Только тёмные сердца

ГЛАВА 1

ДЖОРЕЛ

Наши дни

Я летаю.

Парю над землей, как сокол.

Нет, черт, я орел.

Охренеть.

— Майки! Поднимай свою задницу. — В мой охренительный сон грубо врывается голос Холла.

Мне не сразу удается понять, что это противное и долгое мычание мой стон. Я поднимаю веки, на которых, кажется, лежит бетон, и пытаюсь сконцентрироваться. Расплывчатые силуэты постепенно приобретают форму. Первое что я вижу, это футболку университетской команды Кроуна по футболу. Орел с распростертыми крыльями, а по крыльям струятся рыжие локоны.

Линдси стоит напротив дивана в футболке Клэя и с легкой ухмылкой смотрит прямо на меня.

— О, не смотри на меня, кошечка, — я издаю стон и не узнаю свой хриплый голос. — Наверняка, я самое настоящее…

— Дерьмо, — заканчивает за меня Линдси.

— Я хотел сказать «лапочка», — парируя я.

Линдси фыркает и проходит на кухню, откуда доносится свежий запах кофе и голоса моих друзей.

Вчера вернулся Арчи. Он часть нашей тусовки и последние несколько месяцев его носило черт знает где.

— Майки, ты серьезно? Зачем вчера ты расхреначил гитару? Ты обкурился что ли? — Клэй стоит на лестнице в одних шортах и скалится.

— Пара косяков, — бормочу я и с трудом поднимаю свое тело.

Клэй бьет меня по плечу и качает головой. Вот придурок. Когда это он стал таким правильным?

Хотя, о чем это я? Вчера он голышом нырял с крыши гаража в бассейн, пока Линдси на спор глотала шоты текилы. Эти ребята тоже умеют тусоваться. Вот только моя комната находится по соседству этих двоих. Как правило: пьяный секс – самый громкий.

— Моя ты душка. — Холл треплет меня за щеки, когда я вхожу на кухню.

— Отвали, — хриплю я, и все начинают ржать. — Боже, потише.

Но это слово под запретом в нашем доме. Мы шумно завтракаем, затем парни начинают включать видеоигры, а Клэй и Линдси собираются обратно в Сан-Франциско. К себе домой. Я по-дружески завидую им. Год назад Линдси появилась в Кроуне и снесла всем башню. В том числе и моему лучшему другу Иэну Клэю. Между ними моментально назрело что-то похожее на снежный ком, растущее с каждым днем. Первое время я не верил в чувства лучшего друга к этой девушке, и даже имел совесть обвинять.

Думая об этом сейчас, я задаю себе вопрос: какого черта? Кто я такой, чтобы осуждать? И посмотрите на них сейчас. Чертова парочка безумцев.

— Эй, Майки. — Клэй выходит на веранду заднего двора, где я сижу в кожаном кресле с сигаретой в руках.

Он садится в соседнее кресло и вытягивает длинные ноги в кроссовках.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает он. В его голосе нет и намека на ухмылку.

Мы не впервые попадали в дерьмо, но летом перед выпуском, было что-то нереальное. Мы до сих пор все это перевариваем.

— Наверное, посплю еще немного, — выпуская дым, отвечаю я. — Потом посмотрим.

— Нет, ты не понял. — Клэй смотрит так серьезно, что мне становится не по себе.

— Что?

— Что ты будешь делать дальше?

Даже все еще в пьяном угаре мой разум соображает, о чем речь. Но дело в том, что ни трезвый, ни пьяный я не могу ответить. У меня нет особых планов, но и плыть по течению не собираюсь.

— Просто, — я развожу руки в стороны, — жить. Ничего ведь не изменилось.

Клэй хмурится, внимательно изучая мое лицо.

— Ничего не изменилось? — переспрашивает он.

Я вздыхаю, выпуская новую порцию сигаретного дыма.

— Почти ничего.

Мой друг смотрит впереди себя и едва заметно кивает.

— Изменилось все, — спустя несколько секунд произносит он.

— Ну, у тебя-то уж точно. — Я улыбаюсь, и знакомая ухмылка расплывается на лице Клэя.

— Точно. — Он поднимается на ноги, но я все еще чувствую его пристальный взгляд.

Мне не совсем нравится это внимание. Ну, то есть, мы лучшие друзья и все такое. Мне не плевать на Клэя, как и ему на меня. Но все же я не привык к тому, чтобы обо мне кто-то так заботился или волновался. Кроме мамы, конечно. Наша братская привязанность всегда была негласной, но сейчас… Да, Клэй изменился, определенно.

— Все будет нормально, — небрежно говорю я.

Клэй выпускает смешок.

— Не сомневаюсь. Будешь зависать в студии?

— Ага. Пока ты учишь детишек держать мяч и ждать свою кошечку с занятий, я буду качать треки и зависать с нашей шайкой. — Я ухмыляюсь, задрав подбородок и щурясь от сентябрьского солнца.

Клэй бьет кулаком по моему плечу.

— Буду скучать, чувак.

— Ага. – Я почти ему верю.

Все меняется. Надеюсь, в этот раз к лучшему.

***

Проезжая мимо многочисленных ресторанов и рок-клубов на бульваре Сансет Стрип, я чувствую себя в некой прострации. Словно я там, где должен быть, и в то же время чего-то не хватает.

Сидя на переднем сиденье моего «Доджа нитро», Арчи строчит в своем блокноте тексты и комментирует мне некоторые строчки. Этот парень чертов стихоплет и до чертиков талантлив. До его отъезда мы все свободное время пропадали в одной из старых студий моего отца в западном Голливуде. С недавнего времени ребята снова там собираются, и я планирую тоже вернуться. Колледж позади, клуб «Икс» сожжен дотла, Клэй в Сан-Франциско. Но у меня…

— Вот дерьмо! — Возглас Арчи вырывает меня из раздумий.

Он приподнимается и бросает на кресло свой блокнот. Я смотрю в ту же сторону, что и он. Мы остановились прямо напротив того места, где когда-то стоял сверкающий, и в то же время грубый и пугающий клуб «Икс». Сейчас там просто пустое место, на котором трудится рабочая бригада.

— Как думаешь, что теперь здесь будет? — спрашивает Арчи.

Несколько секунд я изучаю пустое место, затем задумчивое лицо друга. Из-под бейсболки торчат его непослушные темные кудри. Я всегда издевался над ним из-за его шевелюры, которую он наотрез отказывается обстричь.

— Надеюсь, что-нибудь мозговыносящее, — пожимаю плечами.

Арчи фыркает.

— Но не «Икс».

— Не «Икс», — соглашаюсь я.

— Я знаю, где Тайлер.

Мои глаза расширяются.

— Ты серьезно?

Арчи смотрит на меня с выражением полного скептицизма и ловким движением руки подбрасывает в воздух сигарету и ловит ее губами. Я смеюсь, а он сжимает фильтр зубами, прежде чем ответить:

— Я знаю все, детка.

Хороший ответ. Я жму на газ и заканчиваю свою мысль:

… но у меня все еще есть «17:29».

***

МОЛЛИ

Сайдинг небольшого домика между парком Ла-Брея и третьей улицей все такой же бледно-желтый. Рыжеватые подтеки от дождя «украшают» этот дом. Дом, в котором я провела достаточное количество времени, чтобы мой детский разум мог считать это своим гнездом после приюта.

Однажды, когда мне было около шести, я вышла на улицу и обнаружила на обочине заряженный дробовик. Уже тогда я знала, что это такое. Помню, как орала Алиша. Особенно когда я повернула дуло в ее сторону. Даже учитывая, что лихие 70-е и 80-е остались позади, в Комптоне это никого не удивит и сейчас.

После того, как я сбежала из дома, я продолжала жить в Комптоне с Алроем, но до сих пор, моей ноги здесь не было. Возле этого дома. Мне есть куда пойти, но он будет знать. Я хочу залечь на некоторое время. Просто быть здесь, быть рядом.

— Молли?

Я поворачиваю голову на звук хриплого голоса. Алиша стоит, запахивая халат на потрепанном временем крыльце. Она растолстела, ее кудрявые с проседью волосы топорщатся в разные стороны, а изо рта торчит сигарета. Она явно только с постели, ну или у нее крепкое похмелье. Сетчатая дверь за ее спиной громко хлопает, и она вздрагивает. Я молча подхожу к ней и смотрю на ее избороздившее морщинами темное лицо. Вспоминая то время, я не могу сказать, что Алиша была плохой, но то, что моя кожа не была достаточно черной, никогда не давало ей покоя.

— Что ты здесь делаешь? — снова задает она вопрос.

Она рыщет в карманах своего застиранного когда-то голубого халата зажигалку, но я опережаю ее и подношу к ее сигарете огонь. Алиша подкуривает, но не сводит с меня подозрительного взгляда. Такое ощущение, что она сомневается в реальности происходящего.

— Пришла навестить тебя, — отвечаю я и засовываю руки в карманы джинсов.

Алиша выпускает дым изо рта и издает хрипловатый смешок.

— Шутишь?

— Я не шучу.

Она смотрит на меня уже с удивлением. На висках блестят серебряные нити, и неприятный запах из ее рта полностью меня убеждает в том, что Алиша сорвалась.

— Через столько лет? — спрашивает моя бывшая приемная мать.

Я нехотя киваю. Есть причины, по которым я вернулась именно сюда.

— Ты сразу меня узнала. — Я сажусь боком на первую ступеньку крыльца и смотрю на Алишу снизу вверх.

Она щелкает языком и громко вздыхает, обдавая перегаром почти всю улицу.

— Твою белую рожу ни с кем не спутаешь.

Ее расистские замечания давно меня не задевают, точнее я никогда и не заостряла на них внимания. Моя мама была белой, а папа черным. И пусть я никогда их не знала, я горжусь обеими расами, и каждый, кто смел тыкать мне этим в лицо, Алрой вырывал им языки.

Алрой.

Мой дом, моя семья, он – все, что у меня было. И я намерена вернуть свою семью.

— Не думаю, что я пущу тебя в дом, — продолжает возникать Алиша. — У меня два рта, которых нужно кормить и каждое утро отправлять в школу.

— Ты взяла еще? — спрашиваю я.

Алиша морщится.

— Долбаный Фред из центра защиты детей. Эти сопляки нуждались в доме, ну а я в деньгах.

Это в ее духе, я не удивлена.

— У меня есть деньги, — говорю я, глядя на нее.

При слове «деньги» темные глаза Алишы загораются. Но она все еще не верит мне.

— Ты все еще якшаешься с той шайкой?

Я бросаю на нее злобный взгляд.

— Шайкой?

Это пугает ее. Она может язвить, может поливать грязью меня, но называть «шайкой» банду «К» Алроя…. да она бессмертная.

— Ну…— заикается Алиша. — Ты вышла из банды?

Я не подаю виду, что сама напугана и потеряна. Выдавив удовлетворительную улыбку, спокойно отвечаю:

— Не задавай вопросов. Я плачу́ и остаюсь на диване.

— Надолго?

Несколько секунд я раздумываю над ее вопросом. Надолго ли?

Вместо ответа просто пожимаю плечами.

— Главное не задавай вопросов. Ты знаешь, к чему они приведут.

Вконец запуганная Алиша открывает передо мной дверь, и я делаю шаг в пропахший алкоголем, сигаретами и грязным бельем дом. Надеюсь, я не задержусь здесь надолго и верну свою прежнюю жизнь.