Найду тебя во тьме

3. Циник - это по жизни.

Осондовский микроавтобус въехал во двор многоэтажки новой планировки, о чём говорили огромные окна квартир и невообразимого размера лоджии. Степан тут же засунул в свой старенький «бэг» копию личного дела слепого фотографа и уставился на Ирину Валерьевну Зиганшину, заведующую социальными работниками не только его родного города, но и всего муниципального района целиком. Жизнерадостная пышка с копной ухоженных волос каштанового цвета сверкнула в ответ карими глазами и сказала:

- Приехали, молодой человек!

Машина остановилась, и они с Зиганшиной выбрались в знойное утро. Женщина снова сразила парня своим ростом. Ещё при первой встрече Стёпа только и успел подумать: «Хоббит!», после чего его сразу взяли в оборот. Ирина Валерьевна, облачённая в строгий деловой костюм цвета «бордо» напоила его чаем до бульканья в пузе и за разговором умудрилась не только вывалить на его бедную голову состав разной информации, но и выведать у парня всю подноготную. И вот сейчас с почти материнской заботой посочувствовала:

- Ох, наплачетесь вы с вашим подопечным, Степан.

- Ну, он же не маньяк… - улыбнулся студент. – А вы предупредили его о том, что я буду жить в его доме?

- Не нравится мне такая идея вашего института, - покачала головой заведующая. – Вот сейчас узнаем, согласится ли на это Святослав Львович. Он человек некоторых принципов, так сказать. Замкнулся в себе, и практически ни с кем не общается. Ну, да ничего. Он человек строгий, но порядочный.

- Аж камень с сердца упал, - засмеялся Стёпа. – Приставать не будет!

- Он сторонник добровольных отношений, - серьёзно ответила Зиганшина, странным взглядом глянув на студента. Степан растерянно спросил:

- То есть он…?

- И не скрывает этого, - кивнула женщина. – Потому-то я и была так удивлена, что вы согласились взять на себя труд общения с таким сложным человеком.

Степан пожал плечами:

- Ну, я-то не из таких, во-первых. А во-вторых, вы просто не в курсе, как у нас в институте распределяли студентов по вашим подопечным.

- Это как же? – заинтересовалась Ирина Валерьевна.

- Наугад тянули конверты с именами, - пояснил студент и снова посмотрел на высотку из красного кирпича. На спортивной площадке рядом с парковкой, за оградительной сеткой, носились три пацана и девчонка, гоняя с утра мяч. Школьники предавались каникулам с полным самозабвением. Степан услышал протяжное «хм» и, вздрогнув, обернулся к заведующей, стремительно розовея:

- Ой, простите. Я отвлёкся.

- Ничего страшного, - Зиганшина глянула на циферблат изящных дамских часиков на левой руке и деловито сказала:

- Итак, уже десять. Он нас ждёт. Идёмте, Степан… Как вас по батюшке?

- Аркадьевич, - подсказал студент. – Но, может, не надо? Как-то неловко…

- Неловко, простите за каламбур, когда соседские дети на мужа похожи, - как-то светло и задорно улыбнулась женщина. – А нам надо сразу установить субординацию. И вы, и Святослав Львович друг другу люди совершенно чужие. И я буду обращаться к вам, как и ко всем моим работникам. Ну что, вдохнули и пошли?

Они миновали жаркий двор, расчерченный лоскутными тенями древесных крон, и вошли в подъезд. Лифт, местами уже основательно изрисованный умельцами наскальной живописью, доставил их на пятый этаж, где Ирина Валерьевна без особых раздумий нажала на звонок возле чёрной железной двери, на которой белели цифры, небрежно намазанные белой краской «21». Степан отметил про себя эту странность, а затем из квартиры раздалось жизнерадостное гавканье. Судя по звуку, там была вовсе не мелкая болонка. Стёпино лицо само собой растянулось в радостной улыбке. Похоже, это та самая Фишка, поводырь Бехтерева. Уж с ней-то парень рассчитывал найти общий язык сразу. Всю свою недолгую жизнь он знал, что одного его появления на горизонте хватало, чтобы у собаки начался приступ безудержной заботы о нём, любимом и единственном. Это был какой-то неведомый магнетизм, заставлявший здоровенных дрессированных зверюг прыгать вокруг студента, а то и начать охранять. Однажды даже рассерженный поведением питомца хозяин одного такого спятившего волкодава с руганью набросился на Степана, так псина просто стала курсировать между хозяином и гостем, сознательно препятствуя первому добраться до второго. Уже потом обалдевший владелец медалиста позвонил и растерянно рассказал, что после ухода Степана всё сразу встало на место, словно и не было этого приступа щенячьего благодушия. На что Морзе лишь пожал плечами и попытался хоть как-то успокоить человека.

В двери лязгнул замок, и на площадку тут же высунулся чёрный нос крупной собаки. Ирина Валерьевна ласково поприветствовала напарницу фотографа:

- Наше высочество завтракала? Ты ж моя красавица.

Она, не особо наклоняясь, потрепала уши чёрной Фишки, а та с огромным любопытством уставилась на студента. Степан уже хотел присесть и поздороваться с собакой, когда та вздёрнула верхнюю губу, показывая мощные клыки, и издала горловой рык. Любопытство из чёрных глаз пропало напрочь. Зиганшина даже отдёрнула руку от головы лабрадорши, чуть ли не со страхом глядя на собаку. Из квартиры раздался хрипловатый баритон:

- Фишка, что ещё за фокусы? Носками накормлю! Фу!

Лохматый поводырь тут же послушно спрятал клыки и нехотя убрался с дороги. Дверь квартиры распахнулась во всю ширь, направленная мужской рукой. Степан посмотрел на хозяина квартиры. Перед студентом стоял мужчина лет под тридцать, выше его на голову, с растрёпанными светлыми волосами и лёгким недоумением на узком аристократическом лице. Серые с зелёными прожилками глаза смотрели , казалось, прямо на Степана. Не знай студент, что Бехтерев слеп, никогда не подумал бы, что эти глаза, пронзительные и чистые, могут не видеть окружающего мира. Худощавый блондин был одет в строгий серый костюм, под пиджаком – голубая рубашка с незастёгнутым воротником. Завершающий аккордом облика Святослава стали домашние тапочки, мягкие, с бобровыми мордами – жёлтые махровые зубы почти касались пола. Степан уставился на лицо своего будущего подопечного, выхватывая мелочи его внешности: высокий лоб, тонкие светлые брови, узкий нос с подрагивающими крыльями, чуть припухлые бледные губы, аккуратный подбородок… Ощущение тонкости лица не проходило. На миг Степану показалось, что Бехтерев его всё-таки видит. Святослав Львович моргнул в повисшей тишине и спросил:

- Ирина Валерьевна, я так полагаю?

- Правильно полагаете, господин Бехтерев, - отмерла Зиганшина. – Мы можем пройти?

- Разумеется, - бывший фотограф шагнул в сторону, освобождая проход. Заведующая вошла в квартиру, поманив за собой студента. Степан проскользнул мимо хозяина апартаментов и остановился в большой тёмной прихожей. Пребывавшая здесь же Фишка снова рыкнула и степенно удалилась, поглядывая на гостей. Входная дверь снова лязгнула, отрезая внешний мир. Ирина Валерьевна хозяйским жестом включила в коридоре свет. На щелчок тут же отреагировал владелец квартиры:

- Вы думаете, поможет?

Степан вновь посмотрел на Бехтерева. Лицо Святослава показалось ему одухотворённым высокой идеей. Что мужчина и продемонстрировал, продолжив фразу:

- Во тьме невежества и прожектор не поможет. А вдруг лампочка перегорит?

- Ничего, - ответила Зиганшина, - мы попросим вас её поменять.

Странный разговор озадачил Степана. Заметив это, женщина спохватилась и сказала:

- Кстати, Святослав Львович! Позвольте представить вам вашего нового социального работника…

- Весьма кстати, - не дал ей договорить Бехтерев, - что решили нас познакомить, наконец. А то скользнула мышка в норку и притаилась. Да вы дышите, дышите! Не стесняйтесь.

Степан, к которому относились последние слова, понял, что действительно затаил дыхание. Он медленно выдохнул и сказал:

- Очень приятно, Святослав Львович. Я Степан Мороз.

Слегка прищуренные глаза бывшего фотографа распахнулись при звуках голоса студента. Бехтерев криво улыбнулся и спросил:

- Приятная неожиданность, надо сказать. Вам сколько лет, юноша?

- Ему девятнадцать, - вклинилась Зиганшина. – Пойдёмте в зал, и я вам всё расскажу. Вчера опустила, так сказать, некоторые подробности.

- Чёрт, - протянул Бехтерев. – И тут всё законно. Обидно…

Степан непонимающе глянул на заведующую, а та слегка развела руками. Хозяин квартиры прошёл мимо студента уверенной походкой. Лишь перед проходом в зал он на миг остановился, коснулся правой рукой стены и пропал из поля зрения Степана. Студент поспешно разулся и прошёл следом. Ирина Валерьевна вошла в огромный зал последней. Студент ошарашено замер на пороге. Их хрущёвка не шла ни в какое сравнения с этой роскошью. Светлый ламинат на полу, кожаные кресла, стеклянный журнальный столик, набор полок и этажерок ручной работы – всё кричало о достатке хозяина. Студент тихо выдохнул:

- Вот это да…

- Слышу, вам понравилась моя избушка, - раздался голос Бехтерева со стороны кухни. – Располагайтесь, молодой человек. Я сейчас.

Заведующая с видом хозяйки расположилась в одном из роскошных кресел и помахала Степану, призывая последовать её примеру. Свет из огромного панорамного окна заливал помещение белой солнечной теплотой. Степан пробежался взглядом по стенам зала и словно споткнулся. Первая же фотография довольно большого размера, расположившаяся почти напротив него, заставила парня покраснеть и отвести глаза. Чёрно-белое изображение обнажённого парня, снятого со спины на фоне туманного утреннего города, отпечаталось в сознании. Только сейчас студент по-настоящему понял, кого ему предстоит опекать. Он почувствовал некую раздвоенность. Никогда не одобрял однополых отношений. И то, что Бехтерев оказался геем, поначалу даже заставило задуматься о том, чтобы отказаться от такого подопечного. Но тут… Судя по всему, парень (не мужчина, решил про себя довольный студент, у которого это слово ассоциировалось с возрастом за сорок) очень не прост. Тем интереснее будет общаться. Степан посмотрел на вторую фотографию, а точнее – отпечатанный скрин с титульной обложки журнала. Под знакомым названием красовалась фотография девочки-балерины, отражённой в луже на асфальте.

Стёпа озадаченно поморгал и нахмурился. Это же работа Свата, главного фотографа в любимом журнале матери. Как раз, где-то два года назад, фотограф покинул редколлегию журнала по семейным обстоятельствам, о чём вскользь упомянула редактор во вступлении к какому-то номеру. В доме студента половина зала была увешана отрезанными обложками «глянца». В своё время отец даже с облегчением воспринял новость об уходе из журнала этого Свата. Мама действительно с той поры не купила больше ни одного номера. Степан услышал за спиной звяканье посуды, усмехнулся, разворачиваясь, и буквально выхватил из рук Святослава разнос с чашками чая. Бехтерев на миг замер. На его лице тут же проступили красные пятна. А Степан безапелляционно проворчал:

- Давайте, лучше я споткнусь и грациозно рухну под звон бокалов?

Сват фыркнул и, заметно успокаиваясь, спросил, повернув голову в сторону Зиганшиной, наблюдавшей за происходящим в некоторой прострации:

- Какое очаровательное хамство, вам не кажется, Ирина Валерьевна?

- Давайте, всё-таки обсудим некоторые детали, - сказала заведующая городским ОСОНД. Фотограф усмехнулся и прошёл к ближайшему креслу. Степан тут же обратил внимание, что ножки этого предмета интерьера были прочно приделаны к полу. Наверное, крепления остались с той поры, когда Бехтерев учился передвигаться на ощупь. Святослав закинул ногу на ногу, грозно качнув бобром на тапке, и сказал:

- И какие такие подробности вы, так сказать, изволили опустить в нашем последнем разговоре? Надеюсь, они не повесились от огорчения? Или вешаться придётся уже мне, причём сегодня?

- Ваш чёрный юмор почему-то белеет, господин Бехтерев, - невозмутимо ответила женщина. – Так вот, уважаемый Святослав Львович, Степан Аркадьевич у нас практикант, учится на специалиста по социальной работе…

- Да ему уже не надо учиться, - благожелательно перебил Сват. – Из мальчика так и прёт навязчивая забота. И почему я не слышу обещанного звона бокалов?

- Не спешите ёрничать, - недовольно сказала Зиганшина. – У них в институте своя методика практики. И я хочу, чтобы вы согласились помочь юноше. Но сначала три момента.

- Давайте, спускайте уже вашего Змея Горыныча откровений, - милостиво кивнул бывший фотограф. Ирина Валерьевна молча погрозила в его сторону кулачком и виновато глянула на студента, едва не уронившего челюсть. Она улыбнулась и продолжила:

- Первое, оплату социальных услуг на время практики берёт на себя Государственный Институт Социальных Технологий.

На этой фразе к Степану подкралась Фишка, шумно обнюхала ногу и вежливо ухватила пастью за ногу. Студент похолодел. Лабрадор – это вам не пекинес. Если грызанёт, мало не покажется. Но псятина лишь уверенно потащила студента за ногу до кресла, стоявшего рядом с тем, в котором угнездился Сват. Степан облегчённо бухнулся в кожаные объятия мебели и рискнул протянуть собаке руку. Фишка недовольно отвернула голову, снова рождая в груди недовольный клёкот. Парень тут же убрал ладонь от греха подальше. С его точки зрения, собака вела себя очень странно. Судя по выражениям недоумения, появившихся на лицах Бехтерева и Зиганшиной, они думали о том же самом. Когда Фишка бодро уцокала в сторону кухни, Сват вернул всех в реальность:

- Первая голова не вопрос. Мне как-то до лунного зайца такие тонкости, Ирина Валерьевна. Вы же знаете, финансы для меня не проблема.

Он хохотнул и добавил:

- Даже если Любочка всё-таки сотворит чудо чудное и оттяпает часть моих кощеевых чахликов.

Зиганшина неодобрительно сверкнула глазами. Стёпа же стал припоминать, кто такая эта Любочка, и с чем её едят в этом доме. Точно, это же бывшая жена фотографа, которая бросила инвалида, поняв, что тот больше не сможет работать. Похоже, ей нужны были от парня только деньги и его растущая слава… Интересно, а как это гей вообще умудрился жениться? Ирина Валерьевна продолжила:

- Второй момент сложнее. По контракту, Степан будет обслуживать вас две недели. И при этом жить он будет у вас.

Бехтерев чуть не подскочил, а потом его лицо словно оплыло, настолько оно стало усталым и злым. Сват резко проговорил:

- Вы так уверены, что я соглашусь с этим условием?

- А что не так? – буркнул Степан, совершенно не ожидавший такой реакции на слова заведующей.

- Всё не так, - отрезал Святослав. – Здесь живу только я. Разве не положено, чтобы соцработник посещал клиента не больше двух раз в неделю?

- Вы правы, Святослав Львович, - ответила заведующая. – Но этот пункт обязателен. Давайте договоримся так… Степан проведёт у вас ровно сутки. И только после этого вы примете решение.

Морзэ с уважением глянул на женщину. Похоже, та действительно знала, к кому из своих подопечных как подойти. Потому что Сват задумался. На его лице появилась ехидная ухмылка, и он сказал:

- А вы не боитесь, что я не сдержу своих, так сказать, интересов?

- Степан у нас мальчик крепкий, отобьётся, думаю, - улыбнулась Зиганшина. – И это третий вопрос. Если вы, Святослав Львович, попробуете учинить что-то в таком духе, я за себя не отвечаю.

- Серьёзный аргумент, - протянул Сват и снова расслабился в кресле. Степан поморщился. Он никогда особо не любил таких вот, афиширующих свою «инаковость» направо и налево. Словно почувствовав перемену в настроении студента, Сват проговорил:

- А знаете, мой генерал, я передумал.

Зиганшина и Стёпа переглянулись. Бехтерев же продолжил:

- Пусть живёт. Первая практика очень важна в выбранной профессии. И я помогу парню понять, что он принял неправильное решение.

В залитой солнечным светом квартире его голос прозвучал так, словно изморозь на зимнем окне ожила и дохнула своей стылой сутью на Степана. Студент поджал губы, глядя на невозмутимое лицо своего первого клиента. До него вдруг дошло, что человек, сидевший в соседнем кресле, давно и безнадёжно зарос скорлупой цинизма. Это был вызов. Степан улыбнулся, встал с кресла, подошёл к Бехтереву и едва слышно прошептал:

- Спасибо, что согласились. Думаю, мы поладим.

Сват обернулся на голос. На его лице словно отпечаталась злая усмешка. Похоже, фотограф понял, что вызов принят.