Ночь Семи Грехов

Глава 22

Аван обкурился — это первое, что я бы могла подумать, если бы не то, что заметила, когда… дотронулась до своего лица. Шрамы… те шрамы — они исчезли!

Исчезли.

Твою ж…

 Словно не веря этому факту и ошеломительным словам одного придурочного демона, я сорвала с руки шарф, которая пару секунд назад адски щипала, а затем, к вселенскому несчастью, обнаружила весомое доказательство его якобы… антимонии. Кости в районе локтя срослись. Кожа, имевшая фиолетовый оттенок, приобрела здоровый цвет — мамочки! — и я даже смогла пошевелить конечностью, таращась на нее, как на жирного таракана.

— Господи, — чей-то голос, будто лезвие, рассек растекшуюся над нами тишину. Меньше всего хотелось осознавать, что он принадлежал самому родному для меня человеку, который знал меня всю жизнь и представить не мог, что со мной могла произойти подобная хрень. — Джордан…

Я отошла на пару шагов назад, смотря на свои дрожащие явно не от холода руки. Мне самой едва было понятно, что произошло, но сознание… не хотело принимать действительность — оно просто было к ней не готово.

Столь неясная ситуация выбила меня из колеи одним мощным ударом и… кинула в чашу, где вопросов было хоть отбавляй. Стараясь найти поддержку или — не знаю — например, хоть какое-то объяснение этому сумасшествию, я подняла взмокшие глаза не на Авана, а на… Доусона. Как и все остальные Охотники он стоял поодаль от меня — так, словно я была какой-то заразной. Словно была чертовым монстром.

Фриком.

На самом деле, похоже, так и было: лица парней и мужчин из моего клана выражали страх, замешательство, что было сто процентов вызвано ничем иным, как этим представлением. Шеон, который был следующим, на кого я уронила свой взор, нескрываемый презрения и ненависти, выглядел весьма напуганным и… сочувствующим мне? Он находился в паре футов от других Охотников и также был наделен вниманием не меньше меня.

— Джордан, прости меня. — Его слова проникли в мое сердце, но не исцелили его — оно уже давно было в шрамах, так что, было поздно что-то вообще менять, если учесть, что мне довелось узнать (и то из уст какого-то демона)…

Демона…

— Ты — Полукровка, Джордан Фрост. Полудемон, получеловек — весьма впечатляюще, не правда ли?..

Слова Авана залипали в ушах. Давление глаз, устремленных в сторону моей… почти нечеловеческой персоны, сводило с ума, а перешептывание и гнусавая ругань от некоторых Охотников, направленная, собственно, на самое отвратительное, отныне, здесь существо, заставляла плакать сильнее. Я что, действительно полудемон?

Но я не собиралась так быстро мириться с тем, что произошло, не разобравшись с этим и не найдя початок, объясняющий возникновения моего «сверхъестественного» состояния.

Еле как оторвав взор от Доусона, рассматривавшего меня подобно музейному экспонату, я пригвоздила взгляд к Авану. Демон ликующе улыбался, и, несмотря на то, что его физиономия и моя чудесная регенерация говорили одну реальную вещь, я не собиралась воспринимать «правду», прошептав:

— Это невозможно. Нет… НЕТ! Я — не Полукровка.

Грэйсон печально вздохнул и, пожав плечами, подметил:

— Ты ведь видела, что произошло…

— Вы знали, — с ужасом осознала я, застыв. Сердце готово было выпрыгнуть их груди и разбиться об асфальт к чертям. Раз уж это так, то почему о моем естестве знали все, кроме меня? Даже какие-то левые демоны, которых я хотела замочить?!

Высшие переглянулись. Они не казались слишком довольными, в отличие от своего весьма болтливого вожака. Мэйсон, чье лицо напоминало сейчас японской флаг, сжал клинок. От него можно было ожидать что угодно, и, учитывая одну новость, которую этот верзила узнал сегодня, я не могла рассчитывать на какую-то возможность жить дальше.

— Но как это возможно? — тоже не понимал он, яростно скрипя зубами.

Неожиданно записки Шеона в дневнике приобрели хоть какой-то, но смысл, как и его отношение ко мне на протяжении всех семнадцати лет. Превозмогая от желания вцепиться в него, я прикусила губу до крови, когда Аван принялся объяснять, слегка приблизившись ко мне, отчего Доусон явно не впал в восторг.

— Все дело в ее корнях. Шеону, видимо, не хватало в доме балагана или еще одних маленьких лапок, и он притащил в дом девчонку. Не совсем обычную девчонку… Он знал, кем был ее отец, но это его не остановило.

Отец… Я ничего не знала о своих настоящих родителях, однако это не было поводом выносить вердикт, что кто-то из них являлся не совсем обычным — даже после просвещения Авана.

Охотники оживились, зачем-то вынимая дополнительные клинки — я не хотела точно предполагать, зачем они им понадобились сейчас.

— Он был демоном? — уточнила я, ощущая горечь во рту. Как-никак, но, кажется, больше фактов доказывает то, во что мне ни в коем случае не хочется верить.

Глаза Авана блеснули янтарем.

— Да. — Он выразительно глянул на Шеона; тот выронил оружие, и по его состоянию нельзя было сказать, что он не грохнется в обморок. — Если хочешь, можешь рассказать ей о нем. Давай, не дрейфь. Ты слишком долго молчал, и скрывать что-то снова будет глупо. — Демон раскинул руки в стороны. Его скулы исполняли яростный танец, а тень улыбки давно испарилась. — Прошу. Поделись заодно информацией со всем кланом, зачем ты скрывал от Джордан то, что она обязана была знать, и зачем заставлял ее носить тот чертов камень.

В ноги главы прилетел голубовато-фиолетовый кулон, сорванный с моей шеи. Шеон, как и другие, уставился на него, но ничего не произнес — ему было неудобно мне рассказывать что-то? Или он не хотел? Что вообще творилось в его голове, я не понимала никогда, зато знала, что одна из причин его молчания связана с высокой должностью Охотника, которую слегка… запятнали.

Мэйсон освирепел. Рваный вздох вылетел из него. Кивнув некоторым членам клана, будто давая знак, он, без намека на сомнения и страх, повалил одним ударом Шеона на асфальт. То ли не в силах подняться или сказать что-нибудь своему распустившемуся сынишке, тот опустил голову в знаке поражения. Кристофер — второй по старшинству Охотник — вздрогнул, но не принял никаких мер по устранению поднявшейся неразберихи, потому что… Мэйсон впервые был прав, выкрикнув в лицо Шеону:

— Ты предал кодекс Охотников, отец! Как ты… мог?! — смачный удар носком ботинка в бок. Шеон застонал, схватившись за больное место. Я никогда бы и подумать не могла, что увижу сильного авторитетного мужчину таким… сломленным. Мэйсон не собирался останавливаться в рукоприкладстве. Похоже, ему было уже не важно, кто, словно пес, валяется в его ногах: мощный хук правой обрушился на лицо Шеона, вскоре покрывшееся кровью. — Как ты мог?! Я тебе верил! Я старался походить на тебя, а ты притащил в дом эту, — указал на меня, — демоническую суку и столько лет подвергал всех нас опасности?

Демоническую суку? Довольно впечатляющий титул…

Когда очередной удар по лицу Шеона готов был произойти, Доусон вышел из тени, обнажив клинок.

— Оставь его, — потребовал он, с сердоболием смотря на изнеможенную фигуру отца, размякшую на грязном асфальте. — А ни то я выпотрошу из тебя все кишки.

Мэйсон, передумав превращать Шеона в фарш, выпрямился. Глава клана приподнялся на шатающихся руках и тихо попросил:

— Доусон, не нужно…

— Так-так, — придурка в Мэйсоне было хоть отбавляй, и когда он почувствовал власть над ситуацией, его сущность стала ужаснее… моей, — надумал вступить на его сторону?

Беглый взгляд Доусона переместился с Шеона на меня. Будто прочитав о недетских намерениях своего «братишки» с дефектом мозгов, он прошептал мне одними лишь губами: «Беги!». Несмотря на то, что я предполагала о возможности изменении отношений между нами, я отрицательно покачала головой. Где бы мы ни были, кем бы мы ни были, мы всегда должны помогать друг другу. Наша детская клятва. И пусть мы теперь стали друг другу далекими, пусть нас разделяет множество выросших преград, но я не брошу его на «съедение волкам». Ни за что на свете.

— Вместе до последнего, — произнесла ему так же и потянулась за клинком.

Доусон знал мой дерьмовый характер и, может быть, именно поэтому решил сразу же перейти к эпическому плану «Б». Согнув колено, он врезал с разворота в живот Мэйсону, и каждый здесь, включая демонов, скинул каменную оболочку. Взвизгнув, Мэйсон повалился на пол, а банда Высших принялась смотреть на разгоревшуюся драку во все глаза — им еще попкорна не хватало. Шеон что-то пробурчал, глянув на меня — если это означало делать ноги, то меня все не за ту принимают. Не разбираясь, необходимо ли это на самом деле, я вынула сходящий с ума клинок и собралась было кинуться на помощь к Доусону, как меня остановил свиной голос Мэйсона, поднимающегося с четверенек.

— Убейте эту мразь! Она с ним! Она заодно с Шеоном!

Добрая половина Охотников, кроме Кристофера, Азайи, Себастьяна и Доусона, неуверенно, но все-таки кинулась исполнять приказ «нового командира». Доусон и Аван одновременно встрепенулись. Две пары глаз — карих и голубых — с ужасом устремились на меня, а потом один из обладателей прекрасных очей, бросился ко мне. Едва заметная улыбка — а она тут была некстати — тронула губы: преданность Доусона ко мне удивляла. Несмотря на то, что рассказал Аван, он бесстрашно спешил ко мне. Спешил увести отсюда… Правда, до того момента, пока неожиданно не остановился. Взор кобальтовых глаз лег на мое лицо — в них я увидела крупицы слез, которые, скатившись по щекам, оставили на фарфоровой коже едва заметные следы. Губы приоткрылись и застыли в таком положении, а когда уже я поняла, что произошло, было поздно. Слишком. Поздно.

Светящийся клинок насквозь пронзил мощную грудь Доусона. В районе сердца выступало лезвие, которое было запачкано кровью, и я не сразу узнала свой полный ужаса крик, когда опустила на него взгляд. Этого не может быть…

Этого не может быть…

— Нет!

 Переулок снова сотрясся моим диким воплем, полным боли и страха. Я выронила клинок, чувствуя, как теряю контроль над собой. Тело Доусона, подкосившись, повалилось на асфальт, и я, плевав на всю царившую неразбериху, кинулась к нему, а другие Охотники, которые намеривались меня схватить, остановились будто по щелчку. Никто из них так и не шелохнулся, когда я рухнула возле окровавленного Доусона. Даже Азайя не двинулся — он предпочел лучше помочь едва покалеченному Шеону, чем умирающему человеку!

Постойте… умирающему?!

Мои глаза очередной раз взмокли от слез, когда я поняла, насколько все серьезно и не исправимо. Доусон лежал на правом боку, чтобы оружие еще раз не протаранило грудную клетку, но это не помешало мне положить его голову к себе на колени и впервые за столько лет помолиться Богу….  Я знала, что это глупо, ведь он меня не услышит, но продолжала шептать некогда выученные слова, поглаживая взмокшие от пота волосы Доусона, словно в последний раз…. Щемящая боль в сердце не позволила мне просто так сидеть и бездействовать, поэтому я обхватила острие клинка двумя руками и постаралась прекратить кровяной поток, но… слегка шершавые пальцы, чье ощущение я никогда не забуду, отстранили меня от этого дела.

Я всхлипнула и с неимоверным ужасом посмотрела в голубые глаза — в них не плескалось ни единой крупицы надежды, но это не заставило меня тупо сдаться. Сдаться, когда на твоих коленях умирает человек, находившийся с тобой всю твою жизнь. Человек, чья судьба намертво переплелась с твоей и закрепилась в сербский несокрушимый узел…

— Доусон, прошу… — мои обуянные темно-алой жидкостью руки потянулись к оружию, но их опять остановили. Ладони Доусона легли на мои, и грустная улыбка тронула его пересохшие… слегка синеватые губы. От накатившего отчаяния я повернулась к нему и тихо заметила: — Тебе нужна помощь… Ты умираешь. Доусон, ты умираешь! Черт побери, — шар терпения лопнул во мне, и истерика выплеснулась наружу вместе с моими следующими действиями: я настырно перекрыла рану, хотя понимала, что это навряд ли поможет…, — я не позволю тебе уйти, слышишь?! Ты будешь жить…

— Малышка, — его еле слышный голос, приобретший низкие нотки, смешался со звуками моего бесконечного рыдания.

— Ты. Будешь. Жить. Ясно?! И не смей говорить обратное! Просто слушай меня и делай так, как…

— … спой мне, — попросил он, перемещая мои кровавые дрожащие ладони к своим щекам.

— Что?..

— Спой мне, — повторил Доусон. Его грудь дернулась — кровь продолжала пачкать куртку и футболку. Мои силы остановить это безумие были бы слишком малы, если учесть тот факт, что никто, тем более, не желал помогать. Никто. Абсолютно.

— Не могу, — всхлипнула, лихорадочно наблюдая за движением его стекленеющих глаз. Я знала, что именно просил исполнить Доусон — нашу песню. Ту самую, что я слышала чуть ли не каждый день из его уст. Он воспроизводил ее тогда, когда мне было страшно, или я не могла сомкнуть глаз по каким-то обстоятельствам. А теперь… Доусон просит, чтобы я ее спела. И не потому, чтобы избавиться от страха, а — уснуть, чего ему явно не могла позволить. Только не сейчас…

— Прошу, Малышка. — Он выжидающе смотрел на меня и — не знаю — то ли осознание того, что это наш последний шанс, когда мы находимся вместе, то ли потребность даровать ему свой голос до самого конца, подтолкнули меня все-таки исполнить… последнюю его просьбу.

Рыдая, я склонила голову к его груди — угасающее биение сердца заставило плакать сильнее, и Доусон, зарывшись рукой в моих волосах, нежно поцеловал меня в затылок.

Я уйду туда, где есть свет.

Прогоню всю тьму и рассею горе.

Я уйду туда, где зла нет,

Где бушует жизнь, и колышет море…

Я разрушу то, что мешало мне

Обрести покой и развеять грезы…

Я сжала ткань его футболки и зажмурилась, произнося следующие, царапающие душу слова:

Я приду и к тебе во сне,

Чтобы обнять и вытереть слезы.

Я сокрою нас от бурь и тьмы:

В доме нашем не поглянет беда.

И прижму тебя ближе к себе,

Чтобы быть рядом всегда.

Мне не хотелось открывать глаза и снова окунаться в жестокую, беспощадную реальность, которая любит пытать и испытывать людей на прочность, но пришлось это сделать через силу, когда Доусон прошелестел, сжимая мою ладонь:

— Я люблю тебя, Малышка. Всегда.

Последнее, что я увидела, это как голубые глаза, дарившие мне тепло и радость, тускнеют, а предсмертная улыбка — печальная, проникновенная — охватывает его побледневшие губы. Вскоре и она пропадает, а стеклянный взор замирает на мне после прервавшегося вдоха…

Подняв голову, я закрыла рот кровавой ладошкой, а затем приложила другую руку к его груди — глупо было проверять, стучит ли его сердце, ведь… все уже кончено.

Биения нет.

Ничего не вернуть.

Доусон погиб.

Погиб…