Шляпница-герцогиня

Глава 1

Бал шумел и кружился, подстегивая ранний летний рассвет. По огромным залам дворца и лестницам, похожим на творения Растрелли, широкой рекой сновали люди: мужчины в смокингах и мундирах, дамы в ослепительных платьях и изысканных головных уборах. Надо бы их запомнить, в работе пригодится. В центре танцевального зала стояла смутно знакомая красавица и внимательно слушала мужчину в военной форме. «Пограничник» - почему-то подумала я. Речь явно шла о чем-то личном, слишком уж подчеркнуто деловыми были их лица, слишком близко находились тела и слишком маняще белело декольте у дамы. Где же я могла ее видеть? Сосредоточилась, вспоминая, но в голову ничего не приходило. Тем более, что хорошо рассмотреть красавицу не получалось – верхнюю часть лица скрывала низкая посадка шляпки. Перевела взгляд на мужчину. Вот он мне был совершенно не знаком. И жаль, потому что познакомиться стоило. Высокий, косая сажень в плечах, стройный брюнет, с пронзительными чайными глазами, он мне напоминал испанских идальго, ну, как я их себе представляла. Ему бы еще шпагу на пояс да гитару в руки.

  В это время мужчина посмотрел прямо в мою сторону, и я, испугавшись, что проникла на бал зайцем, попятилась назад. Споткнувшись обо что-то, (я не неуклюжая, просто сзади у меня глаз нет), полетела на пол. Но падала почему-то долго, очень долго и медленно. Казалось, скоро окажусь в Преисподней. От страха закрыла глаза, а когда открыла оказалась на своей кровати, в убогой комнатушке, которую я снимаю в Москве.

  Так, а где дворец? Где бал? Где тот потрясающий пограничник, наконец? Приснилось. Вот где справедливость? Почему только во сне бывают такие мужчины? А наяву вон сосед Серега, алконавт местный, уже буянит за стенкой. И чего это с утра пораньше? Видать, вчера мало оказалось, не догнал.

  Вообще-то такое редко бывает. Наша общага тихая, расположена на самой окраине Москвы, где течет почти деревенская жизнь. Неспешная и безденежная. Безденежная, конечно, плохо, но вот что неспешная… Я ведь сама из небольшого поселка, не привыкла к сутолоке и неспешность мне нравится. Жить здесь неплохо, вот только до работы долго добираться. Впрочем, в Москве всем до работы далеко. В центре живут только те, кто не работает. Как моя тетка.

Нет, про нее я не хочу ничего плохого сказать. Приютила на первое время, работу дала. Платит, правда, мало, но хозяева все такие. Вот и приходится ютиться у черта на куличках. Все бы ничего, да Серега достал, москвич коренной, блин. Свою квартиру пропил, а туда же, «понаехали» говорит. А пару дней назад заявил, что решил меня к себе приблизить. Снизошел, так сказать, к «понаехавшей». Да еще и руки распускать начал. А когда получил по ним, высокомерно заявил, мол, должна ты, дура деревенская, от счастья прыгать, что он обратил на меня внимание. И что сейчас он не в форме, а вот когда поправится, за пренебрежение накажет. Тоже мне, царь-царевич, король-королевич. Да возле него рядом стоять противно, не то что быть в его постели.

  С противоположной стороны от моей комнаты послышался скрип открываемого окна. Еще одна соседка, Фрида Леопольдовна, бывшая актриса, проводила ежеутренний ритуал: с чашкой растворимого кофе стояла у окна и наблюдала за расцветом нового дня. Живущая в нищете из-за сына, проигравшего их квартиру, она пыталась создавать себе маленькие радости, и этот утренний ритуал был одним из них. Добрейшая женщина, она многое знала о московских нравах, и стала для меня проводницей в мир московского быта. Да и перед Серегой пыталась меня защищать. А когда услышала его угрозы, сказала мне:

- Деточка, ты поостереглась бы. Знаю я таких прохиндеев, они на все способны.

Я тогда отмахнулась от этих слов, а зря. Вернувшись вчера после работы увидела сорванную дверь и спящего посреди комнаты Серегу.  Рядом стояла комендантша, особа необъятных размеров, и, сложив один подбородок на второй, а второй на третий, сетовала:

- Боже ж мой, да что ж эта водка с людьми делает. Был человек, а стал дерьмо собачье. Вот жизнь-то поганая.

Я сначала впала в ступор, но после этих слов почему-то разозлилась.

- Чего вы на жизнь грешите-то? Она ему, что ли, водку в рот заливает? Мужику сорок лет, а болтается как отходы в проруби. Его не жалеть надо, а ментов вызвать. Как я теперь спать буду?

- Что ты, что ты, - всполошилась комендантша, - никаких ментов. У нас общежитие пристойное, люди здесь живут порядочные. А ментов один раз позовешь, потом будут каждый день наведываться, всех беспокоить.

- Тогда давайте, делайте мне двери. Есть же у вас рабочие!

- Есть, есть, деточка, щас все сделают по высшему разряду.

Комендантша всколыхнулась на выход.

- И этого порядочного человека с собою заберите!

Она сделала вид что не услышала и потопала дальше словно мифический слонопотам. Телеса ее тряслись так, что стало страшно за общежитие. Вскоре в глубине коридора раздался зычный голос:

- Петя, Федя, где вы там? Работа есть!

Женщине ответили невнятные голоса и все стихло. Я осталась ждать в коридоре у окошка. Фрида Леопольдовна приглашала к себе, но оставлять открытую комнату не хотелось. Не то, что у меня там были какие-то богатства, просто неприятно. Да еще и этот «коренной москвич» вовсю храпит как у себя дома.

  Через полчаса явились рабочие. Были они слегка под мухой, но ничего, инструменты из рук не падали. Споро заменили косяк, повесили дверь на место и поставили новый замок. Собрались уходить, да я вовремя о спящем пьянчуге напомнила. Они помялись, помялись, потом один из них, тощая жердь по имени Федя, промямлил:

- Это… как бы… это… не наше дело. Но если хозяйка, это, даст на лекарство, голову полечить, то мы….

- Понятно.

Пришлось вытащить двести рублей и спонсировать им «лекарства». Мужички взбодрились, взяли горемычного за руки - за ноги и унесли.

И вот сегодня с раннего утра мой вчерашний «гость» горло дерет.  Надо быстро собираться, да на работу. Не то, что боюсь его, просто как привяжется, я и опоздаю. А хозяйка ой как это не любит!

Раскричится, упрекать начнет. А вот это уже не люблю я. Так что надо поспешить. Душ в нашем крыле один, пришлось метнуться электровеником, чтобы успеть первой. Ополоснувшись почти холодной водой (а она у нас всегда такая, для поднятия тонуса), вернулась в комнату и стала собираться. Через четверть часа я уже стояла перед зеркалом и критически себя рассматривала. Да, не красотка. Лицо усталое, осунувшееся, под глазами темные круги. Раньше-то оно было покруглее да порозовее, но за время болезни мамы, а потом и похорон, отощало да подурнело. Вот кто на такую посмотрит? Только алкаш Серега. Волосы хоть неплохие. Да что там неплохие, просто роскошные. Черные, но с красноватым отливом, блестящие, они достигают середины спины. До смерти мамы моя грива и вовсе до ягодиц доставала, но потом я немного подрезала – одной мыть трудно. И хоть я не носила волосы распущенными, убирала в пучок и под шляпку, но выбивавшиеся все время прядки, словно шпионы, доносили окружающим о их красоте. Хвастаюсь? Ну да, хвастаюсь. Я люблю свои волосы. Они выделяют меня в толпе других серых мышек.

Фигура, кстати, тоже ничего. Есть, конечно, что подправить, но в целом пойдет. Смотря что наденешь. Почему-то аляпистые расцветки ее ужасно уродовали. Я поняла это с детства, и всегда носила одежду спокойных тонов. Иногда, как сейчас, жарким московским летом, хотелось надеть цветастый легкий сарафан, с летящей по ветру юбкой, но представив себя в нем, несчастливая особа (вы поняли – я), тут же отказывалась от этой идеи. И теперь в зеркале отражалась девушка в летнем бежевом платье, облегающем фигуру, и соломенной шляпке. Босоножки на среднем каблучке дополняли наряд. В принципе неплохо. Лицо бы только покрасивее, и жить можно. Все, хватит критики, пора бежать.

Взглянула на часы. О, черт, местный автобус через пять минут отходит! Забыв обо всех недовольствах и мечтах, рванула к выходу. Успела в последний момент, со счастливой улыбкой влетела в салон и, отдышавшись, порадовалась, что не придется целых сорок минут ждать следующего. На нашей окраине автобусы ходили редко, вот тогда бы точно опоздала на работу.

  В ателье еще никого не было, только хозяйка стояла на пороге и рассматривала идущих мимо людей подозрительным взглядом. Меня она тоже встретила с неудовольствием.

- Мелания, ты что такая неаккуратная? Платье мятое, волосы торчат. Растрепа, как есть растрепа. Быстро приведи себя в порядок.

Я посмотрела на нее и ничего не сказала. А что говорить, если моя тетка всегда выглядела, как с витрины: волосок к волоску, наряд эффектный. Правда, ей не нужно тащиться в переполненном автобусе, да еще с пересадкой, в соседнем доме живет.

  В туалете ателье быстренько привела волосы в порядок, надела халатик, скрывший мятое платье, и села за зарисовки. Надо было восстановить в памяти виденные во сне фасоны шляпок и разработать технологию их изготовления. Люблю я это время. Когда не пришли еще ни мастера, ни клиенты, когда утренняя прохлада еще не уступила место жаре, когда никто не зудит под руку….

- Мелания, чем занята? – рыкнула рядом тетка. Я вздрогнула. Ну вот, это чтобы жизнь медом не казалась.

 - Придумала фасоны новых шляпок, Изольда Афанасьевна. Вот шаблоны делаю.

- Сколько раз тебе говорить, просто Изольда. Ты что, меня обидеть хочешь?

Еще довольно молодая и стройная, тетка терпеть не могла, когда ее называли по имени-отчеству.

- Что я, старуха, что ли? – рычала она на провинившихся, и ее черные волосы выскакивали из прически и извивались змеями, – Да и как Изольда может быть Афанасьевной? Не сочетается же!

Так что для всех – и сотрудников, и клиентов – она была просто Изольдой. А я никак не могла называть ее только по имени. Привыкла, что в маминой учительской среде все друг друга называют с отчеством, вот и получала всякий раз выговор.

- Простите, - смутилась я, - не ругайтесь, лучше посмотрите эскизы.

О, это хозяйка очень любила! Тут же занялась разглядыванием рисунков, потом удовлетворенно заявила:

- Вот за что я тебя люблю, Мелания, это за твои креативные идеи. И где ты их только берешь?

Ага, так я и сказала! Еще засмеет. Потупилась и скромно произнесла:

- Думаю, размышляю, фантазирую.

- Ладно, ладно, думай дальше. Несколько клиенток уже интересовалось новыми моделями. Надо бы их изготовить побыстрее.

- Что вы, Изольда, побыстрее не получится. Только день уйдет на изготовление шаблонов, на подгонку.

- Делай свои шаблоны, а завтра я дам тебе мастериц в помощь. Три дня тебе на выпуск пробников. Успеешь?

- С помощью успею, спасибо.

- Ну вот, пчелка, трудись.

Хозяйка прошествовала дальше, а я от радости сразу увидела, где допустила ошибку.

  Люблю я это дело – украшать людей. Еще класса с шестого все придумывала что-то, шила наряды, сначала куклам, потом персонажам в школьном драмкружке. Первые платья для школьных вечеринок себе и подружкам придумывала и воплощала в жизнь тоже я. Мама не видела в том вреда, и даже швейную машинку мне купила, шикарную, такой не было ни у кого в поселке. А вот шляпки сначала изготавливать не думала. В старших классах мы с девчонками решили участвовать в школьном конкурсе на звание первой леди, вот тогда и встала проблема головных уборов. Я попробовала и увлеклась. Теперь вот это увлечение стало моим хлебом. А что, моя профессия агронома в Москве не котируется, зато шляпница нарасхват. Сколько раз уж меня пытались переманить в другие ателье, зарплатой соблазняли, но я отказывалась. Неловко перед теткой. Все ж таки единственная родня.

  За работой я не замечала, как помещение наполнилось сотрудниками. Стало шумно и нервно. Кто-то закрыл мне глаза. Как в детском саде, ей богу.

- Сенечка, отвянь, а.

- Ну-у-у, - недовольно протянула наша уборщица, невысокая мужиковатая особа Галина Михайловна Сенина, которую все звали исключительно по прозвищу, - откуда ты всегда знаешь, что это я?

- Да потому, что никому в голову больше не приходит так делать. Сенечка, ты словно в детстве застряла.

Она плаксиво надулась и захлопала ресницами. Мне стало стыдно за свои слова. Обидеть Сенечку, словно у ребенка конфетку отнять. Она и в самом деле была недалекого ума, но крепкая, даже кряжистая, миролюбивая и ласковая, несмотря на неказистое устройство фигуры. А еще эта мужиковатая женщина не помнила зла, старалась всем помочь и с первого дня опекала меня. Поэтому бросив работу поспешила к ней в подсобку.

- Сенечка, прости меня, дуру. Зря тебя обидела. Ты же знаешь, как я не люблю, когда меня отвлекают, вот и ляпнула не подумавши. Прости меня, ладно?

Уборщица не умела долго сердиться, и после моих слов тут же расцвела ослепительной улыбкой. Гадство, какие все-таки боги извращенцы! Им бы одарить этой улыбкой какую-нибудь роковую красотку, а они отдали ее одинокой страшиле. На мгновение осветив лицо и сделав его притягательно-волшебным, затаенный смех Сенечки перешел в обычную гримасу, и она проворчала:

- Ладно, иди уж. А то щас Изольда прилетит, будет новые модели требовать.

- Да она была уже, - отмахнулась я, - дала три дня на выпуск пробников. Времени мало. Ладно, я побежала. И не обижайся на меня. Ты же знаешь, мой язык, мой враг. Бывает, ляпну не подумав, а потом расхлебываю.

- Иди уже иди, стрекоза, - прикрикнула уборщица совсем не страшно, - мне работать надо.

Довольная извинительной миссией, я побежала на свое рабочее место, напевая что-то на незнакомом языке.

  Снова потекли безмятежные минуты творчества. Душа радовалась, азарт и предвкушение пьянили. В таком состоянии мне всегда все удавалось. Но не успела я вновь отрешиться от реальности, как меня снова прервали.

  Возле стола возникло шикарное создание на высоченных каблуках – кузина Эсмеральда. Меня всегда разбирал смех от таких закидонов. Изольда, Эсмеральда – с какого перепугу на русской земле такие нездешние имена? Правда, и мое имя – Мелания – тоже попахивает нездешностью, совсем чуть-чуть, одной буквой, но все же. В прежние времена говорили вместо «И» мягкий знак: Меланья. А теперь оно приобрело налет западности. Но, хвала господу, все-таки не Эсмеральда.  А вот кузине ее имя нравилось, и она всегда недовольно морщила нос, если ее называли Эсми.

  Услышав перестук коготков о столешницу, я вздрогнула, и вынырнула из творческих грез.

- Чего тебе, Эсми?

- Изольда вызывает, - метнув глазами молнию, ответила она.

- А что случилось?

- Какая-то заказчица важная. Хочет говорить лично с тобой. Альбомы с эскизами захвати.

Ну вот, день насмарку. Такие важные вечно приносят с собой проблемы.

- Ладно, сейчас буду, - мученически простонала я и принялась собирать альбомы.

Эсмеральда зацокала каблучками, и мои глаза невольно последовали за ней. Большинство людей провожали кузину взглядом. И не удивительно. Довольно высокая, но очень стройная, я бы даже сказала изящная, с ногами от ушей, она еще и одеваться умела так, что не обратить на нее внимания было невозможно. На лицо не красотка, но общее впечатление просто било под дых.

  Я ей завидовала. Знаю, это плохо, но что есть, то есть. Это мелкое чувство преследовало меня, уничтожало самооценку и гордость. Попытки взглянуть трезво все время разбивались о королевский вид кузины. Конечно, умением создавать образы бог меня не обидел, но вот забыл на это дело денег отсыпать.

  Вздохнув, побежала следом за Эсмеральдой. Хозяйка не любит ждать.

  Клиентка мне сразу не понравилась, уж слишком надменно-брезгливым было ее лицо. И альбом с эскизами она листала так, будто касалась чего-то гадкого, часто стряхивала крупные, унизанные перстнями пальцы, и даже отшатнулась, когда я подошла слишком близко. Потом передернулась вся, и стало понятно, что мы с моими работами грязь у нее под ногами.

  Изольда перед клиенткой вела себя как уж на сковородке, а на меня при малейшем недовольстве важной особы бросала такие взгляды, что даже огонь в пекле замерз бы. А я мило улыбалась, но мысленно желала посетительнице всего того, что она желает другим. И даже не стала показывать альбом с самыми удачными находками. Впрочем, несмотря на свое отношение, снобка сделала заказ, и довольная Изольда меня отпустила.

  Неприятная ситуация выбила из колеи, и работа остановилась. Все попытки что-то сделать заканчивались пшиком. Промаявшись до конца дня, раздраженная, вернулась в общагу, и, чтобы прийти в себя, сразу отправилась в душ.

  Прохладная водичка оказалась тем самым, что нужно было усталому, нервному и убитому жарой человеку. Зажмурившись, я стояла под струями и блаженствовала. Постепенно из сердца уходила горечь, мир снова окрасился в яркие краски. Намылившись, почувствовала запах перегара. Как, я же закрывалась на крючок?! Повернулась к двери, но ничего рассмотреть не успела. Одна грубая лапища попыталась закрыть мне рот, другая схватила руку и загнула ее за спину. Боже, как больно! Из глаз брызнули слезы. Мыло, вода, а теперь и слезы закрывали обзор, и я никак не могла понять, кто это.

- Пусти! Гад, отпусти меня! – зубы попытались вгрызться в ладонь мужика, но тот успел ее отдернуть.

- Ага, щас, - пьянчуга заржал, - радуйся, деревня, такой мужик тебя хочет. Ты, небось, еще целенькая. Меня ждала, да? Еще бы, коренной москвич. Все вы, лимита, москвичей ловите.

Только тут до меня дошло, что это мой сосед. Что? Этот урод перешел от слов к делу? Бешенство ударило в голову, и я зарычала. Серега даже отпрянул сначала, но вот руку не отпустил, а другую попытался просунуть мне между ног. И хоть сорокалетний мужик был изначально сильнее, сдаваться я не собиралась. В дело пошли зубы и ногти свободной руки. Нижние конечности пускать в дело не решалась, боялась поскользнуться и упасть.

Насильнику приходилось туго, мокрое тело было скользким, но ему все же удалось привалить меня к стенке. Сопротивляться выходило все хуже, оставалось только сыпать ругательствами да вопить. Но это не трогало соседа. Я запаниковала. Неужели у него все получится? Не то, чтобы я так уж держалась за девственность, но отдать ее местному алкашу было чертовски обидно. Да и не так я представляла свой первый раз. Поэтому оставалось единственное, и оно не заставило себя ждать. Рыдания вырвались из горла, но моя рука поднялась на уровень головы, чтобы выплеснуть мысленный приказ, но тут господь, видно, решил, что с меня хватит. Насильника вдруг отбросило от меня неведомой силой и впечатало в стену. Он обмяк и потерял сознание. А я завыла от боли в вывернутой руке.

  Не сразу поняла, что произошло. Только когда странные ботинки остановились у моих ног, догадалась, что это мой спаситель. На плечи опустилось полотенце. Всхлипывая, едва прикрылась им, подняла глаза и обалдела: на меня смотрел мужчина из сна, тот самый «пограничник».

Ой, мамочки, как же он хорош! Боль в руке мгновенно прошла, слезы тоже канули в Лету. Я стояла, глупо хлопая ресницами, и растекаясь лужицей у ног божества. Ей богу, во сне он не был так хорош. Пригрезился он мне в военной форме, сейчас же одежда состояла из обычных джинсов и майки, а вот обувь была похожа на берцы, изготовленные из шкуры какого-то экзотического животного. К слову сказать, обувь меня мало интересовала, куда приятнее было разглядывать крепкое тренированное тело, практически не скрываемое одеждой.

    Молчание затягивалось, мужчина нарушил его первый. Он сказал что-то на незнакомом языке, но я почему-то поняла. Не зная, как реагировать на внезапную понятливость, продолжала стоять истуканом. Спаситель, видимо, решил, что я тупая и повторил по-русски.

- Как вы себя чувствуете? – легкий акцент выдавал иностранца. Иностранцы в нашей общаге? Странно, откуда бы? А может он в гости пришел к кому-то?

Внезапно осознав, что так и не ответила, прохрипела:

- Спасибо. Вашими молитвами. Вот только рука…

Этот небожитель нахмурился, взял мою руку и начал водить над ней ладонью. Тьфу, ты, экстрасенс иностранного разлива! Хотела возмутиться, но в это время он нажал на особо болезненную точку, и вместо грубых слов из груди вырвался стон. Незнакомец положил ладонь на центр боли и начал что-то шептать. Я попыталась отдернуть конечность, но он держал крепко. Оставалось надеяться, что мужчина ничего плохого мне не сделает. Иначе, зачем спасал?

  Между тем, под ладонью странного врачевателя становилось все теплее, теплее, боль уходила, а когда он отпустил меня, я не поверила глазам. Травмированная рука стала здоровой, и даже напоминания о боли не осталось.

- Спасибо, - прошептала я, неверующе осматривая любимую конечность.

- Не за что. Вас проводить в комнату?

- Благодарю, - сердце предательски дрогнуло: бог в моей комнате! Но я тут же взяла себя в руки:

- Провожать не стоит. Сама дойду. А этот – кивнула в сторону лежащего без сознания Сереги, - оклемается?

- Не волнуйтесь, с ним все будет хорошо. Но насильничать больше не сможет.

- Хм, вы что, ему хозяйство оторвали?

Представила это и стало смешно. Губы невольно скривились в улыбке.

- Нет, - мужчина тоже развеселился, - хотя стоило бы. Просто я ему немного мозги подправил. Он теперь и пить не будет.

- Здорово. Может так и человеком станет. Жаль только не узнает, благодаря кому.

Мой спаситель фыркнул и решил попрощаться.

- Ну, я вижу, вы уже пришли в себя. Мне пора. Прощайте.

- До свидания.

Когда я оделась и вышла, его уже и след простыл.

  Весь вечер прошел под впечатлением встречи. Душа то погружалась в мечтания, то переживала, что простого спасибо для спасителя было недостаточно. Но больше всего меня занимал вопрос: увижу ли его когда-нибудь еще? Когда заглянула Фрида Леопольдовна, я стояла у зеркала, соображая, что нужно сделать с внешностью, чтобы в следующую встречу поразить незнакомца в сердце, печень, почки и еще куда-нибудь, чтобы он никуда от меня не смог деться. Услышав, как открывается дверь, вздрогнула. Мелькнула мысль, что это опять Серега. Оборачивалась со страхом. Увидев соседку, облегченно вздохнула.

  Фрида Леопольдовна выглядела больной и помятой. Последнее было совсем на нее не похоже. Несмотря на нищету, она всегда за собой ухаживала, и я встревожилась.

- Фрида Леопольдовна, миленькая моя, что с вами? Вы не заболели?

- Можно пройти?

- Конечно, конечно, проходите, - засуетилась я, - сейчас чаю поставлю, у меня вафли есть, по сумерничаем.

  Пожилая актриса, тяжело опираясь на палку, прошла внутрь и устроилась на единственном стуле. Накрывая на стол, я поглядывала на ее склоненную фигуру, в которой чудилось беспросветное отчаяние. Все приготовив, пододвинула стол к дивану, служившему мне кроватью, и попросила гостью пересесть. Пристроив стул напротив соседки, разлила чай, села и посмотрела на женщину.

- Так что случилось, Фрида Леопольдовна? На вас лица нет.

Старалась на нее не давить, голос звучал мягко и участливо, но в нем ощущались твердость и настойчивость. Этот прием я переняла у мамы, так она разговаривала со своими учениками и всегда добивалась поставленных целей. Не знаю, как с точки зрения психологии, но практика показывала, что прием весьма эффективный. Вот и теперь соседка немного помялась, потом начала говорить.

- Все этот оболтус мой…. Вчера приходил, забрал почти всю пенсию. Плакал, что надо отдать долг, а то его убьют.

- Зачем же вы даете ему деньги?

- Ну, милочка, не могу же я с ним драться!

Голос пожилой женщины зазвенел возмущением. Королева оскорбилась. Я покачала головой. Драться, видите ли, западло, а сидеть на голодном пайке до пенсии самое то. Но говорить ничего не стала. Кто я такая, чтобы судить, тем более, что гостья добавила:

- Это же мой сын.

Голос дрогнул, осекся, в нем послышались слезы. Я кинулась к ней и порывисто обняла.

- Фридочка Леопольдовна, миленькая моя, не плачьте. Лучше чай пейте, а то остыл.

Она кивнула и взялась за чашку. Некоторое время мы молчали, лишь когда соседка успокоилась, я снова спросила:

- Это ведь не все? Сегодня еще что-то произошло?

- Вы правы, - печально протянула гостья, - сегодня приходил один человек, грозный такой, мышцы у него как мои две руки. Он сказал, что сын долг не отдал и теперь ему грозит наказание. Не знаю какое, но боюсь, что моему мальчику не поздоровится. А у меня нет денег, чтобы ему помочь.

У меня внутри все вскипело.

- Фрида Леопольдовна, да очнитесь вы! Сколько можно ему все прощать? Мальчик! Скоро сорок, а все мальчик. О себе подумайте!

- Милочка, вы не понимаете, - гостья опустила голову и тихо добавила:

- Он больной человек, игроман. И это я виновата. Все работа да работа, а с ним была мало. Не додала ему материнской любви.

  Чуть не свалилась со стула. Конечно, в жизни всякое бывает, но вот не верится мне, что соседка пренебрегала своими родительскими обязанностями из-за работы. Сколько людей работают день и ночь, а их дети вырастают приличными людьми. Я помню сколько работала мама. Школа отнимала у нее и время, и силы, но я всегда знала, что она меня любит. А тут…. Может сынок ее попрекает? Впрочем, пусть сами разбираются. Гораздо интереснее мне показалось другое. Слова Фриды Леопольдовны о том, что к ней приходил мужчина. Сердце замерло.

- Прости, что спрашиваю, - вы говорили, к вам приходил мужчина. Когда это было?

- Да…, часа три назад.

Подходит. Неужели он? Мой бог связан с криминалом? Мне стало нехорошо.

- Девочка, что с вами? Вы побледнели.

- Нет, ничего. Просто представила, как вам было страшно.

- Увы, я свое уже отбоялась.

- Вы не испугались? Скажите, а как выглядел этот мужчина? Такой высокий, широкоплечий, стройный?

- Широкоплечий, да, но не высокий. На шкаф похож. Да, точно, шкаф.

Никогда не думала, что облегчение может быть таким оглушительным. Казалось, даже ноги лишились костей, если бы пришлось встать, непременно бы упала. Слава тебе, господи, слава вам все боги прошлого и будущего! Не он. Силы мгновенно покинули меня, захотелось спать. Осталось только выпроводить гостью.

- Фрида Леопольдовна, вы простите меня, если я покажусь вам эгоисткой. У меня нет детей, может поэтому я не могу понять вашей ситуации. Но я твердо знаю, чему быть, того не миновать, а значит нельзя все принимать близко к сердцу. Ваш сын взрослый, пусть он живет своей жизнью, пусть делает ошибки и отвечает за них сам. Позвольте ему это. Вспомните, разве у вас не было проблем? Но вы справились. Может и он справится.

  Помолчали. Соседка мешала ложечкой воздух в стакане, о чем-то сосредоточенно думая. Потом посмотрела на меня и скривила губы в чуть грустной улыбке.

- Спасибо вам, Мелания. Пойду я. Устала что-то.

Она тяжело поднялась и шаркая ногами пошла к двери. Показалось, что гостья постарела. Сразу лет на десять. Это была уже не та пожилая, но статная женщина, а древняя старуха.

  Закрыв за ней дверь, я мгновенно отключилась.