Чон метался по больнице, готовый порвать любого, грозно причитал каждого в непосильном порыве гнева в паре с отчаянием. Он полчаса назад привёз Кима, его из неотложки сразу перенесли в палату, испуганно что-то перештопывая меж собой, но никто не начинал осмотр. К омеге никого не пускали, даже Чона, на все вопросы ответом служили лишь: « Нам законом запрещено оказывать услуги омегам, есть специалисты для этого, нам нужно лишь подождать их » — каждый раз, когда альфа грозно кидался к доктору, хватая за воротник, повторяли ему. Даже его врача не впускали, говоря, что омеги — не их область деятельности, неправильно оказанная помощь может кончиться летальным исходом, что непременно будет караться законом. А Чон истинно уверял, что это их бездействие может у***ь его пару.
— Младший господин, держите себя в руках, либо я прикажу уколоть вам успокоительное, — бесяче - спокойным голосом сообщил главный секретарь папиной компании. Чон знал, зачем тот явился в больницу, если вдруг он удумает устроить переполох на территории госпиталя, сразу же уладить конфликт на месте. Семейная поддержка, блядь. Мелкая, истинно подлая усмешка вырвалось из крепкой груди Гу – Ука.
— Пошёл нахуй, — в ответ прилетела ему, кинутый ему в сердцах. Брюнет ходил вдоль стены, как цепной пёс, охраняя двери палаты, сам лишенный покоя и контроля над действиями. За его каждым шагом внимательно следили люди; его личный доктор, настороженный накалившейся атмосферой, секретарь с охранниками за спиной, словно он динамит или бочка с порохом, просто поднеси спичку, и всем не жить. И если здраво рассудить в их осторожности можно отыскать зерно здравомыслия, то Чон будучи на пределе не разглядел собственные повадки. Единое, что было понятно ему это разрывающее его в клочья волнение и непреодолимый страх за омегу, ни что больше.
И спусковым крючком послужил дикий, душераздирающий, протяжный вопль Кима из недр палаты, такой приглушённый стенами и дверью, но такой всеядный, ломающий последние крупицы разума. Этот крик, наполненный болью, жалостливый, вырвал опору под ногами, и Чон подорвался с места, его действия целиком и полностью происходили по диктовке первобытных инстинктов. Нутро хотело быть рядом с омегой, сознание требовало этого, тело подчинялось внутреннему зову зверя.
Чон открыл дверь, сметал всех на своём пути, слепо шёл к нему.
Видеть плачущего, извивающегося от боли и судорожно сжимающего в кистях простынь больничной койки Кима было невыносимо. Омега, не справляясь с пыткой, мучающей его, кричал до хрипоты, до потери голоса, его тело выгибалось сильно, кости дробило, мышцы прознала невыносимая боль.
Он метался по койке, плакал громко, кричал надрывисто, но всё безрезультатно, ничто не перебивало боль, что рвала его на лоскуты, разрывала мышцы одну за другой беспощадно. Ее величию не было конца и края.
Ворвавшись в палату, Чон остановился, неспособный предпринять что-либо. Ему чудилось будто он снова маленький ребенок неспособный изменить жестокий ход событий.
Он впервые осознал, что это такое боль, он слышал, настолько она могла быть громкой, он видел, настолько она может быть уродливой, и теперь знал, насколько же она сильна, перед ней все равны, не дождаться пощады.
Альфа бы отдал всего себя, лишь бы муки его омеги перестали испытывать его на прочность.
Подкралась неоспоримая, прочная мысль о том, что в мучениях виноват сам Чон. Она прошибла его всего, вырвав судорожный вздох из ставшей резко опалой груди. Гу - Ук сокрушенно, совсем потерянно наблюдал за мечущимся по койке Кима, будто в минуту чистейшей агонии. Что же, черт возьми, он натворил. Снова. Осознание этой горькой истины поэтапно травило внутренности, окрашивало всё в чёрный, убивало и медленно сводило с ума. Гу - Ук не знал, как можно противиться этому, как можно отвертеться, избавиться от этой грязи.
Бой был проигран, белый лоскут возводился высоко над павшей стороной, над руинами чувств и сгоревших эмоций.
Гу - Ук не знал подробностей, но был уверен, омега страдал по его вине. Нет ни подтверждений этой мысли, но и не имелось разъяснений, опровергающих её. И гадкий сиплый голос, шепчущий, что именно Чон, как никто иной, причастен к этому, ломал последние частички, итак, раздробленной надежды.
Боль на запястье усилилась, Чон упал на колени в тот момент, когда в палату ворвалось полдюжины людей в костюмах. Они закружились около койки, где омега продолжал кричать уже изнеможённо, из последних сил, с сорванным голосом.
Чон понял, приехали доктора, которых они ждали. Один из них крикнул и приказал вывести Чона из помещения, остальные принялись выполнять приказ. Альфа хотел сопротивляться, но силы вдруг исчезли, всё вокруг напоминало огромный комок неразберихи. Голоса превратились в неразборчивый гул, суетливые силуэты докторов плыли перед взором. Его, словно куклу, вывели из палаты. Гу - Ук почти на недержащих ногах дошёл до ближайшей стены и обессиленно скатился по ней вниз.
Приступ настиг его в самый неподходящий момент. Он всегда настегал брюнета в самый неподходящий момент, но сейчас Гу - Ук был поистине разочарован в себе.
Лёгкие сжались, дружно перестали пропускать кислород, в котором так сильно нуждался брюнет. Он откинул голову назад, не слушающимися руками расстегнул верхние пуговки рубашки, промычал что-то, то ли просил помощь, то ли бредил.
Он должен быть рядом с Кимом, должен стать опорой, помочь, взять боль на себя, но никак таким жалким образом не подводить, сидя беспомощно на полу, неспособный сделать следующий вздох.
Носоглоточный проход, горло, вслед за ними лёгкие за считанные секунды начали гореть синем пламенем, перед глазами всё плыло медленным потоком, конечности почти не ощущались. Губы альфы окрасились в синий, лицо побледнело, сердце, бьющееся до этого как в агонии, замедлило свои удары, грудная клетка почти не двигалась.
— Господин… Господин, вы меня слышите? — кричал подлетевший доктор. Лицо Чон так и не разглядел, хотя док сидел прямо перед ним, лицом к лицу, голос был отдалённо знакомым, но слишком приглушённым, чтобы распознать владельца. — Вы меня слышите? — повторил вопрос мужчина и, получив неуверенный кивок, продолжил. — Я сейчас буду вводить вам инъекцию, она поможет удалить дыхательную недостаточность, — после этих слов Чон уверен, перед ним его личный врач. Такое происходило не раз, Гу - Ук может наизусть сказать последующие слова дока или пересказать все этапы приступа. Это происходило бесконечное множество раз, приступы стали частью его самого. Боль от иглы шприца отрезвляла, возвращая в жизнь. — Лекарство уже действует, попробуйте вздохнуть, — диктовал док, а альфа пытался. Долго, упорно, раз за разом он старался разбудить лёгкие, что так не кстати перестали работать. Первый глоток воздуха жгучий, остро царапал внутренние органы, второй не лучше. Со временем брюнет восстановил дыхание, судорожно жадно дышал, пытаясь надышаться. Обеспечить истощённый организм после кислородного голодания слишком болезненно и трудно, Чон знал об этом как никто лучше. Не раз приходилось вот так вот собирать себя самого кусочками.
— Положите его в соседнюю палату, — сказал врач, альфа был против, но что-то выдавить из себя не смог. Язык, конечности, всё тело не слушалось. Когда его подняли, Гу - Ук понял, что крики Кима прекратились, он искренне надеялся, что он не оглох из-за приступа, а действительно с его омегой всё хорошо.
— Что вы себе позволяете? Вы ввели элементарный витаминный комплекс, а что если он умер от острой дыхательной недостаточности? — возникал главврач.
— Это мой пациент, и я волен поступать так, как считаю правильным. Господин Чон физически здоров, а срыв случился из-за психологического давления. Теперь, извините, но мне нужно к нему, эпизод может повториться.
* * *
Как только альфа смог встать на ноги, он пошёл к нему. Отодвинул дверь, прошёл в палату.
На койке спал Ким, его потерявшее естественный цвет лицо временами искажалось в гримасе, в такие моменты Ким сильнее цеплялся за простыни, начинал шевелиться.
Сон не спасал от боли, лишь лишал возможности показывать её.
— Полагаю, Вы и есть альфа пациента? — за спиной Чона возник врач.
— Да. Это я, — бессильно, заставляя заговорить себя, ответил Гу - Ук.
— Нам нужно поговорить, поговорить о многом.
И врач не солгал, после почти полуторачасовой беседы брюнет узнал, что до этого нихера не знал об омегах и о предназначении. Теперь ему известно, что метка на запястье не очередная татуировка, а подтверждение принятия связи, и что внутренний голос ничто не иначе, как зов вдруг проснувшегося альфы, который, в принципе, не должен дремать.
Гу - Ук только теперь, после долгой и муторной беседы, ощутил груз огромной ответственности за жизнь Кима.
Врач почти детально рассказал историю обычной пары, начиная от первой встречи до рождения первого ребёнка. Брюнет понял, что омеги реально таинственная, не до конца изученная часть населения, и теперь страх и отторжения общества стали более-менее понятными.
Омеги действительно смахивали на результат научного опыта, на наказание Божье или на проклятие потусторонних сил. Слишком уж непохожие, оттого и пугающие.
— Насчёт сегодняшнего инцидента, метка появляется, как я уже сказал, тогда, когда пара принимает друг друга. Она, словно тавро, показывает принадлежность одного человека другому, и если кто-то начнёт иметь близость на стороне... — всё дружелюбие врача исчезло, как будто его подменили. Дежурная улыбка спала, взгляд стал жёстче, голос изменился. Мужчина перестал подбирать слова, говорил первое, что на ум придёт. — будет мучиться его пара. И самое омерзительное в данной ситуации, в девяносто девяти процентах это случается с омегами. Из-за таких, как вы, господин Чон, омеги, которым в этом прогнившем мире жить нелегко, испытывают адскую боль, её даже морфий не перебьёт. Вы себе представляете такую боль, что не поддаётся никакому контролю? Так вот, что чувствует ваш омега, когда вы делите свой досуг с кем-то другим. Теперь давайте порассуждаем рационально. Вы приняли омегу, тому доказательством служит имя на вашем запястье, но так опрометчиво изменили, потому сейчас Тэхён мучается. Возникает вопрос: почему вы его приняли, если вы не планировали построить крепкие отношения с ним? — мужчина замолчал, внимательно следя за Чоном, которому было сложно ответить на этот вопрос. — Мне ответ не нужен. Господин Чон, на досуге хорошо подумайте над этим вопросом, — врач встал, поправил пиджак, собираясь уходить. — А теперь мне пора, желаю самого наилучшего, — слишком саркастично выдавил мужчина.
— Док, — окликнул его Чон, он не шевелился, безразличным взглядом смотрел перед собой. — Тут замешан личный мотив, да? Обычно доктора говорят научным языком, а не как вы, — заметил Гу - Ук. — Вы слишком возбуждены. Значит, либо тут что-то личное замешано, либо Тэ... Тэхён в критичном состоянии, я ведь прав? — доктор не спешил отвечать. — Первое меня не интересует, мне важно знать, что с ним
— У меня сын умер из-за своего альфы, и да, если вы не решитесь, Тэхён тоже может так закончить жизнь.