На площади у выхода из метро собралась толпа зевак. "Или машина въехала в фонарный столб, или кого-то наказывают, - подумал Сергей, - Людям почему-то всегда нравится смотреть на чужое горе".
Он оказался прав: двое шкафообразных рэкетиров готовились выпороть молодую девушку, очевидно торговку цветами, за то, что она отказалась платить. Девушка была очень красива, и настолько походила на девушку из метро, что Сергею вдруг показалось, что это все та же самая девушка. Один из бандитов раздевал провинившуюся, жертва не сопротивлялась, а только все время повторяла, что она только что пришла, и денег у нее нет, а как наторгует, то она отдаст, а второй мочил в ведре какие-то длинные прутья.
Первый, раздев девушку до гола, заставил ее лечь животом на прилавок и спокойно, не спеша, привязал ее ноги и руки к стойкам, затем подошел второй и экзекуция началась.
Сергей видел все это, разумеется, далеко не в первый раз и, казалось, уже должен был бы привыкнуть, но, наверное, есть вещи, к которым привыкнуть невозможно.
Вначале девушка молчала, закусив губу, и только вздрагивала в момент удара, но потом, очевидно уже не в силах сдерживаться, стала как-то странно и жалобно подвывать. Сергею невыносимо тяжело было все это видеть и слышать, ему казалось, что это в его обнаженное тело вонзаются гибкие и хлесткие прутья. Он хотел уйти, но не мог, какая-то непонятная сила удерживала его на месте.
"...Преступность достигла такого уровня, что правительство было уже не в состоянии даже делать вид, что борется с ней. Денег на содержание милиции не хватало, и тут вдруг у кого-то возникла блестящая идея - привлечь к поддержанию порядка самих преступников.
Правительство Москвы стало продавать лицензии на поддержание порядка в том или ином районе различным мафиозным группировкам, а деньги вырученные таким способом шли на зарплату сотрудникам милиции. Так, например, Кузьминки купила Люберецкая мафия, центральную часть города поделили между собой азербайджанская и чеченская группировки, Замоскворечье взяли себе долгопрудненские мафиози и так далее.
Надо сказать, что бандиты в деле наведения порядка достигли значительно больших успехов, чем милиция, КГБ и другие службы безопасности вместе взятые. Первое, что сделали рэкетиры - это вновь ввели телесные наказания; причем, делалось это всегда публично и, как правило, при большом скоплении народа. Основным видом воздействия была порка розгами, но применялось также привязывание к позорному столбу и вымазывание в дегте и вываливание в перьях.
Девиц, которые пытались подработать возле интуристовских отелей без специальных лицензий, раздевали, брили наголо и отпускали с миром. Надо сказать, что такая лицензия стоила очень дорого и по карману была только девушкам из зажиточных слоев, а простым жрицам любви оставался только незаконный промысел, и многие рисковали, тем более что бритую девушку брить второй раз бессмысленно, а иностранцам бритые девушки даже нравились, в этом было что-то пикантное, да и стоили они в несколько раз дешевле.
Блатные ввели также и смертную казнь. Они использовали свой традиционный метод - ставили человека ногами в таз, заливали цементом и сбрасывали в реку с моста. Чаще всего для этого использовали Крымский мост.
После введения таких крутых мер, неорганизованная преступность как-то сразу поутихла, ушла на дно, но стычки между мафиозными кланами за сферы влияния, как ни странно, все еще продолжались.
Одной из таких спорных территорий, из-за которой развернулась самая настоящая война между армянской и азербайджанской группировками, стал район Таганской площади, который москвичи прозвали Карабахом. Из-за большой войны почти все армяне и азербайджанцы оставили свои родные места и переселились в Москву, благо, что прописка была отменена как пережиток социализма, но и здесь они не смогли ужиться. Часто по ночам жителей Таганского Карабаха будили пулеметные очереди и глухие взрывы противотанковых мин, а окна освещали зарева пожаров. Жгли коммерческие палатки и магазинчики..."
Экзекуция уже закончилась, девушку развязали, но она все еще продолжала лежать на прилавке, словно выставленный на продажу товар, когда вдруг на площадь выехало две машины: Мерседес и Вольво. Из первой машины выскочило трое человек кавказской национальности с обрезанными автоматами, и принялись поливать очередями в сторону рэкетиров. Толпа бросилась врассыпную, а рэкетиры, даже не успев вытащить пистолеты, упали на землю истекая кровью.
Сергей бросился за прилавок, на котором лежала девушка, и растянулся на земле, используя этот прилавок как естественное прикрытие. И тут что-то мягкое и теплое упало на него, и липкая густая жидкость потекла по его шее за шиворот.
"Это та девушка, - подумал он, - они убили ее!"
Он попытался двинуться, чтобы сбросить тело, но тут услышал шепот почти в самое ухо:
- Тихо, не шевелитесь.
Между тем, дверцы второй машины открылись. Из нее вышел низкорослый пузатый мужчина с пистолетом в руке, подошел к убитым рэкетирам, потрогал их носком ботика и еще по разу выстрелил каждому в голову. Затем все сели в машины, и машины, резко рванув с места, уехали. На площади не осталось ни одной живой души кроме Сергея и девушки.
Девушка осторожно сползла с Сергея на землю и села. Потом она тронула за плечо лежавшего на земле парня:
- Эй, вставай! - сказала она низким, чуть хрипловатым, но приятным голосом, - Они уже уехали.
Сергей поднялся и тоже сел. Девушка смотрела на него спокойно и сосредоточенно. Все левое плечо у нее было в крови.
- Ты ранена? - спросил Лапухов и показал на плечо.
- Нет, кажется, нет! - ответила девушка и принялась рукой вытирать кровь. Он достал из кармана платок и стал помогать ей. Действительно, раны не было, очевидно, это была кровь бандита.
Вытерев кровь, девушка поднялась на ноги:
- Я пойду возьму одежду, она там, - сказала девушка и махнула рукой в сторону площади. Она вышла на площадь, подошла к одному из бандитов, присела рядом с ним на корточки и закрыла ему рукой глаза, посидела так некоторое время, затем поднялась, подошла ко второму и сделала то же самое. Потом она подняла свою одежду и подошла к сидевшему на земле Сергею.
- Я оденусь, - сказала она, и он машинально отвернулся.
- Тебе их жалко? - спросил он.
- Кого?
- Бандитов.
- Знаешь, как в писании сказано? "Прости им господи, ибо не ведают что творят".
- Понятно, - сказал Сергей.
- Что "понятно"? Ничего тебе не понятно! Если бы они могли знать, что их ждет, я думаю, они бы никогда не пошли на это.
- А кто вообще мог знать, что все будет именно так? Вот ты, например, знала?
- Ну, конечно, знала, - сказала она как что-то само собой разумеющееся, и прозвучало это настолько естественно и убедительно, что Сергею не захотелось больше спорить.
- Ну, все, я готова, - сказала она через некоторое время.
Он обернулся: она стояла перед ним в коротенькой юбке и трикотажной кофточке.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Юлия, - просто ответила она, - Ну что, идем?
- Идем, - ответил он. - А куда?
- Ко мне.
- Нет, я не могу. Мне надо быть на работе, я итак уже опоздал.
- Ну что же, раз надо - иди! - сказала она и вытащила из сумочки авторучку. - У тебя записная книжка или бумажка найдется?
- Не знаю, - сказал он и начал рыться в карманах.
- Ладно, не ищи, - сказала Юлия - Давай руку. Он протянул руку, и она прямо на ладони написала ему телефон, который он тут же запомнил.
- Надумаешь, звони! - сказала она и пошла вверх в сторону Садового кольца.