доусон ступал по крыше и садился на нее, не отпуская меня. С такими успехами мы могли бы свалиться в колючие кусты, а потом оказаться в больнице или в психушке за странную любовь к прогулкам по весьма небезопасным местечкам.

Доусон бережно усадил меня рядом с собой и обнял одной рукой, смотря ввысь, на темное, как чернило, небо, где рассыпался миллиард наипрекраснейших звезд, сияющих подобно драгоценным камням.

— Помнишь одну легенду про звезды? — спросил он, улыбаясь.

Я прижалась к нему сильнее и кивнула — как такое можно забыть?

— Угу. И ты еще что-то говорил о моих якобы «подвигах», — я хотела изобразить пальцами кавычки, но руки так сильно замерзли, что пришлось их спрятать в карманы грязных джинсов — нужно не забыть постирать их и вообще — принять душ.

— Да. И чтобы ты не забывала, что твой путь только начинается, я хочу подарить тебе это. — Парень достал тоненький браслетик с серебряным брелком в виде звезды, сияющей при лунном свете, и надел его на мое запястье, одновременно успевая разогревать мои оледенелые пальцы. — У всего должен быть свой символ, а этот пусть тебе напоминает о моих некогда сказанных словах.

— Доусон, — улыбнулась и взглянула на него, теребя новую вещицу, — это… очень мило. Спасибо.

Он прикусил губу и наблюдал, как я рассматриваю камушек. Пятигранная звездочка, словно высеченная из хрусталя, не переставала мерцать, даже когда не плескалась в тусклом свете «небесной красавицы».

 — …Ты будешь самой яркой звездой, потому что у тебя очень доброе сердце, Джордан Фрост, и непокорный, боевой и невероятно храбрый дух.

Этот символ, отныне, будет моим стимулом.

Отныне и навсегда.